блестели счастливо, пухлые губы то и дело раздвигались в улыбке. Ликия видела
отчетливо, что принцесса старается держать губы на месте, но они сами
расползаются в стороны, уголками задираясь к маленьким розовым ушам.
вовсе старшие слуги, но Мрак увидел, помахал рукой. Только он оставался
обнаженным до пояса, но это не выглядело неприличным: с его бронзовой кожей и
шерстью на груди, он выглядел чуть ли не в доспехах. Ликию отвели и усадили с
ним рядом. Это был самый длинный стол, который она могла вообразить. Он шел по
всей длине палаты, а по самой палате хоть скачи на коне, затем изгибался, шел
вдоль стены, оставляя место для сидений, и возвращался обратно. Стол похож на
подкову, а знатные гости - на ярких жуков в праздничных блестящих крылышках. На
многих доспехи горели золотом, Ликия понимала, что это не настоящие, пальцем
проткнуть можно, зато как красиво!
лук деда моего согнул! Многие к нам в дом заходили, но никто даже близко не
мог...
Сейчас он стукнул пустым кубком о стол, поднялся. Разговоры мгновенно стихли,
все повернули
Выглядело это необычно и красочно. Голос прозвучал зычно, истинно воеводский
голос, уверенный и властный, привыкший перекрывать шум битв и ржание коней: -
Сегодня великий день! Исполнилось великое пророчество! В наши земли наконец-то
явился витязь, о котором сотни лет предвещали волхвы и кудесники. И не просто
явился... а в самый черный день, когда Змей похитил нашу королеву, а земли наши
начали погружаться в черную пучину раздоров... Теперь принцесса Мелигерда снова
на троне, а власть крепка, как никогда. Да будет так!
до дна. Мрак улыбался, кивал, пил, звонко чокался кубком со всяким, кто тянулся
к нему кубком или чашей, лицо казалось довольным, и даже Ликия с трудом могла
заметить глубоко запрятанную прежнюю печаль. В глазах этого странного человека
пряталась могильная тьма. Ей даже почудилось, что тьма начинает расширяться.
поднялся из-за стола, исчез. Сердце Ликии упало. Ей показалось, что принцесса
тоже встала и вышла, но, как оказалось, она лишь отвернулась и вполголоса
беседовала со старым воеводой.
вину не прикоснулась, негоже молодой женщине, заученно улыбалась и кивала, что
бы у нее ни спрашивали.
там уже оседлал двух коней.
ложка стучит по столу. Значит, герой согласился на пир, только чтобы не обижать
спасенную? Да еще и коней успел где-то... И оседлал! Двух оседлал... Даже для
нее! Своими благородными руками...
разрывающего счастья, вскочит на стол или сделает что-то сумасбродное. Стены
замелькали, словно она катилась с горы. Выскочила на крыльцо. Солнце уже
опускается к горизонту, высоко в небе ярко-алые облака, застывшие, блестящие,
как раскаленное железо. Во дворе веселые голоса, вдоль забора уже полыхают
мохнатым пламенем факелы.
Первого коня вел гигант в сверкающих доспехах, второго - совсем мальчишка. Кони
под седлами, красные попоны, уздечки искрятся каменьями...
Кони обнюхивались и перебирали тонкими точеными ногами. Для Мрака подобрали
белого жеребца, а ей достался гнедой конь, с виду смирный, хотя с хитрыми
глазами.
раскрытые врата, неслись и неслись как можно дальше, а потом чтоб и дорогу
назад потеряли, однако Мрак остановил белого жеребца прямо перед крыльцом.
взглянул в злые глаза, сейчас черные, как ночь, челюсть вызывающе выдвинута
вперед, а рука сжимает плеть, поперхнулся, поспешно сказал с поклоном:
поехали.
что?
готовился к бою. Конь переступал с ноги на ногу, нетерпеливо поглядывал в
сторону ворот.
словно ударилась в ледяную стену, а сама превратилась в глыбу льда. На бледном
лице глаза стали огромными, отчаянными.
ее прерывающийся шепот:
знаешь, что у мужчин есть долг.
тебя видеть...
озера наполнялись влагой, затем запруда прорвалась, по бледным щекам покатились
крупные, как жемчуг, слезы.
затаилась боль.
в этот миг она горячо сочувствовала плачущей принцессе и почти ненавидела
надменного героя.
Безнадежным голосом, легким, как дуновение ветерка, она спросила:
зародился, совсем молодой... Но он еще будет светить, хотя бы краешком... когда
мой конь заржет под твоим окном!
прекрасное в своей беззащитности, но не смог согнать печальной тени. Мокрые
дорожки блестели, а глаза расширились. Потом из груди вырвался мучительный
только правительница! В моей груди девичье сердце. Как только ночь поглотит
последний краешек месяца, я умру... если твой конь не заржет под моим окном.
что меня выдадут за героя, которого свет не. видывал. И что я рожу ему
множество сильных и красивых сынов!
раздвинутыми, кланялся, кивал, воздевал руки. Ликия, у которой сердце
разрывалось от жалости и сочувствия к обоим, выехала вперед.
коричневого камня, но Ликии чудилась на нем душевная мука. Повторил еще раз
хриплым голосом: - Пора, Мелигерда.
появилась расшитая скатерть.
было, как щеки ее налились темной краской, а голос от смущения стал совсем
тихим: - Невеста всегда дарит жениху скатерть...
скатерть-самобранка! У меня это просто... ну, память, что от отца к сыну... Еще
от первых богов! Ты только разверни ее, когда на отдыхе. Не бог весть, в давние
времена еще не знали перца, но зато яства из диковинных птиц и чудных рыб,
которых уже нет на свете...
задрожали, а чудные глаза наполнились слезами. Мрак сказал неуклюже, проглотив
слова, готовые сорваться с языка: