ясной одна простейшая вещь: та армия, о которой писали и на которую
надеялись - был ты и ребята вокруг тебя, такие же, как ты, и больше не на
кого было надеяться, кроме вас, потому что, если сыграют тревогу, именно вы
пойдете вперед, пока в стране будут призывать запасных и формировать новые
дивизии и армии. Ты пойдешь; а был ли ты готов к этому? Формально - да,
потому что и стрелять, окапываться ты уже умел, и выполнять команды. Но по
сути, ты стал готов к возможной войне только в тот миг, когда понял, что
надеются именно на тебя, лично на тебя, и не дай тебе бог не оправдать
надежд. Ты понял, и с тех пор не забывал этого всю жизнь, а те ребята еще не
поняли, и даже не завтра поймут; нет, они будут знать, и спроси их на
политзанятиях - четко ответят; знать будут, а понимать - нет, слова еще не
станут их мыслью, а будут оставаться лишь словами, пока в каждом из них не
родится наконец солдат. И тогда они скажут тебе спасибо за твою строгость, а
порой - безжалостность, скажут, если даже никому из них никогда и не
придется воевать...
почему же именно сейчас я вспомнил все то, что заботило меня в те далекие
дни? Но нет, все-таки это чужая комната, пусть Семеныч с Варварой и
продолжают называть ее моей. Чужая. Наш век, жесткий и стремительный,
грохочущий, словно танк в прорыве, вырвавшийся на автостраду и прущий так,
что асфальт летит из-под траков, - наш век многое дал нам и многого лишил.
Он лишил нас дома предков - отчего дома; родители тоже уже жили не в домах,
а на квартирах, их получали и сдавали, покупали и меняли, и если раньше даже
штаны переходили по наследству от отца к сыну, то теперь родители стараются
решить жилищные проблемы своих выросших детей при первой же возможности. Они
правы, и все это очень современно и удобно, но нет у нас отчего дома, где
десятилетиями жила бы твоя семья, деды и прадеды, где на пыльных чердаках
валялись бы комплекты старых журналов, пачки писем, древние стулья без
ножек, самовар со вмятиной в боку - да мало ли еще что может валяться на
таких чердаках. И что бы там ни оказалось, все это имело отношение к твоему
роду, твоей фамилии, твоей истории, и ты в любой момент мог бы твердо
сказать: вот отсюда пошли мы, вот где наши корни - здесь они! Ты этого уже
не скажешь, и еще меньше знает об этом следующее поколение, а их дети уж и
вовсе ничего, и мы теряем память и традиции, и в чем-то мы уже не просто
люди, а перекати-люди, такова наша судьба - судьба цивилизации ... Ну ладно,
решил я, хватит об этом. Да, в этой комнате ты жил, здесь твой сын
становился на ноги и ты видел первые его шаги, но все это протекло, это в
прошлом, жалеть о прошлом бесполезно, опыт его не нужен, потому что ничто не
повторяется на протяжении одной жизни, а другие поколения живут своим умом,
считают себя умнее нас, как мы считали себя умнее отцов, полагая, что это
они затесались жить в наше время, а не мы - в их. Стоп! Достаточно. С чего
бы это и к чему? Словно бы я прощался с каким-то этапом жизни; но сейчас
ничего не кончается и ничто не начинается. Продолжается служба и
продолжается работа, так что пора распрощаться с хозяевами и с женщиной по
имени Ольга, отправляться в гостиницу, ложиться спать, а с подъемом
приниматься за дело. Странно: снова, второй раз за сегодня, я почувствовал,
что мне хочется взяться за дело - наверное, встреча с Семенычем и эта
комната, напомнившая молодость, что-то добавили мне, или скорее вернули из
того, чем я был полон тогда. Что ж, можно только порадоваться - тому, что
ожил немного.
видимо, отправлен отдыхать - в бутылке оставалось совсем немного горючего.
Женщины разговаривали.
части всяких дамских принадлежностей, она, как видишь, осталась без ничего.
все есть, только сумка лежит на вокзале, в камере хранения.
заберете. Ладно, пойду попрощаюсь с Семенычем, если он еще не спит.
девичью, где у них уже и тогда стоял старый диванчик, на котором Семеныч
любил отдыхать, когда обедал дома. Семеныч не спал; на столике стоял старый
проигрыватель, тихо звучала мелодия, я узнал ее, еще не успев войти: "Где же
вы теперь, друзья-однополчане, боевые спутники мои?", и по щеке Семеныча, то
замедляясь, то ускоряясь, сползала слеза. Я дослушал песню до конца и мы
попрощались.
хотела сказать что-то, уже почти начала - и все же удержалась; во взгляде ее
мелькнуло странное, названия чему я не нашел. Она протянула руку:
поцеловать ее.
можно искреннее.
шепота мне на миг стало не по себе. Но дверь уже захлопнулась за мной, дверь
квартиры, где вместе со старыми воспоминаниями теперь оставалось еще одно.
Но когда воспоминания остаются позади, на душе всегда становится легче.
и не пришел к определенному выводу. Понял я лишь одно: мне совершенно не
хотелось возвращаться сейчас в мой пустой номер, ложиться в постель ... Я
боялся, что не усну, бывает со мной так - ни с того ни с сего привяжется
бессонница, а справляться с ней я не умею, снотворного же с собой не вожу.
Надо было довести себя до такой степени усталости, когда глаза сами начнут
закрываться. Вообще-то день нынче выдался не из легких, но, значит, были у
меня еще какие-то резервы сил, взялись неизвестно откуда, и вот сейчас надо
было их израсходовать, как самолету - освободиться от бомб перед заходом на
посадку. Ладно, - подумал я, и вместо номера направился в ресторан.
III
попадались. Медленно идя по залу, я присматривал местечко поуютнее, и тут
увидел человека, которого уже встречал, и тоже в ресторане, только не в
Риге, а в том городе; он был там с молодой женщиной, с которой я танцевал.
На этот раз он был один, рядом - пустое место, чем мы не компания друг
другу?
на меня и, наверное, тоже вспомнил. Во всяком случае, отсутствующее
выражение глаз сменилось осмысленным, а когда я посмотрел на него, он слегка
улыбнулся и в едва заметном кивке наклонил голову. Я тоже хотел улыбнуться,
но получилось, кажется, не очень ладно: мне, чтобы улыбаться, нужно
соответствующее настроение, а до него сейчас было далеко.
одни? Надеюсь, у вас все хорошо?
один, и чувствовал себя от этого нехорошо, и таким способом решил выразить
ему сочувствие, потому что, наверное, и ему в одиночестве было не по себе;
должно было быть, по моим соображениям. Он кивнул.
кажется, моим вторжением в его дела. - Просто желания людей, даже близких,
не всегда совпадают. А бороться с желаниями нужно лишь при крайней
необходимости.
позволяю себе подозревать кого-то в неискренности. А близких людей - тем
более.
сквозь невозмутимость, спокойствие его почему-то казалось мне чуть ли не
оскорбительным, - и все же, она сейчас, я думаю, не одна.
нередко находил в нем успокоение, убежище от излишних волнений. Но сейчас
мне казалось, что быть одному - зло. Что это плохо. Унизительно.
отвык. А кроме того... одиночество становится для нас наиболее естественным
состоянием.
возраста.
- или западной? Тут он улыбнулся.
политическом устройстве. Но ведь независимо от формы собственности на
средства производства и от способа распределения благ, цивилизация остается
одной и той же. И там, и здесь она основана на развитии техники, на машинном
производстве; и они, и мы качаем ту же нефть и используем ее одними и теми
же способами, добываем те же руды, выплавляем те же металлы и делаем из них
примерно одно и то же - что-то хуже, что-то лучше, но это уже детали, И как
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Корнев Павел
Херберт Фрэнк
Прозоров Александр