изменений в движении световых точек.
тщательном исследовании мозга, я вспомнил все, что слышал об этом на
лекциях: искры, непрерывно двигаясь по орбитам, к которым они словно были
привязаны, отражали жизненные процессы, происходившие в мозгу. Их ритмику и
симметрию не нарушали нерегулярные спиралевидные разряды, производившие
хаотическое впечатление, хотя они-то и показывали картину мышления. Будучи
студентом, я с трудом мог понять, как такие молнии, мечущиеся в беспорядке,
отражают кристаллически ясный порядок мышления.
Кое-где он светился неравномерно: поток света как бы разбивался о невидимые
рифы и золотыми струями обтекал их, создавая туманные контуры волн и
водоворотов.
усталость, вызванная неудобным положением: я сюял, сильно наклонившись
вперед. Шрей что-то глухо бормотал себе под нос, наконец крякнул и сказал:
нарушаемой, лишь гулом усилителей, задала больному вопрос:
вздрогнули. В темноте возник золотой фонтан, он засверкал, разметал
замкнутые орбиты и выстрелил вверх; казалось, что он пробьет стены
стеклянной тюрьмы. Потом свет опустился и погас, все приняло прежний вид, и
снова на экране было видно лишь, как в призрачном фосфорическом сиянии
стремительно носятся яркие искры.
Ослепленный ярким светом, я закрыл глаза.
- Моторная афазия... Тяжело повреждено около десяти полей...
что нервные пути...
не правда ли? Но есть воспоминания, которые можно уничтожить лишь вместе с
человеком. Ты поступила замечательно! Не знаю, но...
раскрыл глаза с огромными зрачками - такими огромными, что они казались
двумя черными солнцами, скрытыми затмением и окруженными узким венчиком
серо-синего ореола. Эти глаза смотрели сквозь нас безразлично, неподвижно.
будем оперировать еще раз...
групп, был спортивный зал. Я советовал всем систематически заниматься
гимнастикой и сам показывал пример другим, являясь через день на спортивные
занятия. Нашим тренером был друг Аметы - Зорин. Я так никогда и не узнал,
пилот ли он, занимающийся попутно кибернетикой, или же специалист по
кибернетике, который упражняется в пилотаже. Он говорил, что ему пришлось
столько поколесить по различным звездоплавательным станциям, что, выбившись
совершенно из ритма сна и бодрствования, он мог работать или спать в любую
пору дня и ночи. Зорин был настоящим атлетом; таким именно я представлял
себе Амету, когда еще не знал его. Самые сложные гимнастические упражнения
он выполнял без всякого напряжения. Во всех его движениях, в том, как он
подавал руку, во внешне тяжелой, но беззвучной походке таилась сонная,
кошачья грация, словно он и радовался, обладая таким великолепным телом, и
вынужден был непрерывно преодолевать его лень.
честолюбие. Я помню, как Рилиант по вечерам приходил в зал, чтобы отработать
какой-нибудь бросок, и трудился над этим несколько недель лишь ради того,
чтобы Зорин одобрительно кивнул головой.
группы Тембхары часто рассказывали о чудесной интуиции, с которой он
предвидел самые отдаленные последствия того или иного решения проблемы.
Никто не знал, как и когда он работает, - он приходил к Тембхаре как гость,
проводил часок в лаборатории, брал тему и возвращался через два-три дня с
готовым решением. У него была удивительная память: он никогда не делал
заметок. Его просторный селенитовый комбинезон, испускавший голубоватый
свет, можно было неожиданно заметить в. одной из самых удаленных от центра
корабля темных галерей, где-нибудь близ ангара или на нулевой палубе; он
часто забирался туда один. Если же рядом с ним шагал кто-то, можно было
биться об заклад, что это был Амета. Они, казалось, вообще не разговаривали
друг с другом: каждый из них владел искусством молчания, которое меня всегда
так удивляло и даже тревожило, поскольку было мне совершенно чуждо. Иногда
они ходили по смотровой палубе, изредка обмениваясь между собой непонятными
никому словами - названиями кораблей или звездоплавательных станций - и
вновь молчали, словно обдумывая одну, совместно избранную ими тему.
секунду. На первый взгляд она продолжала висеть неподвижно среди звезд, и
лишь оттенки их света начали постепенно меняться в результате эффекта
Доплера; звезды, расположенные прямо по носу, сияли голубым светом, те же,
которые находились за кормой, становились все более красными. Чувствительные
аппараты, регистрировавшие эти изменения, вычисляли скорость полета,
страшную и непонятную в условиях Земли: снаряд, несшийся с такой быстротой,
столкнувшись даже с наименее плотными слоями земной атмосферы, испарился бы,
превратившись в газовое облако. Однако здесь все было тихо и беззвучно: так
же спокойно светили звезды, так же безмолвна была черная бездна. Солнце
можно было видеть лишь с кормовых палуб: оно походило на довольно крупную
золотистую звезду, сиявшую в глубине облака зодиакальной пыли, вращающегося
в плоскости эклиптики.
мертвых цифр на показателях приборов: они были уже непостижимы для ума.
признаюсь, даже собирался заняться видеопластикой, но затем воздержался.
Зато я все больше увлекался занятиями медициной и вечерами, ощущая приятное
чувство физической усталости после тренировок, проводил сложные операции на
трионовых моделях и изучал богатейшие медицинские пособия, которые были в
судовой библиотеке.
чувствовал какую-то смутную неудовлетворенность. То мне казалось, что я
слишком мало общаюсь с людьми, то приходило в голову, что моя наука носит
слишком академический характер и никому на корабле не приносит пользы.
Надежда на практику по возвращении на Землю была такой отдаленной, что
фактически потеряла реальный смысл.
прогуливался с Аметой, а в это время на корабле медленно происходили
неотвратимые изменения. Мелкие, но многочисленные события и факты должны
были привлечь мое внимание, однако я был глух и слеп. Впоследствии я немало
удивлялся тому, как мог ничего не замечать, но теперь я думаю, что мой ум в
реакции самозащиты не хотел допускать вестников приближавшихся событий,
того, что уже ожидало нас в одной из черных, холодных пучин, сквозь которые
без устали мчался наш корабль.
лежаках и от наших тел после душа поднимался пар, кто-то из нас, лениво
похлопывая себя по бедрам ребром ладони, как бы вновь начиная прерванный
массаж, пожалел, что мы не можем заниматься греблей. Зорин, улыбнувшись,
сказал, что собирается организовать на "Гее" регату восьмерок, и в ответ на
наши удивленные вопросы рассказал, как он это себе представляет. Лодки можно
установить в небольших прямоугольных бассейнах с водой, окружить их
видеопластическим миражем озера или даже моря, и экипажи начнут
соревнования: скрытые измерительные аппараты определят, какая из восьмерок
гребла быстрее, и та будет признана победительницей. Он уже по своей
привычке рисовал в воздухе контуры, как вдруг физик Грига сказал с досадой:
этой видеопластики. Искусственное небо, искусственное солнце, искусственная
вода; кто знает, может быть, все мы сидим в обыкновенной бочке, а "Гея",
экспедиция и межпланетные пейзажи - все это лишь видеомираж!
речью: - Все это самообман! Если так будет продолжаться, мы дойдем до того,
что вообще никто не будет делать ничего, даже видеопластика будет не нужна.
Чтобы пережить восхождение на Гималаи, достаточно будет проглотить пилюлю,
которая вызовет соответствующее раздражение в мозгу, и, сидя в своем кресле,
ты будешь испытывать самое подлинное впечатление того, что находишься среди
скал и снегов! Хватит дурачить нас! Это какие-то наркотики, отвратительные
суррогаты! Если человек не может что-нибудь делать по-настоящему, не нужно
этого делать вообще!
засмеялись, но смех прервался. Биолог попытался было что-то рассказать про
наркотики, но беседа не клеилась, и мы быстро разошлись.
случайно узнал у атомного барьера. Я дал слово никому не рассказывать об
этом, но должен признаться, что несколько дней подряд ожидал вечернего
сигнала с растущим беспокойством и, где бы ни находился, внимательно
наблюдал за окружающим. Несколько раз я заглядывал вечером в нишу атомного
барьера. Там было пусто и темно. Мне хотелось повторить эксперимент Ирьолы с
пеплом, но я опасался, как бы кто-нибудь не застал меня за этим занятием. В