Чтение 31–й страницы книги ~Люди огня~

Я спускался по лестнице с довольно толстой папкой под мышкой. Интересно, когда я все это буду изучать? Идиоты! Впрочем, что мне на них злиться? Просто они не знали Луиса лично и не в курсе специфики ордена иезуитов. Ах, сволочь Сугимори! Значит, солгал мне про Рим. Не мог он меня там видеть на рождественской присяге. Здесь служил в это время. По-старому. А значит, У него был связной. Из Европы-старушки ветер дует!

И еще я подумал о том, что старая добрая дыба куда надежнее этих дурацких наркотиков. Черт! Не думал, что у меня так плохо с терпением!

- Наконец-то ты работаешь с увлечением! - Эммануил поставил неизменную чашечку чая и с улыбкой посмотрел на меня.

Что-то давно мы вина не пили. Я вспомнил великолепную историю о превращении чая в глинтвейн. Едва заметно вздохнул. Помесь сладости, тоски и ностальгии.

- Просто я азартный человек, Господи.

Конечно. Старый бильярдист! Все шары надо непременно загнать в лузы, все клеточки закрасить, всех виновных арестовать.

- Страсти можно преобразить, Пьетрос. И азарт - неплохой материал для служения Господу. Так похоть становится любовью к Богу. Я не ошибся в своем выборе.

- Мы делаем все, что можем, Господи, но задача практически невыполнима. Если бы у нас был универсальный способ отличить истинные знаки от поддельных, такой, которым мог бы воспользоваться любой! Дайте нам метод.

- Любуюсь тобой, Пьетрос. Огонь веры в глазах... Есть метод. Он доступен для любого, принесшего присягу. Легкое жжение в Знаке при телесном контакте с любым другим Верным. Не так остро, как с воскресшими, но вполне заметно.

- Господи! Мы потеряли почти три недели! Почему вы не сказали об этом сразу?

- Потому что тогда ты не применил бы тех методов, на которые решился только сегодня, ты бы не вел следствие с таким азартом, ты бы отпустил всех монахов, задержанных в аэропортах, ты бы не проверял всех влиятельных граждан. И тогда бы мы проиграли, потому что изменить может и обладатель подлинного Знака. Это очень тяжело психологически, но возможно. Я не отнимаю у вас свободу.

Я молчал.

- А теперь я знаю, что ты не остановишься, - сказал Господь. - Поручи тотальные проверки полиции и всем, кого вы уже проверили. Разошли инструкции. Пусть арестовывают всех неприсягнувших и тем более обладателей поддельных Знаков. А сам продолжай следствие. Подождем еще недельку. Потом объявим всех неприсягнувших вне закона.

Я вздрогнул.

- Успокойся, Пьетрос. Занимайся делом.

Утром мне позвонил Цуда.

- Хасэгава сознался. Бумага была подписана Ансельмо Гоцци, бывшим провинциалом ордена*. [Провинциал ордена - глава провинции в ордене иезуитов.]

- Арестовали?

- Нет. Ансельмо Гоцци был отозван в Рим.

- Когда?

- Три недели назад.

- Почему его сняли?

- Официальное объяснение: хотели поставить местного.

- Поставили?

- Да. Новый провинциал - Ямагути Итиро с Кюсю.

- С вами приятно работать, господин Цуда.

- Спасибо. Хасэгаву выпускаем?

- Нет. Обойдется. Пусть еще посидит.

Я поручил моему секретарю связаться со всеми отделениями Святейшей Инквизиции, управлениями полиции всех провинций Империи и всеми органами контрразведки и объявить всеимперский розыск. Ответ пришел через пять часов. Ансельмо Гоцци был арестован в Мадриде. Только теперь я начал понимать, какая махина мне подвластна.

Я заканчивал рекомендации по допросам иезуитов, когда зазвонил телефон. Сии рекомендации надо было разослать по всем отделениям инквизиции, особенно в Европу. Здесь, в Японии, мы лишь случайно поймали самый кончик хвоста этой змеи. Я был в этом уверен. Тайные приказы, уводящие часть иезуитов в другое подчинение. Какое? Кому? Вот оно - разделение ордена! Я поднял трубку. Всего лишь секретарь.

- К вам Юкио Мисима, сэнсэй.

Гм... Все никак не привыкну к обращению. Чего это от меня потребовалось этому "национальному сокровищу"?

- Чем обязан? - я с любопытством смотрел на Нобелевского лауреата. Маленький японец с горящим взглядом бессмертного.

- Я хочу предложить вам свою помощь.

- С чего бы это? Извините, странно для бывшего заговорщика.

- Вы когда-нибудь умирали, Болотов-сан?

- У меня еще все впереди, - усмехнулся я.

- Это переворачивает многие представления.

Не люблю связываться с боевиками любой масти и расцветки. Довольно с меня "Детей Господа" (а также его "Псов") и господ юйвейбинов!

Впрочем, Мисима все-таки образованный человек... Хм, образованный! Умник отличается от профана вовсе не большим милосердием. Только другим характером преступлений. Там, где простец убьет спьяну соседа, умник вырежет десятую часть населения страны, и все ради высокой идеи. Образованные люди редко попадают в криминальную хронику не потому, что не совершают преступлений. Просто их преступления называют политикой или бизнесом.

Но и пренебрегать этой армией не стоит. Пригодится воды напиться. Если только воды!..

- Господин Мисима, через неделю все, не принесшие присягу Господу, будут объявлены вне закона. У ваших ребят появится много соблазнов. Держите их в узде. Пусть просто сдадут виновных инквизиции. - Интересно, куда я их дену, тюрьмы уже под завязку! - Мне бы не хотелось погромов.

- У меня очень дисциплинированные подчиненные.

- Надеюсь, - без особой надежды протянул я.

Утром пришло сообщение, ужасное и неожиданное. Ансельмо Гоцци покончил с собой в мадридской тюрьме не дождавшись экстрадиции в Японию, Невозможно! Я бы еще поверил, если бы это был японский иезуит - ладно, национальные традиции. Но Ансельмо Гоцци - итальянец. Да, в жизни человека могут быть патовые ситуации когда лучший выход - смерть, но у христианина нет этого выхода.

Помогли?

Может быть, и нет. Иезуиты - мастера казуистики. Придумали другую трактовку. В конце концов, что им Августин! Он проповедовал против массовых самоубийств христиан, стремившихся побыстрее встретиться с Богом. Он не имел в виду случаи альтруистических самоубийств. Ансельмо Гоцци хотел обезопасить орден от разоблачения.

На улице шел мелкий дождь, оставляя тонкие короткие следы на стеклах. Как ссадины. Я раздвинул сёдзи. Внутренний дворик. Видно, как деревья растут из земли. Дождь стучит по листьям. Холодный влажный воздух. Я вздохнул полной грудью.

Нет, это не охладит мою голову. Я не умею вовремя встать из-за зеленого стола. Хотя моя игра в последнее время слишком напоминает охоту за призраками.

Я вернулся в кабинет, к телефону.

- Подготовьте приказ об амнистии. Да, я выпускаю всех мелких преступников. Да, кроме убийц.

Мне очень не хотелось этого делать, особенно перед объявлением вне закона неприсягнувших. Но заговорщики сейчас важнее. Я их найду, даже если придется арестовать все христианские ордена!

- Не забудьте заставить их принести присягу, перед тем как выпустить. Не принесут - не выпускайте.

Я положил трубку, и почти сразу раздался звонок.

- Господь требует к себе? Иду!

На Эммануиле была белая хламида с золотой оторочкой и золотым поясом. Волосы распущены. Он чертовски напоминал Христа с церковной фрески, где тот выходит навстречу верующим, неся на длинном и тонком, как осиное жало, древке белое знамя с крестом.

Господь сделал мне знак.

- Пойдем!

Я промолчал. Я потерял дар речи. Я просто последовал за ним.

Мы не пошли по лунному лучу прямой дорогой в рай. Мы сели в "Линкольн", и это несколько развеяло очарование.

- Я объявил амнистию, - тихо сказал я.

- Я знаю.

- Мне кажется, что это грех.

- Я уже взял на себя все ваши грехи.

- Куда мы едем?

Он отвернулся к окну, к дождевым следам-ссадинам. Мы приближались к городской тюрьме.

Дождь кончился. Мы поднялись по влажным ступеням. Начальнику тюрьмы позвонили с пропускного пункта, и он подобострастно встретил нас у входа.

- У вас есть большой зал? - поинтересовался Господь. - Соберите там всех арестованных иезуитов.

Зал был современным и каким-то зловещим. Мертвенно-бледный свет прямоугольных плоских ламп. Голубоватый пластик на стенах. Небольшая сцена. Хотелось назвать ее помостом...

Мы поднялись на "помост". Господу услужливо принесли кресло. Я встал за его спиной. Зал уже был полон, однообразная публика - все в синих тюремных робах, даже священники.

- Дети мои, многих из вас уже допросили по делу о тайном ордене иезуитов, - начал Господь. - К сожалению, я не удовлетворен результатами. У нас осталось слишком мало времени для спасения. И я не могу позволить им погибнуть. Вы должны мне помочь. Вот здесь, - он поднял руку со сложенным вдвое листком бумаги, - список из пятнадцати человек. Их выбирал компьютер при помощи генератора случайных чисел. Я даю вам еще час. Если за это время я не узнаю ничего нового - эти люди умрут.

Мы честно ждали час в просторной комнате рядом с залом. Каждый из заключенных мог сделать заявление, и его бы к нам пропустили, но никто не пришел.

- Их уже опросили, Господи. И многих при помощи наркотиков. Они просто ничего не знают.

- Они просто не поверили. Что ж, придется доказывать. - Эммануил достал список, передал охраннику. - Приведите этих людей.

Пятнадцать человек. Бледные лица. В свете ненастного дня, проникающем через зарешеченные окна, они уже кажутся мертвыми. Среди них Эндо Хасэгава. Мне кажется, что выбор был неслучаен. Компьютер здесь ни при чем.

Пятнадцать человек? Нет, шестнадцать.

Я вопросительно посмотрел на Господа. Он - ободряюще на меня, потом сурово - на них.

- Я знаю, что большинство из вас невиновны, - начал он. - И тем не менее вам придется умереть. Но вспомните о первых мучениках христианства. На них тоже не было вины, но они умерли, разорванные львами на камнях Колизея, замученные и сожженные. Но если бы не было этой жертвы - не было бы и торжества Веры. Ваша жертва не меньше. Ваша смерть - для торжества на Земле божественного закона в Великой Империи. Но вам легче. Близится день, когда мертвые восстанут. Близится время воскресения. Первым мученикам пришлось ждать почти две тысячи лет. Вам - год, не более. Через год я верну вас. Ваша смерть - лишь видимость, боль мимолетна. И я не хочу, чтобы вы умерли, отчаявшись и погубив души проклятиями своему Богу.

Он кивнул охраннику, и в комнату внесли поднос с хлебом для причастия и золотой чашей. Поставили два подсвечника. Белое дерево. По три свечи в каждом.

Вызывал по одному, по списку. Они преклоняли перед ним колени, принимали причастие.

Огонь в глазах. Рыцари, идущие на смерть за своего сеньора.

- Нагаи Тору!

- Я не буду.

Ничем не примечательный щуплый японец в такой же синей робе, как у всех.

- Дитя мое, ты не хочешь примириться со своим господином?

- У меня другой господин.

- Подойди сюда! - Эммануил почти кричал. Его лицо исказила ярость, и под его благообразным ликом я вдруг увидел другое лицо, напоминавшее карикатуру, сожженную в Вене на площади святого Штефана. И мне стало страшно.

Нагаи подошел. Спокойно, независимо. Я восхитился.

Эммануил резко схватил его за руку. Рука со Знаком. В мерцающем свете свечей было трудно понять, поддельный он или настоящий.

Японец поднял голову. Ужас в глазах. Потом равнодушие и пустота. Он начал медленно оседать на пол. Потом упал. И только тогда Эммануил отпустил его руку. Знак остался.

Нагаи был мертв.

- Продолжим, - сказал Эммануил и обвел зал глазами. - Так будет с каждым, посмевшим мне изменить.

В некоторых индийских сектах, говорят, адепты сидят на подстилках из человеческой кожи. Дальнейшее напоминало радение подобной секты. Да, соседство с трупом добавляет действу мистицизма. Первые христиане тоже любили устраивать свои агапы* [Агапа - братская трапеза первых христиан.], используя вместо столов фобы с костями мучеников.

Последним подошел тот самый таинственный шестнадцатый. Эммануил назвал его по имени, но я не запомнил.

- Твоя задача - самая трудная. Сегодня ты получишь полное отпущение грехов и свободу, - Эммануил задумался. - Ты действительно неплохо владеешь мечом?

- Да, Господи.

Эммануил кивнул.

- Надеюсь. Встань, повернись к ним... Дети мои, я хочу, чтобы вы смотрели на этого человека не как на палача, а как на кайсяку. Его роль так же почетна, как и ваша.

Палач низко поклонился своим будущим жертвам, и они ответили ему поклоном.

- Выведите их на тюремный двор, - приказал Эммануил охране. Потом повернулся ко мне: - Теперь ты.

Во всем происходящем мне чудилось какое-то несоответствие, морок, обман. Причастие Третьего Завета здорово вышибало из головы подобные мысли, и я принял его с радостью и облегчением. Правда, последнее время эта радость и облегчение длились все меньше и меньше.

- А теперь подпиши.

Это был смертный приговор этим пятнадцати. Подпись Великого Инквизитора необходима. И я подписал.

- Пошли.

Мы вышли на тюремный двор под серое небо. Каменные стены, чахлая трава, два с половиной куста у стен. Унылое место.

Осужденные стояли на коленях примерно в метре друг от друга. За ними я увидел шестнадцатого. В руках у него был меч.

- Господи, разреши мне уйти! - взмолился я.

- Не стони, Пьетрос. Мы ведем священную войну. Воин не должен бояться крови.

Кровь! Пятнадцать голов. Это только начало. Этим не кончится.

Я уходил с места казни, словно карабкался в гору. Сердце у меня стучало. Эммануил спокойно шествовал впереди. Ничего в нем не изменилось - ни походка, ни манеры, только подол белой туники был чуть-чуть забрызган кровью.

Почему я до сих пор с ним, кто бы он ни был?! Впрочем, кто я без него? Безвестный служащий в мелкой конторе. После окончания колледжа с моей карьерой что-то случилось. Все пошло наперекосяк. Тогда иезуиты предлагали мне вступить в орден. Я отказался - не то чтобы я что-то имел против них или проповедуемых ими идей, просто я - вольный человек. Военная дисциплина не для меня. И отречение от своего ума не по мне. Я слишком дорожу своим интеллектом, чтобы от него отказываться.

Но не влип ли я в то же самое, связавшись с Эммануилом? Отказался от рабства, чтобы тут же попасть в другое, возможно, куда более жестокое.

- Ты опять сомневаешься, - сказал Эммануил, когда мы сели в машину.

Я промолчал. Возражать бесполезно. Более того, опасно.

- Достань блокнот и ручку.

Я подчинился.

- Пиши. В тайном ордене иезуитов состоят следующие люди...

Он назвал штук пять имен. Я записал.

- Все эти люди из одной резиденции. Подчиненные Нагаи. Связь была через Ансельмо. К сожалению, теперь этот канал обрублен.

- Откуда?..

Эммануил вздохнул.

- Я считал память Нагаи Тору. К сожалению, это убивает.

- Но как вы его вычислили?

Он улыбнулся.

- Решил взять одного новенького. Его же только вчера арестовали. Значит, еще не успели проверить. Интересно.

- Но почему именно его?

Эммануил поднял глаза к небу - точнее, к крыше автомобиля.

- У меня есть осведомители. - Он помолчал. - Иезуиты создали параллельную иерархию, Пьетрос. И вершина её в Европе. Точнее, в одной баскской провинции неподалеку от Памплоны. Я в этом уверен. За домом Лойолы следят по моему личному приказу. Пока хозяин на месте, но медлить больше нельзя. Ты должен приказать арестовать Лойолу, Пьетрос.

Я кивнул. Я и сам понимал, что этого не избежать.

- Хорошо, что не возражаешь. И еще ты должен казнить по крайней мере по пять человек каждый день.

- Зачем?!

- Не нервничай. Возможно, тебе не придется этого делать. Если придет человек с интересной информацией - немедленно выпускай осужденных, но после причастия Третьего Завета. Уверяю тебя, информация потечет к нам широким потоком. Сыграем на их милосердии.

- Но...

- Бесчестно играть на лучших чувствах людей, чтобы заставить их совершить предательство? Так?

Я вздохнул.

- Есть только одно истинное предательство - предательство Бога. Если мы вынуждаем кого-то предать предателя - это благое дело. И на чем же еще играть для этого, как не на лучших чувствах?

ГЛАВА 6

Как только мы вернулись во дворец, я немедленно отдал приказ об аресте Игнатия Лойолы. Уже вечером мне сообщили, что все исполнено.

На что он надеялся? Сохранить тайный орден, обманывая нас и дальше? Впрочем, мне сообщили, что в доме Лойолы все было готово для побега. Значит, знал о слежке и не решался. Ждал случая.

Мы допрашивали его в той же комнате, где вчера проходило последнее причастие осужденных. Эммануил и я. Охрана стоит у входа. Только ответчик один - Игнатий Лойола.

Когда его ввели, я невольно опустил взгляд. Не могу смотреть в глаза святым. Не умею!

Эммануил же с легкой усмешкой молча рассматривал его.

- Ну что, господин теневой генерал, - наконец сказал он, - мне нужны списки руководства тайного ордена иезуитов.

- И только? - усмехнулся Лойола.