взяться кончиками пальцев за этот прут, а потом привстать на цыпочки.
Над слуховым окном был закреплен огромный крюк, как в мясной лавке; с
какой целью он был когда-то там закреплен, никто не помнил.
нем был костюм из тонкой шерсти, но на ногах - домашние мягкие туфли;
одна туфля соскользнула с его ноги.
лу, а совсем рядом лежал клочок бумаги с единственным словом, написанным
синим карандашом:
она вот-вот задохнется. Снизу доносился голос Алисы:
поразившись звучности своего голоса.
ми глазами животного.
странно деформировавшемуся плечу, высвечивали пятно на боку серой в яб-
локах деревянной лошади с оторванной гривой; фарфоровый - взгляд этой
лошади упирался в мертвеца.
но не смогла бы расставить их в строгой хронологической последова-
тельности. Разумеется, у нее перед глазами стояла картина того утра,
когда она взялась за дверной молоток под тягучими, словно сироп, лучами
солнца - воскресного десятичасового солнца, - и в этот момент она была
всего лишь немолодой женщиной, утратившей остаток сил, женщиной, просив-
шей пощады; она вызывала сравнение с бродячей собакой, которая нереши-
тельно останавливается на пороге фермы, где с равной вероятностью ее мо-
гут прогнать пинками или же вынести ей миску супа. Может быть, она по-
чувствовала себя еще более опустошенной, потерявшей остатки решительнос-
ти, когда ее, толстую и задыхающуюся, тащила за собой по лестнице бог
знает куда маленькая темноволосая невестка?
ды, принесенный Алисой, она выплеснула содержимое Луизе в лицо? Она сде-
лала это рефлекторно. Что-то в лице Луизы, царапавшей ногтями штукатурку
стены, вызвало у нее отвращение.
без сомнения, и было на самом деле - и ходившая к этому часу непричесан-
ной и неумытой, прикрывала левой рукой глаза, а в правой держала кухон-
ный нож; потом, когда Жанна схватила этот нож, Алиса бросилась к лестни-
це со словами:
первый этаж, потому что ребенок на втором этаже все это время визжал не
переставая. Позвонив по телефону из столовой - Жанна потом узнала об
этом, - Алиса не стала ждать дома, а расположилась на тротуаре.
ческое удивление, но потом в ее глазах, словно в глазах маленькой поби-
той девочки, промелькнула вспышка ненависти. Она ушла не сразу. Должно
быть, она простояла, прилепившись к стене, еще какое-то время.
шись и открыв рот, чтобы что-то сказать, заметила, что, кроме нее самой
и мертвеца, на чердаке никого нет.
думать, размышлять, принимая решения. Она действовала так, словно уже
давно ей внушили, как нужно поступать. В углу чердака за грудой книг ле-
жало старое зеркало с порыжевшей амальгамой, в черно-золотой рамке. Жан-
на взяла его, почувствовав, что оно намного тяжелее, чем кажется; по пу-
ти к брату она уронила несколько книг, и только приложив некоторое уси-
лие, сумела наклонить зеркало к фиолетовым губам Робера.
ные, уверенные. Чей-то голос произнес:
место в ее памяти, а его обладатель приобрел реальные очертания. Ког-
да-то в течение долгих лет у них в винных погребах работал один служащий
с угреватым носом, по имени Бернар, но дети по какимто таинственным со-
ображениям звали его Бабила. Он был очень невысокого роста, широкий и
толстый, носил всегда слишком широкие штаны, свисающие сзади чуть не до
колен, и это делало его ноги еще короче. Как звали дрессированную
свинью, которую дети видели в цирке? Бабила?
иногда приходили к ним к концу его работы.
совсем мальчишкой, когда она уехала отсюда; его имя крутилось у нее на
языке.
разрезав веревку. Он выскользнул у меня из рук, и я не смогла удержать
его, чтобы он не стукнулся головой об пол. Думаю, впрочем, это уже не
имеет значения.
высоким и худым, но с такими же светлыми волосами, что и Бабила. Пока он
ставил сумку с инструментами на пол и опускался на колени, она осмели-
лась спросить его, хотя он не обращал на нее никакого внимания и даже не
поздоровался:
свой стетоскоп, скользнул по ней быстрым взглядом.
Точнее, с поезда-то я сошла вчера вечером, но не хотела их беспокоить и
провела ночь в "Золотом кольце".
кануне, она увидела бы его еще живым. За эту мысль зацепилась другая - о
полутемном обеденном зале в отеле, потом - о Рафаэле, наливающем ей
коньяк, и воспоминание о двух стаканчиках наполнило ее чувством вины.
лен. - Он мертв уже больше часа.
мессе?
рил брови, глядя в сторону лестничной площадки.
испытала ужасное потрясение.
записку?
лок; Жанна потянула за него так, чтобы можно было увидеть единственное
слово, написанное крупными буквами: "Простите".
оба не осознавали, что именно держит их нервы почти в болезненном напря-
жении: это были пронзительные крики ребенка, умножаемые и усиливаемые
эхом от каждой стены дома.
ниями, сдержанным в проявлении чувств. Но тем не менее он был сыном Бер-
нара, он знал всю семью, ребенком играл во дворе дома и прятался, конеч-
но, за бочками винного склада. Однако он не выказал никакого удивления,
обнаружив Робера Мартино повесившимся на чердаке своего дома. Суровый
лик смерти не заставил его нахмуриться. Он стал только чуть более угрю-
мым, как человек, столкнувшийся с неизбежным.
не увидел Луизу рядом с телом мужа?
чайных обстоятельствах, видимо, не особенно его изумила.
сились крики ребенка. Мать ничком лежала на разобранной постели, уткнув
лицо в подушки и закрыв пальцами уши, в то время как ребенок, вцепившись
в перекладину своей кроватки, задыхался от крика.
крики мало-помалу сменились горловыми всхрипываниями, а затем - вздоха-
ми.
вижу причин, почему бы ему не оставаться здоровым.
дя одним глазом сквозь растрепанные волосы. Потом мягким прыжком подня-
лась и встряхнула головой, приводя волосы в порядок.