занавески, он увидел следующее:
самого Мориса, весь в черной, не очень густой шерсти, одной рукой
раскручивал над головой, словно дохлую кошку, дико орущего лысого раба, в
другой у мохнатого гиганта была увесистая сучковатая дубина, казавшаяся при
его росте миниатюрной. Он еще крутанул раза два, затем с характерным:
"Ы-ы-х!" - шмякнул лысого с противным треском о твердую дорогу, подняв при
этом облако серой пыли. Визгливый, раздражающий Мориса крик старика сразу же
прекратился.
своими дубинами, смело нападали на превосходящего их по количеству
противника, но солдаты вели бой хладнокровно и ловко уворачивались от
смертельных ударов, причем, в свою очередь, ухитрялись наносить колющие
удары железными иглами. Недостаточно проворные храбрецы попадали под дубины
и бесформенными кулями падали на землю.
императора, к тому же эти гиганты, несмотря на свои размеры, легко
передвигаясь, уходили от игл нападающих и мгновенно переходили в атаку.
Вокруг испуганно галопировали буйволы без седоков, натыкаясь друг на друга и
давя солдат. Туда-сюда метался на белом скакуне Сейк. Истошно крича, он
пытался собрать своих пращников и отчаянно драл
увидел новую цель. Взмах - и дубина разнесла в куски переднее колесо телеги
и расщепила деревянный борт. Морис прыгнул в сторону и остался цел. Упряжка
из двух пестрых буйволов рванула и, роняя доски, оси и прочие запчасти,
поднимая за собой пыльный шлейф, понеслась прочь. Туряк досадливо заурчал, и
его дубина заставила Мориса прыгать козлом, валяться в пыли, вновь
вскакивать на ноги и совершать самые немыслимые кульбиты. Было очевидно, что
так долго не протянуть. Вот дубина скользнула по виску и содрала кожу до
крови. Отпрыгнув в очередной раз, Морис пустился наутек. Добежав до первой
подходящей палки, он вооружился ею. Это была хорошая двухметровая рейка.
еще... Гигант оставался неуязвимым, и на его волосатом лице появилось
подобие издевательской улыбки. Морис не на шутку разъярился.
словно
летела то слева, то справа. В следующую долю секунды появлялась сверху. Она
была нигде и везде.
схватился за ушибленное место - ему было очень больно. Удары продолжали
сыпаться один за другим, рассекая лицо волосатого монстра в кровь.
Непрерывно избиваемый, в каком-то порыве отчаяния, он кинулся на своего
обидчика. Перехватив рейку поудобнее, Морис выставил вперед острый, как
пика, сколотый конец. Получив глубокое ранение и обливаясь кровью, туряк
опустился на колени и, постояв мгновение, упал лицом вниз. Из его рта
повалила алая пена.
пращники. Захлопали кожаные ремни, и золотые пули сразу нашли свои жертвы.
Два
степени тяжести. Заметно отяжелев, они, кто раньше, а кто позже, ненадолго
пережив друг друга, получили железную иглу под сердце или в затылок. После
вступления в бой пращников дело пошло, солдаты приободрились и добивали уже
последних волосатых колоссов.
рабы и, собирая оружие, стаскивали его в обоз.
разбитые дороги на окраине пахли сухим навозом и пылью, стены домов,
завоеванные буйно цветущим плющом, источали запах остывающего камня и меда,
а в еле курящихся струйках очагов призрачно рыскали запахи пряностей,
подгоревшего мяса, печеных фруктов и масла.
перешагивая через канавы с нечистотами. В неряшливых тупиках и переулках то
там, то здесь, нарушая тишину, злобно возились орды крыс и разбойной ватагой
гонялись за кошками и собаками, не имеющими хозяина и теплого сытного угла.
человека. Он чуть не терял сознание от прикосновения их цепких лап и грязных
хвостов. Всякий раз ему казалось, что голодные животные набросятся на него
всей сворой и, давясь внутренностями, будут ссориться из-за самых лакомых
кусков, а уже на следующую ночь он, человек, растерзанный среди обгаженных
стен, будет существовать только в виде крысиного помета, равномерно
распределенного по норам в целом квартале.
не знает. Зачем - тоже не ответит, но надо, надо! Эта необходимость цепко
держит за горло костлявой рукой. Душит, заставляет метаться по улицам,
оккупированным сотнями, тысячами крыс. Вот уже их целый миллион. Они текут
рекой, волоча в своей стремнине кричащих, упирающихся людей, домашнюю
утварь, столы, стулья, кровати, чашки, ковры. Все это качается на волнах
кипящей меховой реки, постепенно стачиваясь в тысячах острых зубов.
Захваченный врасплох крысиным наводнением путник забрался на большой,
лежавший посреди улицы камень. Он боялся ступить в эту ужасную реку, но и не
мог оставаться на месте, чувствуя, как костлявая рука на его горле сжимается
все сильнее и сильнее.
силы, человек шагает в это кишащее крысами месиво. Он чувствует, как ноги
его коснулись дна. Крысы достигают ему до пояса, но не трогают. Путник
бредет против течения. Теперь дышать стало легче, ему даже начинает
нравиться, как крысы щекочут его своими меховыми спинками, греют набитыми
человечиной животами.
пульсирующее, живое, с неровно обгрызенными краями торчащих белых сосудов.
Сердце плыло прямо на него. Оно было измучено борьбой с крысами и из
последних сил уворачивалось от крысиных зубов. Крысы злились, но никак не
могли сожрать вкусное сердце. Человеку стало жаль его, такое усталое. Он
подхватил сердце и прижал к груди. Крысы, до этого приятно щекотавшие его и
обогревавшие, дружно вцепились в предателя зубами. Человек страшно закричал
и рванулся к берегу. И, как ни странно, берег появился, Настоящий, песчаный,
с длинной белой стеной, в которой была дверь. Выбравшись на берег, человек
опустился на колени и принялся торопливо копать ямку в песке. Выкопал,
присыпал дно сухим песком и аккуратно положил на него спасенное сердце.
Засыпал, притромбовал и огляделся. Никто не видел.
направился к двери в бесконечной стене. Он взялся за медную ручку и, прежде
чем потянуть на себя, оглянулся: солнце садилось в успокоившееся доброе
море. Человек открыл дверь и решительно шагнул вперед.
отпрянул. Оказывается, человек стоял спиной к пропасти, на самом ее краю.
Внизу курился в сумраке туман и были слышны многократно повторенные горным
эхом крики ночных птиц. Человек сделал от края шаг, другой, и под ногами
зашуршал гравий.
аллее. Этот зеленый коридор, устланный каменным крошевом, уходил в полумрак
синих сумерек. Разноцветные туманные сполохи сопровождались еле слышными
радостными криками множества людей. Где-то далеко играла музыка. Временами
веселая, а временами переходящая в детский плач, и тогда большие листья на
деревьях начинали шелестеть, а ветки настойчивее мешали идущему человеку.
некогда большой и богатый дом. Он, казалось, сам наползал из могильного
мрака и наводил дикий животный ужас, впиваясь в человека черными оконными
проемами - дом походил на череп слепыми глазницами.
дома- призрака, но неожиданно понял, что именно властно влекло его, чья рука
впивалась в горло. Понял и смело шагнул за порог.
животных, которые при этом сонно и глухо ворчали в темноте. А на одной из
увешанны хпаутиной и заляпанных чем-то уже засохшим лестниц навстречу
поднимающемуся человеку вышла громадная скальпированная собака. Шерсть
кое-где осталась на ней - видимо, ее скальпировали второпях. Собака
спустилась поближе и сильно толкнула человека в лицо мокрым мясистым языком,
пахнущим парной кровью. Бедняга, кувыркаясь, слетел с лестницы и, распахнув
не замеченную ранее дверь, вкатился в какую-то комнату.
танцевать, громкий смех женщин будоражил. Человек поднялся на ноги и подошел
к уставленному яствами столу. Никто не обращал на него внимания. Полунагие
люди под музыку прыгали через гору горящих костей и громко смеялись.
Музыканты играли не переставая. Их состав все время менялся, за исключением
одного, с головой лошади. Те, кто не играл, занимались поочередно любовью с
женщинами демонической красоты
странные существа в черных хламидах. Они из-под опущенных капюшонов зорко
выискивали нужного им человека и забирали его. А спустя некоторое время
один, в черном, появлялся и высыпал в костер целую охапку свежих костей. И