она знает о любви графа, дело наполовину сделано".
полудня отправился к Корилле.
Консуэло уехала!
ней следом. Всех нас провела эта хитрая девчонка: она была приглашена на
императорскую сцену, где Порпора ставит свою новую оперу.
саясь к двери.
жествующе глядя на него, проговорила Корилла. - С рассветом она села на
корабль и отправилась в Пеллестрину. Сейчас она уже далеко. Дзустиньяни,
которого она провела (он воображал, что пользуется у нее успехом), прос-
то в бешенстве, захворал даже. Только что по его поручению был у меня
Порпора, он просил меня петь сегодня вечером. Стефанини, которого театр
страшно утомил и который жаждет отдохнуть, наконец, в своей вилле, меч-
тает, чтобы ты возобновил свои дебюты. Итак, знай: завтра тебе предстоит
снова выступить в "Гипермнестре". Сейчас я иду на репетицию, меня ждут.
Если ты мне не веришь, пойди прогуляйся по городу - сам убедишься в ис-
тине моих слов.
тиньяни. Дав повод думать и говорить всей Венеции, будто дебютировавшая
дива - его любовница, как мог он без ущерба для своего самолюбия объяс-
нить ее молниеносное, таинственное исчезновение теперь - едва он приз-
нался ей в любви? Правда, некоторым приходило в голову, что граф, ревнуя
свое сокровище, запрятал певицу в одной из своих загородных вилл. Но
когда Порпора со свойственной ему суровой правдивостью рассказал, что
его ученица в Германии и ждет там его приезда, оставалось только ломать
себе голову над причинами такого странного поступка. Граф, чтобы обма-
нуть окружающих, делал вид, будто нисколько не удивлен и не задет, но
огорчение, помимо его воли, прорывалось наружу, и всем стало ясно, что
успех у Консуэло, с которым его поздравляли, никогда не существовал.
Вскоре большая часть истины выплыла наружу: узнали и об измене Андзоле-
то, и о соперничестве Кориллы, и об отчаянии бедной испанки, которую все
принялись горячо и искренне жалеть.
оттолкнул его.
ный, - ответил ему с негодованием профессор, - ты никогда не стоил любви
этой благороднейшей девушки и никогда не узнаешь от меня, что с ней ста-
лось. Я приложу все усилия, чтобы скрыть от тебя ее след; если же ког-
да-нибудь вы случайно встретитесь - надеюсь, что образ твой настолько
изгладится из ее сердца и памяти, насколько я этого хочу и добиваюсь.
была уже сдана новому жильцу и вся заставлена принадлежностями его про-
изводства. Это был рабочий, изготовлявший мелкие изделия из стекла. Он
давно жил в этом доме и теперь весело перетаскивал сюда свою мастерскую.
вестить меня в новом помещении? Славно тут у меня будет, и жена рада-ра-
дешенька, что теперь сможет разместить внизу детвору. Ты что смотришь?
Уж не забыла ли чего Консуэлина? Ищи, милый, смотри хорошенько! Я за это
в обиде не буду.
сердце, когда он увидел, что в этом месте, связанном с самыми лучшими,
самыми чистыми радостями его прошлой жизни, не осталось от Консуэло ни-
какого следа.
сделала: старуха бедна и хоть немножко выручит за это. Да, Консуэло
всегда была добрая. Она не только никому не осталась должна, но, уезжая,
еще всех понемногу одарила. Только одно распятие и взяла с собой. Но
все-таки как-то странно она уехала: среди ночи, никого не предупредив.
Едва рассвело, явился господин Порпора, распорядился всем, словно по ду-
ховному завещанию. Все соседи жалели о ней и только утешались тем, что
теперь она, должно быть, будет жить в каком-нибудь дворце на Большом ка-
нале, - ведь она стала богатой, важной синьорой. Я всегда говорил, что
она со своим голосом далеко пойдет. А уж сколько она работала! Когда же
свадьба, Андзолето? Надеюсь, ты меня не обойдешь - возьмешь у меня по-
больше безделушек, чтоб одарить девушек нашего квартала?
местные кумушки продавали с аукциона кровать и стол Консуэло, - кровать,
на которой столько раз он видел ее спящей, стол, за которым она всегда
работала...
го, и он убежал, ломая руки.
освистаны. Пришлось даже, не окончив представления, опустить занавес.
Андзолето был вне себя от бешенства, Корилла - невозмутима.
жающе, когда они остались одни.
тельным спокойствием ответила ему примадонна, - видно, что ты совсем не
знаешь публику и никогда не подвергался ее капризам. Я до того была уве-
рена в провале, что даже не потрудилась повторить роль; тебя же не пре-
дупредила о грозящих последствиях, так как не знала, хватит ли у тебя
храбрости выйти на сцену, заранее ожидая, что тебя освищут. А теперь те-
бе надо знать, что нас ожидает впереди: в следующий раз к нам отнесутся
еще хуже; быть может, три, четыре, шесть, восемь представлений пройдут
таким образом.
худалыми актеришками на свете, дух противоречия и независимости все рав-
но создал бы нам рьяных сторонников. Есть много людей, воображающих, что
они станут важнее, оскорбляя других; но немало и таких, которые считают,
что покровительствуя другим, они этим возвышают себя. После десятка
представлений, когда театральный зал будет являть собою поле битвы
свистков и аплодисментов, строптивые выбьются из сил, упрямцы надуются,
и мы с тобой вступим в новую эру. Та часть публики, которая нас поддер-
живала, сама не зная хорошенько почему, будет слушать нас довольно хо-
лодно. Это явится как бы нашим новым дебютом. И вот тут-то нам с тобой
нужно увлечь, покорить слушателей! В этот момент я предсказываю тебе
большой успех, дорогой Андзолето: чары, тяготевшие над тобой, успеют
рассеяться, ты попадешь в атмосферу одобрения и нежных похвал, и это
вдохнет в тебя прежние силы. Вспомни впечатление, которое ты произвел,
когда в первый раз пел у Дзустиньяни. Ты не успел тогда закрепить свою
победу: более блестящая звезда затмила тебя; но эта звезда скрылась за
горизонтом, и теперь готовься подняться со мной в эмпирей!
нескольких дней обоим любовникам пришлось дорого расплачиваться за поте-
рю, понесенную публикой в лице Консуэло. Но их дерзкое упорство перед
бурей истощило гнев публики, слишком яростный, чтобы быть долговечным.
Дзустиньяни поддерживал Кориллу. С Андзолето дело обстояло несколько
иначе. После многократных безуспешных попыток пригласить в Венецию ново-
го тенора, - театральный сезон в это время почти кончался и ангажементы
со всеми театрами Европы были уже заключены, - графу пришлось оставить
юношу в качестве борца в этом состязании между его театром и публикой.
Репутация театра была слишком блестяща, чтобы можно было потерять ее
из-за того или другого артиста; такие пустяки не могли сокрушить освя-
щенных временем привычек.
принимали гостей и так же, по обыкновению, болтали. Истинные любители
музыки некоторое время дулись, но их было слишком мало, чтобы это могло
быть заметно. Да наконец и любителям надоело злобствовать. И в один
прекрасный вечер Корилла, исполнившая с огнем свою арию, была единодушно
вызвана слушателями. Она появилась, таща за собой Андзолето, которого
вовсе не вызывали. Он, казалось, скромно и боязливо уступал милому наси-
лию. Тут и на его долю выпали аплодисменты. А на следующий день вызвали
его самого. Одним словом, не прошло и месяца, как Консуэло, блеснувшая
подобно молнии на летнем небе, была забыта. Корилла производила фурор
по-прежнему, но заслуживала его, пожалуй, больше прежнего: соперничество
придало ей огня, а любовь - чувства. Андзолето же хотя и не избавился от
своих недостатков, зато научился проявлять свои бесспорные достоинства.
К недостаткам привыкли, достоинствами восхищались. Его очаровательная
наружность пленяла женщин, он стал самым желанным гостем в салонах, а
ревность Кориллы придавала ухаживаниям за ним еще большую остроту. Кло-
ринда также проявляла на сцене свои способности, то есть тяжеловесную
красоту и непомерно глупую, распущенную чувственность, представляющую
интерес для известного сорта зрителей. Дзустиньяни, чтобы забыться, -
огорчение его было довольно серьезно, - сделал Клоринду своей любовни-
цей, осыпал ее бриллиантами, выпускал на первые роли, надеясь заменить
ею Кориллу, которая на следующий сезон была приглашена в Париж.