интуитивно он чувствовал, что лазейка есть, должна существовать, не могло
в таком большом хозяйстве, как институт, не остаться ни одной не заткнутой
дыры, когда все полетело кверху ногами. И когда он уже нашел и отбросил
несколько комбинаций, вдруг пришла ясная и сама собой, казалось,
напрашивавшаяся с самого начала мысль: гараж! Институтский подземный
гараж, связанный с убежищем отдельным переходом, гараж, в котором стояли
кабинки всех институтских работников, имевших право на личные кабины, а
Форама принадлежал к ним, как-никак, не последним человеком в институте
был Форама, отнюдь. Подумав, он понял, почему не наткнулся на мысль о
гараже сразу: институт был разрушен, и все его службы как-то сразу перешли
в сознании Форамы в категорию вышедших из строя; но гараж-то находился на
одном уровне с убежищами и вполне мог сохраниться!
том числе. Он сел в нее и привел в движение; он боялся, что не сработают
устройства, открывавшие выезд, могла оказаться обесточенной и тяговая
сеть. Однако все сработало: тяговую сеть питал энергией город, а не
институт, а кроме того, тут были и резервные кабели: вся эта система и
была задумана на случай катастрофы, той, которую ждали так долго, что в
конце концов перестали ждать, а она нагрянула с другой стороны.
отдалиться от института, Форама даже не заметил прижавшейся к стене
туннеля фигурки - женщины с закрытыми глазами. Он погрузился в мысли о
том, что предстояло ему сделать теперь; ему начала представляться (не в
полном еще объеме, но хотя бы в первом приближении) вся трудность того, на
что он обрек себя, и он откровенно пожалел (и зябко ему стало от этой
жалости), что пошел на эту авантюру, тем самым враз порвав все связи с
нормальной, удобной, вполне обеспеченной, не лишенной перспектив и
приносившей достаточное удовлетворение жизнью, - и в то же время понимая,
что не в силах был поступить иначе, просто не в силах. Хотя откуда вдруг
взялось в нем такое, Он не мог бы объяснить. Еще вчера он был готов,
вероятно, махнуть на все рукой, да что вчера - еще сегодня, сидя под
замком у философствующего надзирателя: а пусть делают как хотят, я за это
никакой ответственности не несу, со мной по таким вопросам не советуются,
мое дело - наука, это я люблю, в этом разбираюсь, а что из этого
получается в конечном итоге - это уже вне моей компетенции, и, слава богу,
на кой ляд мне лишняя ответственность?.. Так рассуждал он; однако что-то в
нем сдвинулось. Может быть, из-за того, что он стал участником высокого
совещания? Пусть с ним там никто не советовался, он был лишь поставщиком
определенной информации - и все же ему показалось, что коль скоро он в
этом действе участвует, то какая-то тень ответственности падает и на него,
а раз так и раз то, что собираются принимать, ему не нравится, то он
просто обязан высказать хотя бы свое несогласие (если большего не может) и
тем самым выполнить свой долг гражданина. Древними временами веяло от
таких мыслей, но не все древнее ведь старело, и не все новое лучше того,
что было прежде нас... Форама высказал свое мнение и мог бы, кажется, на
этом успокоиться; за одно это еще не убили бы, ну - выругали разве что.
Однако Форама, видите ли, считал, что за ним стоит истина, ни более ни
менее; а у истины есть некое качество, без которого и самой истины не
бывает: она вселяется в человека, как микроб, и заражает его, и он уже
себе не хозяин и ничего не может с собой поделать, и когда надо молчать -
он говорит, и надо бездействовать - а он действует, он поднимается на гору
в грозу - и молний неизбежно бьют в него, и самое смешное, что он это
знает заранее - и ничего не может, потому что истина сильнее его. Вот и
Фораме почудилось, что в данном конкретном вопросе конкретная истина - у
него, а не у них, и когда он сказал, а с ним не согласились, он как-то не
раздумывая ощутил, что надо действовать, потому что от слов отмахнуться
легче, чем от действий.
вместе реальная по сущности своей опасность угрожала не только всей
планете (это было достаточно отвлеченным понятием, человеку трудно мыслить
такими категориями, а абстрактные понятия приводят лишь к абстрактным
решениям), но и лично ему; и это бы еще полбеды, потому что Форама издавна
привык к мысли, что при всех своих способностях (цену которым он знал) он
не вправе претендовать на что-то больше того, на что может рассчитывать
каждый; следовательно, и с общей гибелью он примирился бы. Но оказалось
вдруг, что в той же степени опасность грозила и Мин Алике - женщине, рядом
с которой и через которую он только что постиг вдруг, что любовь есть
понятие не абстрактно-обобщенное, но реальное, ощутимое, зримое, что она -
не приправа к обычной жизни, но сама - иная жизнь, иной мир, столь же
реальный, как тот, в котором Форама жил до сих пор, но совершенно на него
непохожий - как одно и то же место кажется совершенно иным в нудный
осенний водосей и весенним днем веселого солнца и бескрайнего неба. И,
попав в этот мир, Форама не хотел больше отдавать его никому и ни за что,
и мысль о том, что самому великому чуду мира, центру притяжения и жизни в
нем - Мин Алике грозит опасность исчезнуть в ревущем смерче ядерного
распада, - эта мысль заставила его вынести всю предшествовавшую жизнь за
скобки, отказаться от всего, что было или казалось в ней ценным, поставить
себя вне права и закона и сейчас мчаться в кабинке подземного уровня -
мчаться неизвестно куда.
подумать и о смысле и цели своего маршрута. Но тут странное явление
возникло: он, Форама, вдруг словно бы разделился на двух разных человек,
из которых один - и был собственно он, мар Форама Ро, ученый-физик; другой
же был - тоже он, но почему-то не Форама, и не физик даже, а какой-то
капитан Ульдемир, неизвестно откуда взявшийся - и, однако, не чужой, а
тоже тот же самый человек, но с другим опытом, другими знаниями и
суждениями.
убедиться в этом - или в обратном, предпочел считать, что все в порядке,
хотя и не так, как обычно. И вот они заговорили, заспорили, эти два
человека, и стали вместе разрабатывать диспозицию на дальнейшее.
Ульдемир. - Однако что-нибудь мы да сообразим. Что - или кого - можно
противопоставить Высшему Кругу? Армию?
Высшему Кругу. Власть и так у них - пусть не вся, но немалая часть ее. А
остального они и не хотят: слишком много иных проблем, решать которые они
не привыкли.
он способен?
Вроде клубов: можно прийти, поболтать с коллегами, немного развлечься...
свое место, свой уровень. И все, что полагается ему в силу этого уровня,
он получает. Чего же лучше? За всю историю планеты людям никогда не было
так хорошо и спокойно.
все люди одного уровня, независимо от профессии, получают одно и то же.
Вот если бы, скажем, стратег или ученый шестого уровня получал больше
художника или инженера шестого уровня, это было бы неравенство. А так -
все в порядке.
устроено?
историк. Суть в том, что они не признают нашего главенства. Хотя наше
общество возникло раньше. Они, наоборот, считают, что мы должны признать
их главенство. Потому что, возникнув позже, они развивались быстрее, что
ли... Не знаю, одним словом. Да и какая разница? Враги есть враги.
коллекционеров, рыболовов...
существовании людей. Я думаю, тут не надо никакой организации, чтобы люди
высказали свое мнение.
уже в ближайшие часы.
Флинт Эрик
Ильин Андрей
Глуховский Дмитрий
Шилова Юлия
Вронский Константин
Шилова Юлия