Черт...
Подошел один из стрелков. Он тоже был зеленоватый.
гнезде. Он читал.
пожалели.
но махнул рукой и пошел дальше - добивать.
попробовать. Может быть, не все сосуды перерезаны... Кое-чему нас все-таки
учили. Не получится так не получится...
держали...
осталось ни столов, ни лавок, поэтому работать пришлось на полу. На чистой
(быстро кровенеющей) скатерти разложили урядника и инструменты. Ассистент
Никол немного отпускал жгут, Штурмфогель находил кровоточащий сосуд,
прихватывал его щипчиками и вытягивал; потом передавал щипцы Николу, а сам
проводил пропитанную водкой нить под сосудом и потом завязывал сверху
крепким двойным узлом. Так повторялось раз за разом - и вот наконец после
того, как жгут был ослаблен, ярких фонтанчиков не появилось. Тогда он
обильно полил рану чудовищно вонючим жирным бальзамом, который нашелся у
одного из стрелков, обложил пропитанными этим же бальзамом кусками простыни,
сверху добавил побольше корпии и обмотал полотняным бинтом: туго, но не
настолько, чтобы нога обескровилась.
возле раскаленных печных труб кирпичи, которыми Штурмфогель собирался
согревать раненую ногу по дороге к экипажу; уже урядник лежал, обессилено
закрыв глаза, на этих носилках и люди графа примерялись, как нести их вниз
по винтовой лестнице, - как вдруг что-то вокруг начало меняться.
покрывались матовой корочкой, в трещинах которой появлялся опасный ртутный
блеск...
и брызгами жидкого металла; из дыр в полу ударили факелы огня...
начал ощущать себя уже во дворе. Рядом с ним было только четверо стрелков в
прожженных одеждах и носилки с урядником. Они каким-то чудом вынесли его.
потоки искр и подсвеченного дыма вылетали из очередного глубокого провала...
потащился за ними. Очень не скоро он заметил, что того пронзительного холода
уже нет - а есть просто легкий морозец южной февральской ночи довольно
высоко в горах, еще местами заснеженных...
врагам. За свою долгую деятельность он убил немало людей и в нижнем, и в
верхнем мире - и не раз холодно и достаточно спокойно представлял себе, как
это сделают с ним самим. Единственное, чего он боялся (хотя и не признавался
себе в этом), - это потерять не только тело, то или другое, но и личность,
"Я", того самого Гуго, "рыцаря Гуго", которого он, тогда еще заурядный
учитель немецкого языка и литературы в заурядной провинциальной школе, сам в
себе не без труда вырастил и потому очень любил... А поскольку этого не
случилось - личность как раз была в том теле, которое уцелело... можно было
сказать: повезло.
глаза морфинистки, не получившей очередной дозы своего снадобья. И теперь за
простое обещание поднять ее наверх, всунуть в чье-то опустевшее тело - а
таких немало бродит там сейчас, когда внизу война, - Эрика сделает все, что
угодно.
ровно с той степенью свободы, чтобы иметь возможность дотянуться до параши и
подтащить ее к себе. Тюремщики не потакали их стыдливости, но Гютлер,
похоже, ничего не воспринимала, а Гуго мог вынести и не такое.
личность. Гуго мог это сделать, но для этого ему требовались ночь и покой...
рвало, и Гуго ничего не мог сделать. Сегодня с полудня волнение стало
стихать, к вечеру почти улеглось, и вот теперь яхта, мягко и мелко вибрируя,
скользила почти по ровной воде. Очень хотелось спать.
горящей в коридоре лампочки - как раз напротив грубо выпиленного в двери
квадратного отверстия - видел ее истомленное и жестокое, но вдруг ставшее
очень красивым лицо. Лицо просило покоя, и он готов был дать ей этот
покой...
подобрал дыхание и стал осторожно, потихоньку выбираться из тела - но не в
другое теплое, привычное, сильное и послушное тело, а прямо в неприветливый
грубый вещный мир. Это было ощущениями похоже на то, как если бы он в одной
рубашке и босиком вознамерился бы пересечь заледенелую каменистую пустошь.
показалось, что много. Вообще со временем вне тела дела обстояли как-то
странно, но никогда не доходили руки по-настоящему с этим разобраться.
каюты, глядя вниз на тела совершенно чужих ему людей, мужчины и женщины,
которых никогда ничто не соединяло, кроме коллегиальных отношений и
подсознательной неприязни. Жаль, что так, подумал он. Женщина была умной,
характерной, красивой и привлекательной. С ней можно было провести немало
интересных часов и ночей.
он скрывал, потому что всегда нужно иметь что-нибудь в тайнике. Он мог
превратиться в крылатого волка.
потому что у тех, кто бывал наверху, постепенно атрофировалась привычка -
или способность - видеть далекие сны.
спускалась по бесконечно длинному осклизлому трапу, который сильно пружинил
под ее ногами. Внизу была чернота...
это существовали свои приемы, и Гуго начал плести сеть заклинаний. Это было
непростое дело, сеть то и дело рвалась, перекашивалась, ее подхватывало
вихрями и сквозняками, но тем не менее он закончил все вовремя - то есть до
того, как Эрика почувствовала его присутствие.
двери в особые зеркала, и поэтому бегущая Гютлер время от времени, не
замечая того, поворачивалась и бежала в обратном направлении - то есть
навстречу ему. А он лишь сидел и ждал, раскрыв пасть и сложив крылья. И
наконец настал момент, когда она не побежала, а остановилась.
держал, держал, пока тело под ним не перестало содрогаться. Тогда он разжал
челюсти, отошел, шатаясь, в сторону - и его вырвало черной дымящейся кровью.
Он мучительно задыхался от этого железного запаха, а его все рвало и
рвало...
просто очень утомленный, как после долгой болезни, старый человек. Он все
еще мерз, даже в этой сильно натопленной и увешанной коврами комнате
маленькой гостиницы, и большие, совсем не аристократические кисти рук его
были восковые, с голубоватыми ногтями. Но рукопожатие оказалось сильным.
никогда не пробовали летать?
Тогда он просто сказал:
тоже в молодости мог летать. Но есть предметы... Чем вас прикончили как
птицу?
Семенова Мария
Посняков Андрей
Конюшевский Владислав
Контровский Владимир
Корнев Павел
Шилова Юлия