чтобы быть братом такому, как я?
закон?
тевиосах сборщики налогов не живут только на свое нищенское жалование.
Граждане приносят им небольшие подарки.
что-нибудь.
состоящего из овечьего сыра, молока и лепешек. Я был ужасно зол, но то,
что я рос в атмосфере страха и террора, научило меня держать язык за
зубами.
противоположной стене, и изо всех сил ударил себя кулаком в грудь.
Я сойду с ума, если буду и дальше терпеть эти издевательства! Я больше не
мужчина! Теперь нет мужчин. Все мы черви, которых эти свиньи топчут
ногами, грязными копытами. И я не осмелился ничего сказать! Я стоял молча,
пока этот подонок оскорблял меня, плевал на меня! Я все терпел и что-то
жалобно мычал. Это невыносимо!
американцев. Мои предки сражались под Бункер Хилл, при Геттисбурге,
Сан-Хуане, Шато Тьери. А я? Я преклоняю колени перед каждым дегенератом,
которого назначили на должность из Вашингтона. И все они не американцы, и
даже не земляне. Я склоняю голову перед этими вонючими с Луны - Я,
представитель самого великого народа на Земле!
может услышать.
это знаешь. Я беспокоюсь о тебе и моем мальчике. Я не хочу, чтобы тебя
забрали, как это случилось со многими, кто говорил то, что у него на душе.
сына, ты беспокоишься за меня и сына. И все продолжается по старому. О,
если бы нас было побольше, если бы я мог найти тысячу мужчин, которые бы
осмелились выступить против завоевателей.
оказаться им. Поэтому я предупредила тебя, когда пришел Пит.
этом страхе все время и моя мать жила также. И ее мать тоже. Я никогда не
смогу привыкнуть к этому страху.
надеяться, что он никогда не будет сломан.
сломается. Но это очень трудно так жить. Трудно когда мать даже не хочет
приносить в мир ребенка. - Она взглянула на меня. - Потому что его ждут
страдания и унижения. Я всегда хотела иметь много детей, но я боялась
этого. Особенно я боялась, что будут девочки. Быть девушкой в такое
ужасное время...
всего мы боялись собак. Их с каждым годом становилось все больше и они
были наглее. Теперь они бегали стаями и человеку было небезопасно выходить
на улицу по ночам. Нам было запрещено иметь не только огнестрельное
оружие, но даже луки, стрелы. Так что мы не могли отгонять собак и те,
чувствуя нашу слабость, стали подходить к нашим домам все ближе и ближе.
из поистине огромных собак. Отец сказал, что это помесь колли и черных
овчарок. Это были хитрые, свирепые собаки. Они наводили ужас на весь
тевиос.
Молли Шихан, которые жили на соседней ферме на расстоянии полумили вверх
по реке. Они были нашими лучшими друзьями. Только им мои родители доверяли
полностью и говорили с ними совершенно открыто. Мне, мальчишке, было
странно видеть, что такие большие и сильные мужчины, как мой отец и Джим
Томпсон боятся говорить то, что думают. И хотя я сам вырос в такой
атмосфере страха и подозрений, я никогда не мог примириться с той печатью
трусости, что лежала на всех нас.
мускулами. Я не раз видел, как он дрался, а однажды, защищая мать, он
голыми руками убил вооруженного воина Каш Гвард. Сейчас этот солдат был
закопан в нашей овчарне, а его оружие, тщательно смазанное и завернутое в
тряпки, было спрятано в разных местах. Все было сделано чисто и никто нас
ни в чем не заподозрил. Но оружие оставалось еще у нас.
был очень зол. Джим тоже был высоким сильным мужчиной с гладко выбритым,
как у всех американцев, лицом. Американцами мы называли потомков тех. кто
жил здесь еще до Великой Войны. У настоящих Калькаров бороды просто не
росли. Они прибыли сюда на огромных кораблях. Время шло корабли сломались
и никто не знал, как сделать новые. Так что Калькары больше не прибывали с
Луны на Землю.
Калькары плодились, как кролики. Чистокровных калькаров осталось мало, но
появилось миллионы полукровок, которые были ничем не лучше Калькаров. Мне
даже казалось, что они ненавидят нас, чистокровных землян больше, чем
чистокровные Калькары, выходцев с Луны.
этого, что лучше погибнуть, чем жить в таком ужасном мире. Но я не
принимал этого всерьез. Такие разговоры я слышал с самого детства. Жизнь
была чрезвычайно трудной - работа, работа и взамен скудные средства к
существованию. Никаких удовольствий. Никакого комфорта. Минимум жизненных
удобств. Улыбка была редким явлением даже среди детей. А уж взрослые
никогда не смеялись. Трудно убить душу ребенка, а души взрослых уже были
мертвы.
Джима, так как его предки до Великой Войны были механиками и техниками,
которые никогда не вмешивались в политику и жили в мире своих машин. -
Твои предки никогда не сопротивлялись пришельцам. Они с радостью
подхватили идею всеобщего братства, которую Калькары принесли с Луны. Они,
раскрыв рты слушали эмиссаров Калькаров. Они могли бы успешно сражаться с
пришельцами и отстоять нашу страну, но они не сделали этого. Они слушали
фальшивых пророков и вложили все свои силы, все искусство в руки жалкого
проданного правительства.
пассивны даже для того, чтобы голосовать. Они всячески давили на нас,
стремясь выжать как можно больше прибыли для себя.
свободного, независимого, процветающего класса, чем американский рабочий
двадцатого века. И ты еще говоришь! Мы были первыми, кто вступил в борьбу,
кто дрался и умирал, чтобы сохранить величие Капитолия в Вашингтоне. Но
нас было слишком мало и теперь знамя Калькаров развевается на Капитолии, а
тех, кто еще хранит гордый звездно-полосатый флаг, наказывают смертью.
и повернулся к нам.
он. - Во мне сохранилась капля мужества. У меня хватает сил презирать их,
как презирали их мои отцы. Я сохранил то, что было передано мне, чтобы я
передал это своему сыну, а тот должен сохранить и передать своему сыну. Я
должен научить его умирать за это, как умирали мои предки, как готов
умереть и я.
нами: продолговатый кусок ткани с красно-белыми полосами и голубым
квадратом, усыпанным звездами, в углу.
дверь. Они долго стояли молча и смотрели на ткань, затем Джим подошел к
отцу, встал на колено, взял ткань заскорузлыми пальцами и, поднес ее к
губам. При свете свечи на столе эта сцена производила потрясающее
впечатление.
знамя твоих отцов, которое сделало мир пригодным для жизни. Обладание
знаменем карается смертью, но когда я умру, храни его и ты, как хранил его
я. Храни его пока не придет время гордо поднять его верх.