вгрызаться в сумрак. Одна из местных дворняжек, возвращаясь после бурно
проведенной ночи, протиснулась между листами ржавого железа и подбежала к
нему, виляя хвостом. Он похлопал собаку по голове и почесал у нее за
порванными в битве ушами, жалея о том, что ему не дано с той же легкостью
найти свой дом хозяина.
3
повторять, что чем больше у человека нор, где он может спрятаться, тем
лучше, и из всех бесчисленных поговорок Э. Б. Г. именно эта оказала на
Оскара наибольшее влияние. В одном Лондоне у него было не менее четырех
местожительств. Дом на Примроуз Хилл был его основной резиденцией, но кроме
этого он обладал pied a'terre (Временное пристанище (фр.) - прим. перев.) в
Майда Вейл, крохотной квартиркой в Ноттинг Хилл и тем помещением, которое он
занимал в настоящий момент. Это был лишенный окон склад, скрытый в
лабиринтах разрушенных или почти разрушенных зданий неподалеку от реки.
удовольствие, в особенности на следующий день после Рождества, но годами оно
служило надежным прибежищем для двух дружков Дауда - пустынников, а теперь
сыграло роль усыпальницы и для самого Дауда. Его обнаженное тело, укрытое
саваном, лежало на холодном бетонном полу. В ногах и в голове у него стояли
две чаши, в которых курились ароматические травы, собранные и высушенные на
склонах Джокалайлау. Пустынники не проявили никакого интереса по поводу
появления трупа своего начальника. Они были всего лишь подчиненными,
способными разве что на самые элементарные мыслительные процессы. Никаких
физических запросов у них не было: ни похоти, ни голода, ни жажды, ни других
желаний они не испытывали. Они просто сидели дни и ночи напролет в темном
помещении склада и ждали, когда поступят очередные команды от Дауда. Оскару
было не по себе в их компании, но он не мог уйти, пока все принятые ритуалы
не будут совершены. Он принес с собой книгу - альманах по крокету, чтение
которого производило на него успокаивающее действие. Время от времени он
вставал и подсыпал травы в чаши. Больше делать было нечего - оставалось
только ждать.
спектаклем он не без основания гордился. Но лежавшая перед ним жертва была
для него настоящей потерей. Дауд служил роду Годольфинов в течение двух
столетий, храня верность старшим потомкам Джошуа от поколения к поколению. И
он был прекрасным слугой. Кто еще мог так смешать виски с содовой? Кто еще с
такой заботой умел вытирать и пудрить кожу между пальцами на ногах Оскара,
пораженную грибковой инфекцией? Дауд был незаменим, и Оскар с болью пошел на
те жестокие меры, которых потребовали обстоятельства. Но он пошел на это,
зная, что, хотя и существует некоторая вероятность того, что он потеряет
своего слугу навсегда, такое существо, как Дауд, вполне способно оправиться
от вскрытия, если вовремя и в правильной последовательности свершить все
ритуалы Воскресения. Ритуалы эти Оскару были знакомы. Он провел много долгих
вечеров в Изорддеррексе на крыше дома Греховодника, наблюдая за хвостом
кометы, исчезающей за башнями дворца Автарха, и обсуждая теорию и практику
имаджийской магии. Он знал, какие масла надо влить в тело Дауда и какие
цветы надо сжечь вокруг трупа. В его сокровищнице даже имелись
соответствующие заклинания, записанные рукой самого Греховодника на тот
случай, если с Даудом что-нибудь случится. Он понятия не имел, как долго
процесс будет продолжаться, но у него хватало ума не заглядывать под
простыню, чтобы проверить, поднялось ли тесто жизни в своей кастрюле. Ему
оставалось только коротать время и надеяться на то, что все было сделано
правильно.
работы. Хриплый вздох раздался под простыней, и через секунду Дауд уже сидел
на полу. Это произошло так внезапно и - после стольких часов - так
неожиданно, что Оскар испуганно вскочил, повалив стул и выронив альманах из
рук. За свою жизнь ему приходилось видеть много такого, что обитатели Пятого
Доминиона назвали бы чудесным, но не в такой мрачной комнате, как эта, за
окном которой продолжала течь обыденная жизнь, в которой не было места
волшебству. Овладев собой, он попытался выговорить слова приветствия, но
язык его был таким сухим, что его можно было использовать, как ластик. Тогда
он просто уставился на Дауда, приоткрыв рот от удивления. Дауд стащил
простыню с лица и занялся изучением руки, с помощью которой он это сделал.
Его лицо было таким же пустым, как глаза пустынников, сидящих у
противоположной стены.
вернулась в него. Господи, что же теперь делать?"
просунул свою руку, придав бессмысленному куску вещества иллюзию жизни и
самостоятельности, он поднял голову, и на лице его появилось выражение. Это
было выражение гнева. Сузив глаза и оскалив зубы, он заговорил.
запугать этой твари. Заклинание Джошуа запрещало ей причинять вред человеку
из рода Годольфинов, как бы ей сейчас этого ни хотелось.
унижению? - сказал Дауд.
понимаешь, зачем это было нужно.
продолжал Дауд. - Могу я хоть чем-нибудь прикрыть свою наготу?
не сделал ни малейшего движения, чтобы поднять ее. Понимая, что Дауд хочет
установить границы, до которых простирается раскаяние его хозяина, но не
прочь какое-то время поучаствовать в этой игре, Оскар поднял одежду и
положил ее рядом с Даудом.
этого хотели, я принял бы участие в этом спектакле. С радостью раба, который
готов пойти на все ради своего господина. Я бы пошел на смерть ради вас. - У
него был голос человека, глубоко и безутешно обиженного. - А вместо этого вы
держали все от меня в тайне. Вы заставили страдать меня как обыкновенного
преступника.
Если бы они заподозрили...
обиду. - Вы низкого мнения о моем актерском даровании. Я сыграл главные роли
во всех произведениях Квексоса. В комедиях, трагедиях, фарсах. А вы не
доверили мне сыграть какую-то ерундовскую сцену смерти.
испытать. Но это...
Что я могу сделать, чтобы искупить причиненный ущерб, а? Скажи, Дауди. Я
чувствую, что нарушил наши доверительные отношения, и теперь я хочу
восстановить их. Скажи, чего ты хочешь.
стенку. Наконец он сказал:
сказали мне. Я назвал.
сказал Оскар. - Это все?
Смерть навеяла мне странные мысли. Но я выскажу их позднее, когда придет
время.
Глава 14
1
к Пай-о-па, оказалось не так-то легко, но все-таки легче, чем попасть к нему
в дом. Миляга подошел к дому Эстабрука около полудня. Занавески на окнах
были тщательно задернуты. Он стучал в дверь и звонил в течение нескольких
минут, но не получил никакого ответа. Предположив, что Эстабрук вышел на
прогулку, Миляга оставил свои попытки и отправился набить чем-нибудь свой
желудок, который требовал компенсации за вчерашнее неуважительное отношение.
Как обычно на святки, все кафе и рестораны были закрыты, но он обнаружил
небольшой магазинчик, принадлежавший семье пакистанцев, которые делали
неплохой бизнес, снабжая христиан черствым хлебом. Хотя многие полки уже
опустели, в магазине по-прежнему был выставлен соблазнительный парад
возбудителей кариеса, и Миляга вышел на улицу с шоколадом, печеньем и кексом
для удовлетворения своих безупречных зубов. Он отыскал скамейку и присел,
чтобы заморить червячка. Кекс оказался плохо пропеченным, и Миляга покрошил
его голубям, слетевшимся на его трапезу Новость о раздаваемой бесплатно пище
вскоре распространилась, и то, что было интимным пикником, быстро