Чтение 31–й страницы книги ~Суровые времена~

несчастных зверей.

- Глубоко? - спросил я. - Не сможем этих зверюг изловить на мясо?

Вряд ли южане, учитывая появление озера, будут мешать вылазкам.

- Пока что - пять футов, - отвечал Гоблин. - Я посылал людей промерять.

- А что, вода, прибывает? Откуда она взялась? И где Тенекрут?

- Насчет Тенекрута не знаю, а вода - оттуда. - Гоблин показал пальцем, -
Прибывает.

Глаза у меня неплохи. Я разглядел пену и брызги там, где вода вырывалась
из кольца холмов. - Там, помнится, был старый акведук, верно? До войны фермы
на холмах орошались двумя большими каналами, снабжавшими водой и акведуки
Дежагора. Акведуки Отряд разрушил, когда город еще был в руках южан. Теперь
город жил, используя речную воду, да еще содержимое глубоких, почти не
проточных водохранилищ, о которых мы тогда и не ведали.

- Точно. Клет и его братья полагают, что в канал завернули целую реку. С
южной стороны - то же самое.

Дежагор расположен на равнине, что ниже земель за холмами. С запада и
юго-востока от холмов - по небольшой реке.

- Значит, ребята обдумывают инженерный аспект?

- Ну да. В компании трех дюжин таглианцев, чья сноровка может
пригодиться.

- И до чего уже додумались?

- А что тебя интересует?

- Например, до каких пор вода может подниматься. Словом, тонуть будем?

Если все это задумал Тенекрут, значит его образ мышления претерпел
значительные изменения. Прежде он хотел вернуть себе Дежагор в целости.
Теперь же он измыслил более практичное и окончательное - хотя и более
деструктивное - решение задачи. Несмотря даже на то, что имущество ценил
куда дороже любого количества жизней.

- Как раз над этим они сейчас и думают.

- Хм-м-м... Наверное, Тенекрут выступил вслед за Госпожой.

- Нет, - отвечал Одноглазый. - Они здесь крутятся, купального сезона
ждут. Хотя мы еще посмотрим, чего дождутся...

- Не так он туп, как мы думали, - протянул я.

- Чего?

- Он затопил равнину, и теперь, даже если нас не зальет, ему вряд ли
нужны люди, дабы держать нас на месте. И он может охотиться за Госпожой, как
захочет. Мы не сможем помочь ей, а она - нам. Это куда как проще, чем
подтягивать подкрепления из Страны Теней. Солдат Длиннотени ему иметь за
спиной явно не хочется...

Тут появился и Тай Дэй. Он завел манеру появляться рядом вскоре после
того, как я выходил наружу. Что ясно показывало, сколь пристально за нами
наблюдают.

Впрочем, его присутствие было лишь напрасной тратой боевых единиц. Ему не
приходилось носить много посланий. Он не настолько хорошо понимал все наши
языки, чтобы быть для Глашатая хорошим соглядатаем. И все же он всегда -
всегда! - держался в нескольких шагах от меня.

На то должна была существовать причина, ведь Глашатай ничего не делал
просто так. Видимо, мне не удалось как следует понять его видение мира.

Чем дольше взирал я на затопленную равнину, тем больше возникало
вопросов, ответы на которые требовались срочно. Основные: как высоко
поднимется вода? Сколько времени это займет? Подъем постепенно будет
замедляться - каждый новый фут по вертикали требует большего объема воды, по
причине пологости холмов, увеличения поверхности испарения и площади
покрытой почвы, впитывающей воду.

Я сказал Гоблину с Одноглазым:

- Раскопайте всех до единого грамотных и образованных, сколько есть в
городе, и отошлите под начало братьям.

Я размышлял о постройке лодок, надстройке башен и защите складов. Думал о
наших просторных и прекрасных подземельях и о том, как нам морально
подготовиться к гораздо худшему, если вообще хотим жить дальше... И вспомнил
Кы Дама и его слова том, что грядут суровые времена.

Тай Дэй подошел ко мне, когда никого больше не осталось поблизости.

- Дед будет беседовать с тобой. Скоро, как только возможно.

Манеры его были безупречны. Он ни единого раза не обозвал меня Каменным
Солдатом.

Наверное, очень уж что-то старику понадобилось.

- Как пожелаете. Тут я заметил на стене, неподалеку от Западных ворот,
Зиндху. Почти что кожей ощутил на себе его взгляд.

- Одноглазый!

- Чего?!

- И нечего тут отгавкиваться. И вообще: будешь много гавкать - попрошу
Тенекрута превратить тебя в собаку.

- Что-о?

Одноглазый был крайне изумлен.

- Твои ребята следят за нашим гостем?

- Ну да. Сейчас Ишак с Лошаком заступили. Пока что он ничего не делает.
Просто шляется себе по городу. Лясы точит. К таглианцам заглядывал, и к
Могабиным, и к нашим. Наши с ним дела иметь не захотели. Аль-Хульский Отряд
его даже мечами прогнал.

- О нем что-нибудь говорят? Одноглазый покачал головой:

- Все та же старая песня. Пожалуй, даже хуже. Ты лучше никому не говори,
что его присутствие здесь - твоя идея.

Слушавший нашу беседу Тай Дэй пробормотал что-то похожее на заклинание,
подкрепив его жестом, якобы отвращающим дурной глаз.

- Ух ты, - заметил Одноглазый, - хоть чем-то их можно пронять!

- Я собираюсь пойти, послушать, что скажет их главный. Остаешься за
старшего - но только потому, что остальные тут заслуживают доверия еще
меньше.

- Спасибо тебе, разуважил старика. Да от твоих слов наверху блаженства
себя почувствуешь...

- В общем, не растеряй этого блаженства до моего возвращения.

Глава 48

Головокружение началось в том же переулке, что и раньше - вчера, что ли?
Я успел вспомнить это, прежде чем надо мною сомкнулась тьма. Однако
обволакивающая тьма эта была куда тише, мягче и вкрадчивей, чем молнии тьмы,
лупившие по маковке прежде.

Мысли мои смешались, но я помню Несколько моментов после того, как меня
накрыло, и я был вне самого себя, а после вернулся, стоило кому-то рядом
что-то сказать.

На этот раз меня прихватило сильнее. На моем левом бицепсе сомкнулись
пальцы Тай Дэя, он что-то говорил, но его слова были бессмысленными звуками.
Свет померк. Колени сделались ватными. А затем я не чувствовал ничего.

***

Там оказалось ярче любого дня, хотя время было дневное. Громадные зеркала
улавливали свет и выплескивали его на некоего высокого, сухопарого человека
в черном. Он стоял на залитом светом парапете, возвышавшемся над темной
землей.

Воздух разорвал крик. Издалека, с огромной высоты, к башне скользнул
темный прямоугольник.

Сухопарый надвинул на лицо маску. Дыхание его участилось, словно для
встречи с гостем ему требовалось больше воздуха.

Новый крик разорвал воздух.

- Когда-нибудь... - пробормотал сухопарый.

Потрепанный ковер приземлился неподалеку. Человек в маске оставался
недвижен, поедая взглядом малейший намек на Тень под ковром. Ветер играл
складками его балахона.

Ковер-самолет доставил на башню троих. Один был тощ и закутан в темное,
вонючее, покрытое плесенью тряпье. Он тоже был в маске и непрестанно трясся.
Из уст его снова вырвался крик - очевидно, он не в силах был сдержаться. То
был Ревун, один из самых старых и злобных волшебников мира. Ковер был делом
его рук. Сухопарый ненавидел его.

Сухопарый ненавидел всех. Любви в нем почти не было даже для самого себя.
Лишь на краткое время, чудовищным усилием воли, он мог подавить свою
ненависть. Воля его была сильна - пока ему ничто не угрожало физически.

Тряпичный ком забулькал, заглушая крик.

Ближе всех к Ревуну на ковре сидел маленький, тощий, грязный человечек в
замызганной набедренной повязке и неопрятном тюрбане. Он был напуган. Его
звали Нарайаном Сингхом, живым святым Обманного культа, и жив он был лишь
благодаря заступничеству Ревуна.

Длиннотень ни во что не ставил Сингха. И все же он мог быть полезным -
полезным орудием. Его культ впрямую был связан со смертью.

Впрочем, Сингх также невысоко ценил нового союзника.

За Сингхом восседало дитя, маленькое и прелестное, хотя было оно еще
грязнее, чем ямадар. Глаза его были черны и огромны, словно окна в саму
преисподнюю. Глаза эти знали все зло прошлого, наслаждались злом настоящим и
предвкушали зло будущего.

Глаза эти встревожили даже Длиннотень.

То были водовороты тьмы, вращающейся, затягивающей, гипнотизирующей...

Внезапная, острая боль в колене разлилась токами судороги по всему телу.
Я застонал и встряхнул головой. Вонь переулка, проникнув в мое сознание,
ударила в ноздри. Казалось, я ослеп - глаза после того ослепительного сияния
не успели приспособиться к обычному свету. Руки, державшие за левое
предплечье, потянули вверх, помогая встать на ноги. Взор мой начал
проясняться.

Сухопарый оборачивается, глядит на меня... Остаточный страх удержался в
памяти и вновь возник перед глазами, хотя образ уже успел померкнуть. Я