надеюсь на свои "копыта".
отвлеклись, сын мой. Вы не подписали закладную записку.
записку от вас, ваша светлость, как от защитника высшей дворянской чести
прославленного герцога Армана Жана дю Плесси, не только первого министра
Франции, но и ее первого генералиссимуса, кардинала де Ришелье! Заклад так
заклад!
присутствии одного Мазарини.
вами, ваша светлость! - сказал Сирано, передавая записку Ришелье.
на пальце тяжелый бриллиантовый перстень.
бриллиантами, будучи слишком гордым. Против моей жизни и моего посмертного
наследства я просил бы вас, ваше высокопреосвященство, поставить другую
жизнь и пенсию.
юнце, позволяющем себе так говорить с ним? Но он скрыл свое возмущение за
каменным выражением лица.
чья пенсия вас настолько интересует, что вы готовы прозакладывать свою
голову?
Декарта, то вы, ваше высокопреосвященство, воспользуетесь своим влиянием
при папском дворе и испросите у святейшего папы Урбана VIII освобождения
из темницы предшественника Декарта Томмазо Кампанеллы, проведшего там
почти тридцать лет.
посвятивший себя борьбе с бунтарями, стал вызволять из тюрьмы осужденного
на пожизненное заключение монаха, написавшего там трактат "Город Солнца"?
астрономии, а также канцоны, мадригалы и сонеты!
своей, если вам угодно будет на нее согласиться.
мимо Лувра, перебрался по мосту на другую сторону Сены, где возвышалась
Нельская башня с воротами, и остановился около людей, приготовлявших по
приказу кардинала по случаю дня святого Эльма вечерний костер перед нею,
огонь которого должен отразиться в реке и быть видным из окон королевского
дворца, позабавив тем короля и придворных.
выслушав переданное ему распоряжение, кивнул и куда-то поспешил, отдав
оставшимся распоряжения.
Гассенди! Недаром преследуют его братья-иезуиты! Город, где будто бы не
будет ни знатности, ни собственности! Все общее! Даже... дети.
государства стоят ученые и священнослужители, как и у нас теперь во
Франции, где в лице вашего высокопреосвященства воплощено и то и другое.
Позволю себе напомнить, что Кампанелла попал в тюрьму тридцать лет назад
за организацию заговора против испанского владычества в Южной Италии,
безусловно, вам враждебного. И вы могли бы напомнить святейшему папе
Урбану VIII, что, предоставив Кампанелле свободу, он обретет знатнейшего
астролога.
церковь?
пользовались вниманием не только вашего высокопреосвященства, но и святого
папы Павла V и самого Урбана VIII.
Ришелье. - Пойдет ли это вам на пользу? Впрочем, пишите, Мазарини, -
приказал он.
королю, - вслух размышлял Ришелье.
одного этого надеюсь остаться в живых!
господина Савиньона Сирано де Бержерака оказать отцу Фоме Кампанелле, по
прибытии его во Францию, в чем содействовать ему, гостеприимство от имени
французского правительства, заверив отца Фому, что он получит достойное
его убежище, уважение..."
подпись.
задеть концом своей длинной шпаги за столики с книгами и развернутыми
картами.
гвардии принимают только живых.
близ Нельской башни вступить в роту благородного господина де
Карбон-де-Кастель-Жалу, благодаря вас за оказанную мне честь.
злорадную усмешку.
была не меньше...
Мазарини.
должна лежать на моем столе.
написанная им записка действительно оказалась на его столе.
кардинальский дворец победителем. Напротив, мгновенный подъем духа,
овладевший им перед лицом могущественного кардинала, сменился упадком, и
он горько размышлял о своем дерзком отказе от благ приближенного к Ришелье
поэта и о рискованном мальчишеском споре с ним об заклад, объясняемых
непомерной гордостью, которая скорее прикрывала его слабость, нежели
отражала силу. Гордыня заставила его отказаться от обеспеченности
придворного поэта, оставшись вместе со своей свободой творчества в прежней
бедности, не оставляющей ему надежд ни на удачу, ни на любовь.
из нашего времени, триста с лишним лет спустя. Быть может, великий
романист, блистательный Дюма-отец, остривший, что для него "история -
гвоздь, на который он вешает свою картину", живописуя на ней дворцовые
интриги, любовные похождения и скрещенные шпаги, все-таки ближе был к
пониманию молодым Сирано де Бержераком его времени, хотя тот и ощущал
чутьем духовную пустоту вокруг себя, клокотавшую несправедливостью,
ханжеством, непрерывной борьбой французов против французов, или сводящих
между собой мелкие счеты, или защищающих чуждые им интересы враждующих
вельмож, а то и направляемых друг на друга пастырями церкви, принуждающими
молиться лишь по-своему.
когда-нибудь путь великим французским гуманистам, таким, как Жан Жак
Руссо, Вольтер или даже живший до него Рабле, подготовившим умы людей к
вулкану французской революции.
шато никак не связывалось с полыхавшими по всей Франции крестьянскими
бунтами, жестоко подавляемыми тем же Ришелье. Зная лишь философов
древности и преклоняясь перед современными ему мыслителями - Кампанеллой,