смеется во всю свою огромную пасть, не меняя непристойной позы,
словно выставляя напоказ атрибуты мужской наготы, точь-в-точь
обезьяна в зоопарке. Кожа у него на бедрах в каких-то странных
пятнах, и мне становится совсем тошно. Дэдэ хватает плед и
поспешно кутает в него Джонни, а он смеется и кажется очень
довольным. Я неопределенно киваю, обещая вскоре зайти, и Дэдэ
выводит меня на лестничную площадку, прикрыв за собой дверь, чтобы
Джонни не слышал ее слов.
по Бельгии. Он так хорошо играл везде, и я была так счастлива.
глядя ей в глаза.
хотя меньше, чем там...
психиатрической лечебнице Бельвю и долгое пребывание в Ка-марильо.
восторга, ребята из оркестра мне сами говорили. Иногда вдруг
находило на него, как это бывает с Джонни, но, к счастью, не на
эстраде. Я уже думала... но, сами видите, как сейчас. Хуже быть не
может. - В Нью-Йорке было хуже. Вы не знали его в те годы.
говорят о той поре жизни мужчины, когда он еще не принадлежал ей,
хотя теперь и приходится терпеть его выходки, а прошлое не более
чем слова. Не знаю, как сказать ей, к тому же у меня нет к ней
особого доверия, но наконец решаюсь:
Дэдэ.
публикой?
будет играть бесподобно, если доктор Бернар собьет ему
температуру. Все дело в саксофоне.
чтобы Джонни не знал... - Бруно...
ненужных слов и благодарственных излияний Дэдэ. Спустившись на
четыре-пять ступенек, гораздо легче было сказать:
концертом. Дайте ему немного выпить, но не давайте денег на
другое.
комкали десятифранковые бумажки, наконец совсем исчезнувшие в
кулаке. По крайней мере я теперь уверен, что сама Дэдэ не курит.
Она может быть только соучастницей - из страха или любви. Если
Джонни грохнется на колени, как тогда при мне в Чикаго, и будет ее
молить, рыдая... Ну, что делать, риск, конечно, есть, как всегда с
Джонни, но все-таки они теперь имеют деньги на еду и лекарства.
глубоко вдохнул свежий воздух, что кольнуло под ребрами; мне
показалось, что Париж пахнет чистотой и свежеиспеченным хлебом.
Только тогда до меня дошло, как пахнет каморка Джонни, тело
Джонни, вспотевшее под пледом. Я зашел в кафе сполоснуть коньяком
рот, а заодно и голову, где вертелись, вертелись слова Джонни, его
россказни, его видения, которых я не вижу и, признаться, не хочу
видеть. Заставил себя думать о послезавтрашнем дне, и пришло
успокоение, словно прочный мостик перекинулся от винной стойки к
будущему.
действовать, как рычаг, который при нажатии непременно подаст
сигнал тревоги. Двумя или тремя днями позже я подумал, что надо
действовать, точнее, узнать, не маркиза ли достает марихуану
Джонни Картеру. И отправился в студию на Монпарнас. Маркиза в
самом деле настоящая маркиза, и у нее куча денег, которые
отваливает ей маркиз, хотя они давно разошлись из-за ее
пристрастия к марихуане. Дружба маркизы с Джонни началась еще в
Нью-Йорке, возможно в том самом году, когда Джонни одним
прекрасным утром проснулся знаменитостью, и всего лишь потому, что
кто-то дал ему возможность объединить четверых или пятерых ребят,
влюбленных в его манеру игры, и Джонни впервые смог развернуться
во всю силу и потряс публику. Я не собираюсь сейчас заниматься
анализом джазовой музыки; кто ею интересуется, может прочитать мою
книгу о Джонни и новом послевоенном стиле, однако с уверенностью
могу сказать, что в сорок восьмом году - в общем, до пятидесятого
- произошел словно музыкальный взрыв, но взрыв холодный, тихий,
взрыв, при котором все осталось на своих местах и не было ни
криков, ни осколков, однако заскорузлость привычки разбилась на
тысячи кусков, и даже поборники старого (среди музыкантов и
публики) лишь из самолюбия защищали свои прежние пристрастия.
Потому что после пассажей Джонни на альт-саксофоне уже невозможно
было слушать других джазистов и верить в их совершенство:
оставалось только с лицемерным смирением, которое называют
"чувством времени", признать, что кое-кто из этих
музыкантов был великолепен и останется таковым для своей эпохи.
Джонни перевернул джаз, как рука переворачивает страницу,- и
ничего не поделаешь.
на дичь, всегда восхищалась Джонни и его товарищами по ансамблю.
Представляю, сколько долларов она им подкинула в дни существования
Клуба-ЗЗ, когда большинство критиков протестовали против
грамзаписи Джонни и использовали для оценки его джаза давно
прогнившие критерии. Возможно, именно в ту пору маркиза стала
иногда проводить ночи с Джонни и покуривать с ним. Часто видел я
их вместе перед сеансами записи или в антрактах концертов, и
Джонни выглядел безмерно счастливым рядом с маркизой, хотя в
партере или дома его ждали Лэн и ребята. Но Джонни просто не
понимал, зачем ждать попусту, и вообще не представлял себе, что
кто-то может его ждать. Выбранный им способ отделаться от Лэн
достаточно характерен. Я видел открытку, которую он послал ей из
Рима после четырех месяцев отсутствия (он удрал самолетом с двумя
другими музыкантами, не сказав Лэн ни слова). На открытке
изображены Ромул и Рэм, которые всегда очень забавляли Джонни
(одна из его пластинок так и называется), и написано; "Брожу
один во множестве любви"- строка из поэмы Дилана Томаса,
которым Джонни зачитывался. Поверенные Джонни в США устроили так,
чтобы часть его доходов переводилась Лэн, которая сама скоро
поняла, что сделала неплохое дельце, развязавшись с Джонни. Кто-то
мне сказал, что маркиза тоже пересылала деньги Лэн, и не
подозревавшей, откуда они. Это меня не удивляет, потому что
маркиза добра до безрассудства и относится к жизни почти как к
омлету, который готовит в своей студии, когда у нее собираются
толпы друзей, или, точнее, как к своего рода вечному омлету, к
которому она добавляет всякую всячину и от которого отрезает
кусочки, наделяя ими страждущих...
раз говорили о записях, которые сделал Джонни накануне вечером.
Все бросаются ко мне, словно сам архангел явился пред ними;
маркиза чмокает меня до изнеможения, а парни жмут мне руку так,
как это могут делать только контрабасист и баритонист. Я нахожу
убежище за креслом, с трудом вырвавшись из их объятий,-
оказывается, они узнали, что я достал великолепный саксофон, и
Джонни смог вчера записать три или четыре свои лучшие композиции.
Маркиза тут же заявляет, что Джонни - мерзкий тип, а так как он
нахамил ей (о причине она умолчала), этот мерзкий тип прекрасно
знает, что, только попросив у нее, у маркизы, прощение в
надлежащей форме, он мог бы получить чек на покупку саксофона.
Понятно, Джонни не пожелал просить прощения после своего приезда в
Париж - ссора, кажется, произошла в Лондоне месяца два назад,- и
потому никто не знал, что он потерял свой проклятый сакс в метро,
и т. д. и т.п. Когда маркиза разражается речью, невольно думаешь,
не выделывает ли она языком штуки в стиле Дицци, ибо импровизации
следуют одна за другой в самых неожиданных регистрах. Наконец в
качестве финального аккорда маркиза хлопает себя по ляжкам и
заливается таким истерическим смехом, словно кто-то вознамерился
защекотать ее до смерти. Арт Букайя пользуется моментом и подробно
рассказывает мне о вчерашнем сеансе грамзаписи, который я
пропустил по вине жены, схватившей воспаление легких.
которая продолжает корчиться от смеха.- Бруно, ты представить себе
не можешь, что было, пока не прослушаешь пластинку. Если сам бог
бродил вчера по грешной земле, то не иначе он забрел в эту
проклятую студию, где мы, кстати сказать, просто подыхали от
дьявольской жары. Ты помнишь "Плакучую иву", Марсель?
помню ли я. С головы до пят исхлестала меня эта "Ива".
3 , и мы приготовились приятно поболтать.
Контровский Владимир
Володихин Дмитрий
Ильин Андрей
Мороз Александра
Шилова Юлия
Флинт Эрик