Чтение 31–й страницы книги ~Меч Скелоса~

"бесстрастно". Он прикоснулся к скованному обычаями молодому жителю пустыни
- мимолетно, ибо не был уверен в том, что следует и чего не следует делать
по понятиям шанки. Ему вовсе не хотелось оскорбить одного из тех, о ком у
него было такое высокое мнение. По мнению киммерийца, это были хорошие, и
благородные, и трогательные люди.
- Итак, сын хана шанки не вернулся к шатрам Своего племени, - сказал
он, испытывая раздражение от необходимости излагать свои мысли таким
уклончивым образом. - Что он намеревается делать?
- Оставаться среди замбулийцев, - сказал Хаджимен, едва разжимая губы,
и уставился на стол. - И попытаться узнать все, что можно узнать.
- Искать Правду.
- Да.
- И если этот мерзкий слух - правда, то перед моим другом по-прежнему
будет стоять вопрос выбора, и ему по-прежнему нужно будет принять решение.
- Да, - ответил Хаджимен, не поднимая глаз.
- Хаджимен.
Шанки тупо посмотрел на Конана и моргнул.
- Да, я обращаюсь к тебе прямо и называю тебя по имени. Хотя я и уважаю
обычаи шанки, сейчас мы не среди твоего племени. И его обычаи - это не
обычаи моего народа. Мы называем наших друзей по имени. Хаджимен - я Конан.
И у тебя есть друзья в Замбуле.
Немного помолчав, Хаджимен сказал
- Хан замбулийцев благоволит к Конану.
- Да.
- Пока, - вставила Испарана, которая лучше Конана знала своего
правителя.
Хаджимен еще какое-то время смотрел на Конана, потом коротко кивнул,
осушил свою кружку и начал подниматься на ноги.
- Я буду оскорблен, если не поставлю тебе выпить, пока ты находиться в
моем временном доме, - остановил его Конан, намеренно дважды используя
прямое обращение.
Хаджимен снова обратил на него свой очень серьезный взгляд. Через
какое-то время он заговорил:
- Это пиво Актер-хана?
- Да.
Хаджимен кивнул, бросил на стол монету и вышел.
- Гордый человек, - сказал Конан. - И он так и не обратился ко мне
прямо.
- Я думаю, ты не оскорбил его, - отозвалась Испарана.
- Надеюсь, нет. Меня раздражают их речевые условности. Я не рожден для
церемоний, Спарана. И все же мне не хотелось бы обидеть его или вообще
кого-нибудь из шанки. Как ты думаешь, в эту историю о его сестре можно
верить?
- Да. Ты не знаешь Актер-хана, Конан. Ты видел только благодарного
монарха. Конан пожал плечами.
- Я знал многих правителей. Я бы не стал протягивать голую руку, если
бы кто-нибудь из них держал меч! Но труднее поверить во вторую часть этой
истории, Спарана: что дочь Ахимен-хана отвергла Актера - или любого другого
мужчину, которому ее пода р и л и.
- Некоторым из нас, - ответила Испарана, - не нравится, когда нас.
дарят, кому угодно и кто угодно!
- Испарана, ты настоящая женщина. И ты не такая ты не воспитывалась
среди шанки, и к тому же их ханом.
- Да, это правда. Слава богам. Однако я понимаю, что ты хочешь сказать.
Предположим, что в душе она всегда была бунтаркой - подобно мне - и никогда
не осмеливалась проявить это или предпринять что-либо, пока она жила среди
шатров шанки. Здесь... может быть, она решила попытаться.
- Думаю, это возможно, - сказал Конан. Его глаза были устремлены на
человека, входящего в таверну, но не видели его. - По-моему, лучше не
говорить ничего об этом. Но я попытаюсь как-нибудь узнать.
- А ты уверен, что хочешь знать?
- Знания не повредят мне, Испарана. Если этот слух - правда, то не мне,
а Хаджимену следовало бы уехать домой прежде, чем он все узнает!
Она улыбнулась и коснулась его руки, распознав некоторое сочувствие в
этом столь суровом юноше
потом она подняла глаза и полуобернулась, следуя за его взглядом.
Киммериец усвоил урок и дал себе обет, правда, неформальный, - он никогда
теперь не садился в таверне спиной к двери.
Таким образом, он наблюдал за приближением человека очень обыкновенной
внешности, с отвислыми щеками, в длинном, плотно запахнутом плаще из
обыкновенной домотканой серовато-коричневой ткани.
- Прошу прощения. Один человек там, за дверьми, хочет поговорить с
киммерийцем Конаном.
Конан остался сидеть с бесстрастным лицом, по-прежнему сжимая в руке
кубок великолепной работы и в то же время изучая этого человека, который
подошел к нему так спокойно. Испарана тоже разглядывала этого неприметного
человечка. Вокруг них остальные постояльцы были по-прежнему верны своему
рождению, или деньгам, или претензиям: они ни на что не обращали внимания.
- Ты знаешь меня, - сказал Конан. - Пусть он войдет и выпьет со мной.
- Занятой вечер, - мрачно сказала Испарана и заглянула в глубокий вырез
своего темно-красного шелкового лифа, отчего на ее подбородке образовались
складки. На ней был медальон, подаренный Актер-ханом своим нижним изгибом
он чуть задевал верхний изгиб ее груди. "Этот вечер должен был быть только
нашим", - подумала она, но не произнесла этого вслух.
- Он поговорит с тобой за стенами этой таверны, - сказал незнакомец
Конану.
- Он не хочет показываться на людях?
- Возможно. Возможно, ты не хочешь, чтобы тебя видели вместе с ним.
Конан улыбнулся.
- Хорошо сказано. Но тогда почему я вообще должен хотеть говорить с
ним?
- Не делай этого, Конан!
- Разговоры никому не вредят, - сказал человек в плаще, но Конан,
которому пришел на ум Хаджимен, знал, что это не так. И все же...
Он внимательно изучал незнакомца. Тот не казался особенно опасным. Он
вообще не казался опасным. Он не выглядел как человек действия или силач.
"Интересно, - подумал киммериец, - кто же хочет поговорить со мной по
секрету?" И большая шишка его киммерийского любопытства сказала: "Почему бы
и нет?"
Он откинулся назад от стола.
- Распахни плащ.
Незнакомец бросил на него короткий вопросительный взгляд и подчинился.
Под длинным серо-коричневым плащом на нем была туника с бахромой, едва
доходящая до колен. Его пояс был нешироким, и на нем не висели ножны меча.
Конан слегка расслабился, но не полностью.
- Я хочу, чтобы ты вытащил свой кинжал левой рукой и оставил его здесь,
у моей спутницы. Подумав какое-то время, незнакомец кивнул.
- Мы не собираемся убивать тебя, Конан из Киммерии. Мы вообще не желаем
тебе зла.
Он положил на стол кинжал, который был таким же незамысловатым и
утилитарным, как и плащ: это было просто приспособление для еды.
Испарана спросила:
- Кто это - "мы"?
- Я и тот, кто хочет поговорить - только поговорить - с твоим
спутником, Испарана.
- Его зовут Балад?
- Нет.
- Конан, не ходи.
- Ты знаешь нас обоих, - заметил Конан посыльному, потом, обращаясь к
Испаране, сказал: - У меня
с собой меч и кинжал, а этот человек безоружен. Я пойду на встречу с
его хозяином"
Он взглянул на незнакомца, чтобы проверить, как тот отреагирует на это
последнее слово. О" не увидел никакой реакции.
- Я бы не пошла, - сказала Испарана, не скрывая своего беспокойства.
Конан поднялся на ноги.
- Никуда не убегай, Спарана - и не слишком много пей без меня! Я
вернусь, чтобы осмотреть твой медальон - с очень близкого расстояния.
Он подошел к виночерпию и выпросил у него абрикос. Потом он вернулся к
посыльному, который, вместе со всей своей массой каштановых волос, был на
целый фут ниже киммерийца.
- Я иду за тобой.
Конан был важной персоной. Остальные постояльцы таверны украдкой
наблюдали за тем, как он, жуя абрикос, исчезает за дверью вслед за худощавым
человеком в длинном темном плаще.
- Ты знаешь, - сказал, оказавшись на улице, фруктоядный Конан, словно
продолжая разговор, - мне нравится носить меч. Так приятно чувствовать его у
своего бедра.
- Я слышу тебя и понимаю. Тебе нечего бояться.
- О, я знаю это.
- Я хотел сказать...
Незнакомец не стал утверждать очевидное и замолчал, Они поняли друг
друга. Конан, возможно, по-глупому согласившись следовать за неизвестным в
неизвестное - ив темноту замбулийских улиц в центре города - напомнил своему
проводнику, что вооружен, и так же тонко дал ему понять, что ничего не
боится. Они пересекли улицу. На другой стороне свет был скудным, а тени -
более глубокими. Конан дошел вслед за своим проводником до перекрестка и
сделал резкое движение вперед.
- Ты чувствуешь это?
Идущий чуть впереди проводник отозвался: