меня?! - Ярость Берсерена выглядела несовместимой с его халатом и
шлепанцами.
Госсар. - Я не солгал, уттаки в городе. Это я впустил их. Род Кельварна
измельчал, Берсерен. Ему нечего делать у власти, есть более достойные.
посмотрю, что он тебе ответит! Ты годишься только на то, чтобы грозить
мечом безоружному! Дай мне сразиться с тобой в честном бою, и посмотрим,
чья возьмет!
уттака. А про Норрена ты поздновато вспомнил, Берсерен. И его, и твоя
судьба решена. Ты сейчас умрешь, но, может быть, ты уже пережил его.
В это мгновение Госсар нанес ему резкий удар в грудь. Берсерен свалился
на кровать, короткая агония стерла негодующее изумление, не покидавшее
его лицо с самого начала разговора. Госсар вытер меч о халат правителя
Келанги и вышел из спальни.
плоты.
сигнала Госсара.
выехал на своем вороном на край леса и послал через диск приказы спящим
дикарям. Кончик его жезла поворачивался то вправо, то влево, выбирая
получателей очередного приказа, и вспыхивал, закрепляя нужные действия в
уттакских головах.
другим, как завороженные. Они единой массой подходили к берегу, спускали
в реку плоты и, забыв обычный страх перед водой, загребали шестами.
Слаженности их действий позавидовал бы и Маветан, долгими трудами
добивавшийся ее от дворцовых танцовщиц.
следил за их перемещениями через диск. Когда обе группы оказались на
другом берегу, он разделил каждую на части, посылая одних. в городские
ворота, других - на войска Берсерена, стоявшие лагерем у моста. Потоки
уттаков потянулись и к босханским, и к тионским, и к оккадским воротам,
и в тыл береговой защите города.
хлынули на улицы Келанги, сминая беспорядочно выбегающие навстречу
войска. Они вдруг разом обрели голоса и завопили, завизжали,
заулюлюкали, ошеломляя застигнутых врасплох горожан. Бой за мост был
бурным и недолгим. Когда защита была снесена, через мост потекла
основная масса уттаков, накрывая Келангу опустошающей, сеющей смерть
волной. Город наполнился стуком секир, воплями, стонами и криками ужаса,
треском разрушаемых дверей и окон. В каждом переулке текла кровь и
валялись убитые, горели костры, сложенные из дорогой мебели, на которых
оголодавшие уттаки жарили еще теплое мясо.
одним огромным, растерзанным трупом. Дикари занялись грабежом,
оставшиеся в живых люди тайком выбирались за городские ворота, спасаясь
бегством. Каморра со своей свитой победителем проехал по улицам Келанги
к дворцовым воротам и потребовал открыть их. Стражники отправились к
Госсару, оставив завоевателя на площади.
ворота наконец открыли. - Из-за тебя я торчу перед воротами собственного
дворца, как нищий!
- Я пришел сразу же, как мне доложили о вас.
должно, а не выставляли на смех перед моими людьми, - проворчал маг.
резни, - сухо ответил Госсар. - Неужели нельзя было придержать своих
уттаков?
здесь есть только мои люди. Советую тебе помнить, кто ты и кто я.
жителей. Ведь не хотите же вы быть правителем без подданных?
для моей магии, - признался маг. - Что делать, дикари есть дикари.
власти над уттаками, но вслух ничего не сказал. Опыт придворной жизни
точно указывал ему, в каких случаях лучше промолчать.
уцелел каждый кустик, каждая скамейка. - Госсар обвел рукой вокруг. -
Где сейчас в Келанге найдется еще одно такое место?! Думаете, нам было
легко всю ночь сдерживать уттаков?
Госсар.
XI
привалов, издали замечал дичь или съедобную травку, заботясь о своих
менее привычных к лесу спутниках с естественным добродушием
хлебосольного хозяина, принимающего у себя гостей. Витри использовал
каждый удобный случай, чтобы поучиться у охотника искусству стрельбы из
лука, и через два дня усиленной практики количество попаданий у него
сравнялось с количеством промахов.
Тревинер, довольный успехами ученика. - Конечно, ствол дуба не дикая
утка, но у тебя все впереди, парень! И я когда-то мазал по козлиной
шкуре, которую нам с Вальборном вывешивал на заборе Лаункар. Зато
теперь... Витри, помни, что мастерство в своем деле - это свобода! Я и
сыт, и одет, и никто мне не указ. До чего ж люблю такую жизнь!
думал, это он приказывает, что ты должен делать.
прищурился охотник, - но мой правитель никогда не прикажет мне того, что
я не захочу выполнить. Я сам себе хозяин, Витри, и надеюсь, что всю
жизнь проживу именно так.
бы охватывая и солнечную поляну, и вздрагивающие под слабым ветром
верхушки деревьев, и кусочек голубого неба. - Когда я в лесу, мне нечего
больше желать.
рассеет и эти затруднения.
из леса и вижу красавицу - для меня это праздник. А жена? Тесная вонючая
изба и она в ней - день и ночь, в любом виде, в любом настроении, с
нечесаной головой, с немытой мордой. Что и говорить, праздничек!
Поглядел я в свое время и на родителей, и на соседей... Детки визжат,
дерутся, то у них понос, то сопли. Конечно, не все так думают, но не все
и живут, как я. Их право.
капризное и хорошенькое, ее вздернутый носик и светлые кудряшки. -
Бывает же, что двое полюбят друг друга и поженятся, чтобы никогда не
разлучаться...
для которых свет сходится клином на одной паре глазок. Мир большой,
красавиц в нем много. Всегда найдутся и те, которые окажут
благосклонность бродяге-охотнику.
друг другу. - А если, допустим, тебе хотелось бы благосклонности
какой-нибудь красавицы, а она тебя не замечает. Замечает другого, а не
тебя.
или соседки, - подмигнул ему охотник. - Я в таких делах не жадничаю. Вон
наш приятель Альмарен - боится, как бы я не приударил за этой маленькой
колючкой, с которой он сам не сводит глаз. Объяснил бы я ему, да эти
чудаки такие обидчивые! Да и девчонка не в моем вкусе. Красавица должна
быть большой, пышной мягкой, и пусть сколько угодно притворяется умной,
лишь бы не была. - Взгляд Тревинера вдруг сделался грустным и