называется!
Женька принес сверток и все так же заискивающе предложил:
отвернулась.
молодые, но вкусные.
шишку и стал ловко вышелушивать из нее трехгранные орешки. Женька со слезами
в голосе сказал:
разлившуюся реку. Она засверкала таинственными, как глаза неведомых зверей,
желтоватыми пятнами. Ребята сидели молча. Лена неотрывно смотрела на реку, и
слезы тихонько капали из ее глаз. Потом она наклонилась к Васе и, касаясь
плечом его плеча, тихонько сказала:
узнает. Смолы не будет.
чувствовал себя таким сильным, таким смелым и таким... немного, самую
малость... несчастным. Может быть, как раз поэтому Вася понимал, что он
очень счастлив.
полоски на щеках Лены и заботливо спросил:
за плечи: -- Ты испугалась? Лена вдруг ткнулась ему в плечо и заплакала.
общем, там где-то...
приезжают к нам на зимние каникулы кататься на лыжах и коньках. А наши зато
к ним летом. У них же и океан, и кокосовые пальмы, и вообще...
не понравилась?
доисторическим мамонтом справился? Почему он, когда мы сюда попали, знает,
что делать и как делать? А я ничего не знаю. Я теперь в каникулы буду в
тайгу ходить.
раньше не хотела...
Ужинали беспокойно и без особенного аппетита, потому что радиотелефон
трезвонил то и дело. Одним из первых звонил Ли Чжань. Он потребовал Васю.
И тебе поверили, и нам поверили. Я сегодня вылетаю домой. Что передать нашим
ребятам?
тайгу.
многих стран. Так что ужинать, в сущности, было некогда. Наконец, когда над
сопками взошла луна, звонков стало меньше, и дедушка сказал:
Так хорошо светили звезды, так таинственно шумели деревья, что спать в
палатке казалось просто невозможным. Тузик застыл черной волосатой громадой,
сливаясь с темными кустами. Изредка звонил радиотелефон, но дедушка не
снимал трубки.
Лена, утих и дедушка. Только Вася еще долго лежал и смотрел в темное небо,
на далекие звезды. Он думал о себе, о Лене, о том, что было бы очень хорошо
учиться с ней в одном классе, а в каникулы отправляться в пионерские походы.
Глаза у него стали слипаться, и он задремал, а проснулся оттого, что ему
показалось, будто звонок радиотелефона звенит особенно настойчиво и как-то
мелодично, словно вокруг падают льдинки.
склоненное лицо матери.
не проснувшись как следует, почувствовал, что на глаза навернулись слезы и
сердце радостно сжалось.
пуховый платок. Он знал, что виноват перед ней: и за неудачную лыжную
прогулку, и за то, что все последние дни он даже не вспомнил о ней, а все
время думал только о Лене. Он все знал, все понимал, но теперь это казалось
таким далеким, таким неважным и никому не нужным, что он сейчас же сам забыл
обо всем этом. Ведь самое главное, самое важное свершилось: мать была рядом.
Он оторвал лицо от ее платка и увидел отца -- тоже встревоженного и
радостного
получается...
--Ладно. Мы все это потом решим.
палки, стоит Саша Мыльников и из-под его обитой на затылок ушанки стекают
струйки пота. А дальше стоят отец Саши и двое соседей. И, уже
присматриваясь, Вася увидел, что вокруг снег, что все еще метет поземка и
оранжевое робкое солнце скрывается за лиловеющей грядой сопок.
удержаться, чтобы не заснуть! А если бы замерз?
ушли ребята из кружка "Умелые руки", причем круглолицый и румяный Женька
Маслов под конец не утерпел и сказал лежавшему на диване Васе Голубеву:
так и не нашли.
обещал, и я даю слово.
приснилось, что я побывал в две тысячи пятом году. Но мне все-таки многое
неясно.
все-таки сколько мне было лет в то время плюс тринадцать, плюс шестьдесят
три или минус тридцать семь? И еще одно непонятно: я пережил, пусть во сне,
но все-таки пережил четыре дня. Какого же числа я все-таки разморозился?
Двадцать восьмого марта, или тридцать второго марта, или первого апреля. Я
просто ничего не понимаю. Помогите мне...
усложняется еще одним обстоятельством Ты же знаешь, что в среднем длина года
равна тремстам шестидесяти пяти целым и двадцати пяти сотым дня. Вот почему
раз в четыре года бывает високосный год, то есть такой год, который ровно на
семьдесят восемь десятитысячных длиннее нормального, или, как говорят,
тропического года. Люди поэтому решили не принимать во внимание эти тысячные
все сто лет. А потом, через каждый век, прибавлять один день. Вот только я
не помню, происходит ли такое прибавление обязательно каждое столетие или,
может быть, какое то столетие пропускается... Мне думается, что если все эти
расчеты справедливы, то в двухтысячном году люди обязательно прибавят к
существующему календарю еще один день. Но тебе нужно проверить эти расчеты.
марта. -- Он пожал плечами и честно признался: -- Ничего не понимаю!
вот все думаю, думаю, вспоминаю, и, оказывается, все-все, что я видел во
сне, -- все есть уже сейчас.
усовершенствовано, а есть, или вот-вот будет -- это неважно. Электронки