Флеминг, клянусь говорить правду, только правду и ничего, кроме правды.
Профессор Дмитрий Дмитриевич Плетнев, которому в застенках Ежова
исполнилось шестьдесят восемь лет, является одним из самых великих
европейских терапевтов. Его гений врачевателя может быть приравнен лишь к
таланту Парацельса. Я встретился с Плетневым на конгрессе в Копенгагене.
Ему удалось избавиться от двух охранников, не отпускавших его своим
вниманием ни на шаг - как-никак кремлевский врач, - и тогда-то он сказал
мне: "Моя родина превращена злым гением Сталина в концентрационный лагерь,
где появились качественно новые психические заболевания, неизвестные
доныне человечеству: люди говорят одно, думают другое, мечтают о третьем;
шизофрения - это раздвоение личности, у нас сейчас личность расщеплена на
три - пять взаимоисключающих особей. Медицина бессильна в лечении этого
страшного социального заболевания. Я уповаю лишь на господа. Если бы я не
принимал клятву Гиппократа, если бы я не был русским аристократом, я бы
отравил Сталина, чтобы избавить мою несчастную родину от чудовища, но я -
человек чести и слова, я выпью до конца ту чашу, которую принуждают пить
мой несчастный, искалеченный и зараженный моральной проказой народ".
Да, бесспорно, процессы, проводимые Сталиным, чудовищны по своей сути, они
имеют такое же отношение к правосудию, как дьявол к ангелу, однако нам
выгодно проявлять определенную политическую гибкость, ибо Сталин раз и
навсегда отмежевался от гитлеровской Германии, обвиняя ленинистов в том,
что они являются агентами гестапо. Следовательно, в случае европейской
конфронтации Сталин и Гитлер будут по разные стороны баррикады, что угодно
интересам Британской империи.
Риббентроп, сим подтверждаю, что представители русского посольства в
Берлине имели три встречи с моими помощниками, заверяя их в том, что
процессы в Москве никак не мешают развитию дружеских межгосударственных
связей. При этом наше внимание было обращено на тот факт, что обвиняемый
Троцкий привлекается к ответственности не только как шпион третьего рейха,
но и как агент британской "Интеллидженс сервис", Раковский обвинен лишь в
английском шпионстве, Шарангович и Гринько - в работе на польскую
разведку. Полагаю, что пропагандистскому аппарату моего друга Геббельса
было бы целесообразно акцентировать, что даже цвет большевистского
правительства признал великую правоту фюрера и пытался содействовать
победе его идей на Востоке. Естественно, Троцкий, Каменев и Зиновьев
одиозны, их имена должны быть исключены из газетных публикаций, тогда как
русские - типа Бухарина и Рыкова - могут стать объектом политической
комбинации, особенно в свете наших долгосрочных задач на Востоке,
гениально сформулированных лучшим другом арийской молодежи, величайшим
корифеем науки, организатором и вдохновителем всех наших побед Адольфом
Гитлером в его историческом труде "Майн кампф". Я бы считал необходимым
использование материалов процессов в нашей прессе в том смысле, что Сталин
наконец вынужден признать сотрудничество Ленина с немецким генштабом и
министерством иностранных дел, начиная с весны семнадцатого. Если мы
поможем Сталину доказать ленинское шпионство на Германию, то Сталин
навсегда станет единственным вождем "большевистской революции", - все
остальные, как оказалось, служили нам. В благодарность за это, полагаю, он
примет целый ряд наших условий и пойдет на далеко идущие соглашения...
убит по его заданию, показал: "В мае тридцать четвертого года при
содействии секретаря Горького Крючкова Макс заболел воспалением легких..."
внутренних дел Союза, считаю своим долгом пояснить следующее: мне не было,
нет и не будет оправданий, хотя все, что я делал, - начиная с отравления
Дзержинского (считают, что ему подали отравленное молоко во время
выступления на объединенном пленуме, а это просто вышла накладка с ядом,
он превратил боржом в жидкость молочного цвета, но менять что-либо было
поздно, стакан уже понесли на трибуну), - я делал по рекомендациям
Сталина. Начиная с конца двадцатых вообще ничего нельзя было сделать без
разрешения нового монарха России - Иосифа Первого... Я вступил в партию в
девятьсот седьмом году... По прошествии двадцати лет, в разгар борьбы
оппозиции против Бухарина, Сталина и Рыкова, я ощутил усталость,
физическую и моральную усталость... Я понимал, что Сталин хочет дать нам,
аппарату, достаток и всепозволенность. Троцкий же, наоборот, призывал к
пуританству, революционному аскетизму и самоограничению, требуя покончить
с так называемой "сановной партийностью". Поэтому я сделал свой выбор и
поставил на Кобу. И сказал ему об этом. И он меня спросил: "Но вы
понимаете, что, пока жив Дзержинский, оппозиционеры будут по-прежнему
сидеть в ЦК?" И я ответил, что понимаю. С этой минуты, с двадцать шестого
года, я был в сговоре со Сталиным. Он позволил мне изгнать всех
дзержинцев, превратить ОГПУ, а потом и НКВД в мою личную гвардию,
служившую лишь Сталину. Я ощутил сладкий ужас верховного могущества.
Дважды - особенно после того, как мы провели фальшивое дело меньшевиков, -
меня подмывало убрать Сталина, я понимал, куда он клонит: от процесса
против меньшевиков - к процессу против Троцкого... Но когда он пригласил
меня к себе - маленький, жалкий, раздавленный результатами голосования на
семнадцатом съезде партии - и сказал, что пришло время уходить, но ему
некому передать власть, разве что только мне, после того как я установлю
по отпечаткам пальцев на бюллетенях, кто те триста семьдесят делегатов,
выразивших ему недоверие и проголосовавших за демагога Кирова, - я
дрогнул, ощутив в себе высокий и торжественный холод, предшествующий
восхождению на высший пьедестал власти... "Вы провели меньшевистский
процесс, - говорил мне Сталин, - пригвоздив к столбу позора ренегатов, вы
организовали высылку Троцкого, заклеймили буржуазных спецов Промпартии как
агентов капитализма - кому, как не вам, доложить на Политбюро результаты
расследования? Кому, как не вам, после этого стать членом Политбюро?
этот медный лоб мало чего стоит..."
агент, доносивший все подробности о Буревестнике - не щадил ни на грош
патрона, - написал в сообщении от третьего декабря тридцать четвертого
года: "Горький связывает убийство Кирова с расстрелом Гитлером своих
ближайших друзей Рема и Штрассера - одна режиссура, кончится она провалом,
какого еще не видела история цивилизации". Да, устранение Кирова было
комбинацией, проведенной Сталиным, я не знал подробностей, клянусь
честью... Впрочем, у меня нет чести, я прокаженный...
"Монте-Кристо" постоянно лежит рядом с топчаном, обед я заказываю из нашей
столовой, со следователем я начал сочинять свою роль сразу же после
ареста, по вечерам играю в шахматы с моим заместителем Аграновым, который
заходит в камеру после допросов; два дня у меня жил Радек - его
демонстрировали Бухарину и Рыкову, мол, жив-здоров, трудится на даче под
Ленинградом, пишет очерки по истории империалистической войны под фамилией
Палевский... А вообще я не знаю, как бы развивались события, не поддайся я
маниакальной торопливости Сталина...
истерически-неуправляемым, повторяя ежедневно: "Когда начнется процесс по
Каменеву и Зиновьеву с Пятаковым и Радеком?" Я проклинаю тот день, когда
подарил ему переплетенные тома записанных разговоров о нем, Сталине, между
Каменевым, Вавиловым, Зиновьевым, Мандельштамом, Радеком, Мейерхольдом,
Бухариным, Бела Куном, Рыковым, Покровским, Плетневым... Зачем я это
сделал?! После того как Сталин прочитал эти тома, в него вселился бес
торопливости... Каменев, а особенно Пятаков обманули следователей, вписали
в свои показания смехотворные вещи: мол, летали на самолете Люфтганзы к
Троцкому в Осло, а туда, оказывается, Люфтганза до сих пор не летает...
Ну, на Западе и заулюлюкали... А Сталин решил, что я это сделал
специально, желая скомпрометировать его процессы, которые делают его
единственным вождем Октября, его, голубя, кого ж еще... Поэтому он и
поставил надо мной Ежова, а теперь вот и посадил... Да, я дружу с моим
следователем, хороший парень, доверчивый, честный, порою обращается ко мне
"товарищ нарком", дает говорить по телефону с сыном... Но когда он
попросил меня написать в наш сценарий, как я готовил убийство Кирова, я
сдуру ответил, что этот вопрос надо предварительно обговорить с Иосифом
Виссарионовичем... С тех пор он запретил мне звонить домой... Значит, они
взяли моего мальчика, мою кровиночку, в чем он-то виноват?!
а к л а д ы в а т ь свои фугасы в листы дела, типа "при содействии
Крючкова сын Горького заболел воспалением легких"... Вдумайтесь в эту
фразу... Это же еврейский анекдот, а не фраза! Над ней будут хохотать
потомки... "Посодействуйте мне в заболевании гриппом..." Ничего, а? А еще
я забил в протокол, что дал задание моему помощнику Буланову отравить
выдающегося сталинца, первого чекиста Ежова:
следователь поверил! Ухватился! Сказал, что товарищ Сталин высоко оценил
это мое показание, просил передать привет, справлялся, не нужна ли какая
помощь, предложил по воскресеньям вывозить меня на дачу, играть в
крокет... Вы умеете играть в крокет? Странно, такая чудная игра... Хотите
научу? Я ведь тоже раз вывез Каменева на природу - за два дня перед
началом процесса... Я его боялся, он мог взбрыкнуть, потому-то и сказал
ему на полянке в Зубалове, что, мол, лейте на себя грязь, Лев Борисович,
сочиняйте небылицы, - партия проснется от спячки, когда услышит такой
самооговор, это для меня единственный путь сместить Сталина... Я играл
вдохновенно, и Каменев мне поверил... Даже глаза загорелись:
Посняков Андрей
Маркелов Олег
Андреев Николай
Володихин Дмитрий
Березин Федор
Посняков Андрей