просто порошками водяными, а той самой смолкой несмываемой, за кою ты
покрывала восьмиклеточного удостоился. Такой работы ни до тебя, ни после ни
один маляр не удостаивался! А мысли твои мне ни к чему, не помешают они
свиней глиняных искусно приукрашивать... А еще о погребениях: коли при жизни
сытость и сладость как высшее благо почитаемы будут, то и о вечном покое
позаботиться не мешает, - в нем тело усопшее тоже в достатке пребывать
должно; но сомнительно, истинные ли яства в вечный путь взяты будут - не
достаточно ли их изображения? А коли достаточно, то коим образом начертать
их...
души уже отдавая себе отчет, что давно говорит лишнее; но с другой стороны,
он не хотел кончать свою тираду, потому что чувствовал: этот витиеватый
словесный мосток - последнее, что связывает его с бывшим учеником. И вдруг
он запнулся, выпрямляясь. На глазах пораженного юноши он становился все выше
и выше, впервые в жизни теряя повсеместную округлость и за счет этого
вырастая, точно гад-жабоед, выпрямляющийся из жгута собственных пестрых
колец при виде добычи. Следуя за хищным взглядом его сузившихся глазок,
Инебел оглянулся через плечо, стараясь и в то же время страшась разглядеть
то, что так преобразило Аруна.
мельтешением двуногих и четвероногих своих жильцов, и даже там, куда
незаметно подымались его глаза, хотел он этого или нет, даже там ничего с
утра не изменилось.
висячей галереи Открытого Дома, и с ужасом и омерзением Инебел увидел, что
рука эта, указуя вверх, закаменела в яростной неподвижности, и шевелилось на
этой руке только одно - с сухим скрежетом выползая из кончиков пальцев,
стремительно росли и вытягивались вперед желтые мертвенные ногти...
ошеломленного и ничего не понимающего Инебела. - Покорствует Богам ложным!
проткнет ее сложенными в щепоть пальцами, и двинется дальше, топча
зеленеющую лужайку с нездешней нежной травой...
человек. Устал и прилег. И ничего больше.
утраченную было округлость всех своих членов. И ноги колесом, и руки
едва-едва смыкаются под выпуклым сытым животиком... Улыбочки вот только и не
хватает. Вместо того губы послушно складываются в кругленькое "О".
значит. Это по твоей вере. Что человек.
чтобы расстаться по-прежнему, добрым учителем и послушным учеником. Но
вместо умиления последним зарядом рванула ярость, - даже непонятно, как
только мог получаться гадючий шип, исходящий из круглого до идиотизма
ротика.
вера! Спереди она жирная да мясная, как лесной кабан, а зайдешь с хвоста - и
ломать нечего, все равно что кукиш срамной на ходу подрыгивает. Нет пользы с
такой веры!
сдержался, и, вероятно, чтобы скрыть эту краску, наклонился и поднял корзины
с глиной, небрежно брошенные в траве. Он хотел было примостить их на
Гончарове плечо, как вдруг в одной из корзин что-то удивленно булькнуло,
корочка глины треснула, и из-под нее выплеснулся маслянистый язык страшной и
запретной черной воды.
человеку, в теплых ямках, откуда время от времени выбулькивают
голубовато-зеленые, как вечернее солнце, пузыри, по каплям набирается эта
вода. Хотя и не вода она, потому как поверх озера плавать может и с ручьями
и арыками не смешивается, а течет, однако; говорят еще, что горит она
негасимым пламенем, проедающим и плоть, и кость. И носить ее с дальнего
болота дозволяется только семейству ядосборов, что поставляют в Храмовище
зловонную ярджилу и другие дурманные травы. Обвязав себя веревками, залезают
они на высокие деревья и с самых длинных ветвей, простершихся над болотом,
черпают хлюпающую жижу, от которой несет гарью и падалью. И срываются вниз,
когда лопаются ненадежные травяные веревки, и медленно и жутко тонут под
крики и завывание семьи, повиснувшей на ветвях, - и таким же горестным и
бесполезным воем отзываются синеухие обезьянки, которых, в отличие от людей,
ничто не может заставить приблизиться к смрадной кромке черной топи.
запретную жидкость, и не до нее ему было, и не хотелось думать, как же
престарелый Арун в одиночку добыл ее с высоких ветвей - думать вообще ни о
чем не хотелось, и юноша страстно желал лишь одного: прекратить эту пытку
словоблудием и остаться в одиночестве перед Обителью Нездешних.
забрасывал цветами корзинку. И шорох - Арун уходил. Молча. Слава Богам.
вдвоем. И нет такой меры, которой я не заплатил бы за то, чтобы сейчас
остаться СОВСЕМ ВДВОЕМ, - ни твоего Обиталища, ни моего города...
бы я решился оставить тебе хотя бы смутное воспоминание о прикосновении моих
рук, о шорохе моего голоса, разве к этому не примешался бы еще и страх? А
теперь целый день, целое утро и целый вечер вдали от тебя, зная, что вместо
меня подле тебя - ужас и отвращение?
арыки неприятны тебе? Почему твой взгляд отдыхает лишь на зелени высоких
деревьев - может быть, потому, что там нет людей?
представить себе твои мысли не такими, какие они есть - это все равно что
нарисовать тебя в смешном и нелепом виде. Но еще много дней и ночей пройдет
до той поры, когда я услышу твой голос... А пока, приходя, я буду, как
нынче, заклинать тебя: не проснись! Не проснись, ты, которой я пока не
посмел дать имени, ты, которой я на каждом рассвете буду оставлять по
мельчайшей крупице воспоминаний, - и сегодня это будет прикосновение моих
ресниц к твоим... Это будет, это будет, это будет, и снова ты не проснешься,
пока я не пробужу тебя...
17
обкатанный ледником. Голыш ухал по каменной колоде, и аметистовая пыль при
каждом ударе выпархивала из-под него зловещим кровавым облачком и обильно
припудривала черную традиционную рубашку, превращая ее в сказочный
карнавальный костюм.
приблизившийся Наташа при каждом ударе подрагивал коленками, чтобы стряхнуть
пыль с джинсов - въедливость здешнего "аметиста" была уже общеизвестна. -
Между прочим, в красном спектре тянешь на средневекового палача.
рубашку. Откуда-то возник Васька Бессловесный и встал перед ним навытяжку.
вручая полиэтиленовый мешочек с розовой пылью в левую конечность робота, а
рубашку - в правую.
из чувства противоречия.
Скупнемся?
запрыгал на самом бортике, освобождаясь от узких тренировочных брюк, Натан
же скинул все на бегу и теперь, лежа на поверхности воды, как бревно, глядел
на забавно суетящегося друга снизу вверх.
флегматично констатировал Наташа. - Свойство восточных мужиков, потрясшее
европейских дам еще во времена первых крестовых походов.
отпускал свои шуточки, снижала их убойную силу практически до нуля, и тем не
менее единственный представитель восточной этнической популяции мужчин
почувствовал себя задетым - вероятно, его самолюбие вслед за телом начинало
чувствовать себя обнаженным, и автоматическая защитная реакция сразу же
делала его невосприимчивым к юмору.
буркнул Самвел. - И вообще, в первый раз слышу, что в крестовые походы
отправлялся слабый пол. Маркитантки там, санитарки - это еще куда ни шло, но
дамы...
которой позавидовал бы средних размеров финвал. - Да простят твое невежество
преподобные и непорочные отцы-иоанниты! Что же касается дам, то даже
воинственный Ричард Львиное Сердце таскал с собой свою голубоглазую
Беренгарию с полным выводком фрейлин - вероятно, в целях обеспечения
комфортности эксперимента. Мне лично просто непонятно, как в таких условиях
он умудрился остаться без наследника...
восточные мужчины, он был не в ладу с водной стихией и, несмотря на
незаурядные тренерские способности Сирин, так и не научился прыгать в
бассейн бесшумно и дельфиноподобно.
поплыл навстречу Самвелу, агрессивно задирая подбородок над водой. - Что у
Максимов Альберт
Шилова Юлия
Конан-Дойль Артур
Бажанов Олег
Василенко Иван
Распопов Дмитрий