Чтение 31–й страницы книги ~Бог-Император Дюны~

- Сигнал к началу следующего цикла, к приходу Создателя, к приходу
Шаи-Хулуда.

- Это будешь Ты, Владыка?

- Да! Великий песчаный Червь Дюны опять восстанет из глубин. Эта
земля опять станет владением спайса и Червя.

- Но что с людьми, Владыка? Со всеми этими людьми?

- Многие умрут. Солнце сожжет кормовые растения и покончит с пышной
растительной жизнью на этой земле. Без растительного корма начнут умирать
дающие мясо животные.

- И все будут голодать, Владыка?

- По этой стране прошествует голод и старые болезни. Выживут только
самые закаленные... самые закаленные и самые жестокие. - Должно ли быть
так, Владыка?

- Альтернативы этому еще хуже.

- Расскажи мне об этих альтернативах, Владыка.

- Со временем ты о них узнаешь.

Теперь, в этом шествии к Онну в утреннем свете, идя рядом с Богом
Императором, Монео мог лишь признать, что да, он узнал об этих
альтернативах и о зле, которые они принесут.

Монео знал, что для большинства покорных подданных Империи то знание,
которым он так твердо владел, покоилось скрытым в Устной Истории, мифах и
безумных россказнях, рассказываемых нечастыми сумасшедшими пророками,
возникавшими на той или иной планете, творя недолговечных последователей.

"Я знаю, что делают Рыбословши".

Он знал также о грешниках, наблюдавших за муками своих товарищей по
людскому роду, сидя за столом и обжираясь редкими деликатесами.

Пока не пришли Рыбословши и кровь не стерла подобных сцен.

- Мне понравилось, как твоя дочка наблюдала за мной, - сказал Лито. -
Она не осознавала, что мне это заметно.

- Владыка, я страшусь за нее! Она - моя кровь, моя...

- Моя тоже, Монео. Разве я не Атридес? Ты бы лучше побаивался за
самого себя.

Монео быстро окинул боязливым взглядом тело Бога Императора. Признаки
Червя оставались слишком явными. Монео поглядел на кортеж, следующий за
ними, затем на дорогу впереди. Они были сейчас на крутом спуске,
прорезанном петлями дороги и окаймленном высокими стенами рукотворных скал
той защитной кручи, что огораживала Сарьер.

- Сиона не оскорбляет меня, Монео.

- Но она...

- Монео! Здесь, в этой загадочной оболочке - одна из величайших тайн
жизни. Быть удивленным, увидеть, как случится нечто новое, вот то, чего я
жажду больше всего.

- Владыка, я...!

- Разве это не лучащееся, не изумительное слово!

- Как скажешь, Владыка.

Лито с усилием напомнил себе: "Монео - это мое создание, я его
создал".

- Твое дитя бесценно для меня, Монео. Ты умаляешь ее соратников, но
среди них может быть тот, кого она полюбит.

Монео бросил непроизвольный взгляд на Данкана Айдахо, шедшего вместе
с охраной. Айдахо так всматривался вперед, словно старался пронизать
взглядом каждый поворот дороги прежде, чем шествие к нему приблизится. Ему
не нравилось это место, над которым со всех сторон нависали высокие стены
- такое выгодное для нападения сверху. Айдахо послал разведчиков еще
ночью, и Монео знал, что некоторые из них до сих пор прячутся на высотах,
но впереди еще были овраги, которые надо было миновать, чтобы выйти к
реке. А людей было недостаточно, чтобы разместить их повсюду.

- Мы положимся на Свободных, - успокоил Данкана Монео.

- Свободных? - Айдахо не нравилось то, что ему довелось слышать о
Музейных Свободных.

- По крайней мере они могут поднять тревогу, если столкнутся с
кем-нибудь незваным, - сказал ему Монео.

- Ты видел их и попросил это сделать?

- Конечно.

Монео так и не решился затронуть с Айдахо тему Сионы. Для этого и
позже будет достаточно времени. Но Бог Император сейчас высказался в
весьма тревожном для Монео смысле. Не изменил ли он свои планы?

Монео опять перевел внимательный взгляд на Бога Императора и понизил
голос.

- Полюбит своего соратника, Владыка? Но Ты говорил, что Данкан...

- Я сказал полюбит, а не будет скрещена!

Монео затрепетал, вспомнив, как его самого привлекли к программе
выведения Лито, вырвав его из...

"Нет! Лучше не возвращаться к этим воспоминаниям!"

Потом были глубокая привязанность и, даже, настоящая любовь... Но
позже. В первые дни, однако...

- Ты опять витаешь в облаках, Монео.

- Прости меня, Владыка, но, когда Ты говоришь о любви...

- По-твоему, у меня не бывает нежных мыслей?

- Это не так, Владыка, но...

- По-твоему, у меня, значит, нет воспоминаний о любви и спаривании? -
Тележка вильнула в сторону Монео, заставив его отпрянуть, напуганного
полыхающим взглядом Владыки Лито.

- Владыка, я умоляю...

- Это тело может никогда и не знало такой нежности, но все
жизни-памяти принадлежат мне!

Монео увидел, что в теле Бога Императора все нарастают и становятся
все более довлеющими признаки Червя, и невозможно было закрыть на это
глаза.

"Я в серьезной опасности, мы все в серьезной опасности".

Монео осознавал каждый звук, раздающийся вокруг него поскрипывание
королевской тележки, покашливание и тихие разговоры в свите, шаги по
дороге. От Бога Императора доносился сильный запах корицы. Воздух здесь в
ущелье, отгороженном скалистыми стенами, до сих пор сохранял утренний
холод и сырость, дошедшую от реки. Не сырость ли провоцирует Червя?

- Монео, слушай меня так, как будто твоя жизнь зависит от этого.

- Да, Владыка, - прошептал Монео. Он знал, что жизнь его сейчас если
уж от чего и зависит, так это от осторожности, с которой он будет ко всему
относиться, не только от слушания, но и от внимательного наблюдения.

- Часть меня - вечная обитательница подземелья, ни о чем не думающая,
- сказал Лито. - Эта часть просто реагирует. Она совершает поступки, не
заботясь о знании или логике.

Монео кивнул, взгляд его был прикован к лицу Бога Императора. Не
начинают ли стекленеть его глаза?

- Я вынужден стоять в стороне, просто наблюдая ее действия больше
ничего, - говорил Лито. - Такая реакция может вызвать твою смерть, выбор
тут не за мной, ты слышишь?

- Слышу, Владыка, - прошептал Монео.

- Когда происходит такое, то не существует никакого выбора! Ты
принимаешь это, просто принимаешь. Ты никогда этого не поймешь и не
узнаешь. Что ты на это скажешь?

- Я страшусь неизвестного, Владыка.

- Я его не страшусь. Объясни мне, почему!

Монео ожидал кризиса, подобного этому и теперь, когда кризис подошел,
он ему чуть ли не обрадовался. Он знал, что его жизнь зависит от его
ответа. Он поглядел на Бога Императора, мысли бешено проносились у него в
голове.

- Из-за всех Твоих жизней-памятей, Владыка.

- Да?

Значит неполный ответ. Монео ухватился за слова.

- Ты видишь все, что мы знаем... и все это было некогда неизвестным!
Удивить тебя... удивление должно быть чем-то новым, чего ты еще не знаешь?
- говоря, Монео осознал, что он произнес в защитной вопросительной
интонации то, чему следовало бы быть смелым заявлением, но Бог Император
только улыбнулся.

- За такую мудрость я дарую тебе милость, Монео. Чего ты желаешь?

Внезапное облегчение только откупорило новые страхи с новой силой
вспыхнувшие в Монео.

- Можно ли мне привезти Сиону назад в Твердыню?

- Но это приблизит ее испытание.

- Она должна быть отделена от своих соратников, Владыка.

- Очень хорошо.

- Мой государь милосерден.

- Я эгоистичен.

На этом Бог Император отвернулся от Монео и погрузился в молчание.
Глядя на сегменты огромного тела, Монео заметил, что признаки Червя
несколько отступили. Значит, все, в конце концов, обернулось благополучно.
Затем он подумал о Свободных с их петицией - и его страх вернулся.

"Это была ошибка. Они только вызовут Его. Зачем я им только сказал,
что они могут подать свою петицию?"

Свободные будут ждать впереди, выстроясь на этой стороне реки и
размахивая своими бумажонками.

Монео шел в молчании, его дурные предчувствия возрастали с каждым
шагом.

Здесь взвевает песок, и там взвевает песок.