сказала она. - Мне полагается десять дней. Давай куда-нибудь поедем.
улыбнулась. - Тебе так нужно отдохнуть! Ведь ты просто сам на себя не
похож.
такие города, о которых ты тоже никогда не слыхала.
ударь меня.
проселочной дороге, налетел на него порыв возмущения. Это была как бы
миниатюрная копия того урагана, который месяц назад довел его до бурных
рыданий. Он попытался превратить ее замечание в шутку.
не ведает правая, - сказал он и затем, с досадой передернув плечами,
откровенно признался: - Сам не знаю, что на меня нашло.
Сабина.
автобус был переполнен, день стоял душный и жаркий, но это их не смущало.
Упиваясь ощущением необычного, они не замечали ни шума, ни громких голосов
и чувствовали себя как бы в отдельном купе.
жутким. Временами дорога вырывалась из редкого леса и дюн и бежала по
берегу моря; впереди, насколько хватал глаз, расстилалась водная гладь,
синяя, ровная и пустынная. Резкий дневной свет понемногу тускнел, море
становилось темнее. Глядя на пустынный горизонт, Эрик думал, что и там
когда-то была жизнь, ее поглотила или снесла эта вода, и ему казалось, что
в море таится какая-то смутная, но грозная опасность. В любую минуту этот
величавый покой может исчезнуть, горизонт всколыхнется, и на мир обрушится
страшная катастрофа.
постарался отогнать от себя жуткие видения. В автобусе зажегся свет, и
внешний мир потонул в темноте. В открытое окошко врывался прохладный
ветерок, и Эрик теснее прижался к Сабине. Она обняла его одной рукой,
притянула его голову к себе на плечо, и он почувствовал себя исцеленным,
словно одного ее прикосновения, одной ласки было достаточно, чтобы
прогнать призраки. Наконец взошла луна, и в ее бледном сиянии земля стала
казаться менее мрачной.
комнаты. В прохладной ночной темноте белые домики, прижавшиеся один к
другому, казались ненастоящими и походили на театральные декорации.
Хозяйка ждала приезжих; в маленьком десятицентовом блокноте, служившем
регистрационной книгой, Эрик записал: "Мистер и миссис Горин из
Нью-Йорка".
Оба по очереди долго плескались в ванне, потом сразу же легли спать.
Ложась рядом с нею, Эрик потушил свет. Он чувствовал умиротворение,
радость и усталость. Они что-то пошептали друг другу и поцеловались без
страсти, но с огромной нежностью.
яркое солнце, и высокое чистое небо, и широкие просторы, но он не помнил
такого сверкающего воздуха, насыщенного мириадами мельчайших водяных
брызг; каждая отражала и преломляла солнечный свет и переливалась
ослепительным алмазным блеском. Небо над морем играло всеми оттенками
голубого и синего - такие чистые тона Эрику приходилось видеть только в
стеклянных призмах. Лазурная бухта всегда была покрыта мелкой сверкающей
рябью, а океан беспрестанно катил свои синие воды на белый песок. Почти
каждый день Эрик и Сабина на взятых напрокат велосипедах ездили к морю,
захватив с собою сандвичи и бутылку молока. В городе они отыскали
маленький ресторанчик, где хозяин согласился отпускать им ежедневно
завтрак и обед со скидкой.
города, к длинному каменному молу. Там можно было пройти четверть мили
среди огромных скал, наблюдая, как луч маяка скользит по спокойным водам
лагуны. В чинном молчании Эрик и Сабина шли по узкой дорожке следом за
гуляющими парами, мимо других парочек, сидящих на скамейках. К девяти
часам сумерки сгущались и на темной массе мола, вдоль дороги к берегу,
попарно загорались крохотные красные огоньки сигарет.
было и что впредь всегда будет так же. Они были совсем одни в совершенно
новом мире, населенном такими же влюбленными парами, и это восхитительное
ощущение наполняло их бесконечной умиротворенностью. Они все больше и
больше становились похожи на идиллических островитян Тихого океана.
полным взаимопониманием, жизнь, похожая на сон, - сочетание товарищества и
любви. Впрочем, неудовлетворенность по-прежнему не оставляла Эрика, - она,
как подземные воды, никогда не прорывалась наружу, но невидимо влияла на
все, что находилось на поверхности. Порою его одолевали мрачные мысли и
сомнения; тогда он ложился на песок или на гальку, закрывал глаза и
притворялся спящим, пока голос Сабины не отрывал его от бесконечных
размышлений. На пятый день она неожиданно спросила его:
ясно, что все это время, каждую минуту, она знала, что творилось в его
душе.
Немного поодаль начиналась полоска жесткой травы. Узкая черная лента
шоссе, извиваясь, уходила вдаль и терялась между холмами, жгло горячее
полуденное солнце, кругом царило безлюдье и тишина. Далеко впереди голубой
купол неба спускался к морю, образуя четкую линию горизонта. Воздух был
неподвижен. Листва на деревьях словно замерла, трава не шелестела. Слова
Сабины повисли в этой величавой тишине.
голову к своей тени на песке, подставив шею под горячие лучи солнца. -
Иногда мне кажется, что надо было бы бросить этот опыт совсем и начать все
сначала с кем-нибудь другим.
знает, может быть, с Хэвилендом каждые полгода будут случаться такие
истории. Да что себя обманывать, Сабина! Я так его ненавижу, что даже не
представляю, как я буду дальше с ним работать.
почему ты злишься на Хэвиленда.
держал его в руках, я почти добился его своим собственным трудом. А этот
негодяй все у меня отнял.
собственно, он у тебя отнял? Скажи точно. - Теперь Сабина заговорила так
же настойчиво, как и он. Захватив горсть песку и пропустив его между
пальцев, она взглянула на Эрика. Ее лицо, обрамленное растрепанными
кудрями, казалось совсем юным. - Что он у тебя отнял?
бы все время быть вместе, всю жизнь! Тебя удовлетворяет этот ответ?
говоришь искренне. Но поверь мне, если б ты не встретился со мной, если б
даже у тебя не было никакой другой девушки, все равно с тобой происходило
бы то же самое.
не встретила тебя, я бы влюбилась в кого-нибудь другого. И ты тоже.
Конечно, это было бы не так, как у нас с тобой, - согласилась она. - Но
речь не об этом. Я хочу сказать, что наша свадьба - для тебя сейчас не
главное.
Больше не стану водить тебя в кино, если оно так на тебя влияет! Ты
думаешь, что мы должны все время ворковать да целоваться, как Элоиза и
Абеляр? Может, ты боишься признаться, что в жизни для тебя существует не
только любовь? Хочешь быть ученым, а цепляешься за всякую чушь, которая