челюсти, услышал треск, словно кто-то повернул выключатель, и воцарилась
египетская тьма. Вместо песка я почувствовал спиной мягкую обивку кресла. Я
снова был на борту. Из-за головокружения сразу не смог отыскать нужную
кнопку. Наконец она сама попалась мне на глаза. Я разбил предохранительный
колпачок и до упора вдавил кулак в красный щиток, чтобы теледубль не попал в
их руки. Фунт экразита разнес его там в клочья. Жаль мне было этого ЛЕМа, но
я вынужден был так поступить. Так закончилась вторая разведка.
VII. Побоище
отрывочные, сколь неприятные. Третья разведка продолжалась дольше всех --
три часа, хотя я и попал в самую гущу настоящей битвы, которую вели между
собой роботы, похожие на допотопных ящериц. Они были так заняты борьбой, что
не заметили меня, когда я, белоснежный, как ангел, только без крыльев,
слетел на поле брани в ореоле пламени. Еще в полете я понял, почему и эта
местность выглядела с корабля пустой. Ящерицы были окрашены в защитные
цвета, а на спине был выпуклый узор, имитирующий камни, рассыпанные по
песку. Двигались они ползком, с бешеной скоростью, и в первый момент я не
знал, что делать: правда, пули не свистели -- огнестрельным оружием здесь не
пользовались -- но от сверкания лазеров можно было ослепнуть. Я быстро
пополз к большим белым глыбам -- это было единственное убежище поблизости --
и, высунув из-за них голову, стал наблюдать за битвой. По правде говоря, я
не сразу мог сориентироваться, кто, собственно, с кем бьется. Эти
ящеропо-добные роботы, похожие на кайманов, атаковали довольно ровный склон,
покатостью обращенный в мою сторону; передвигались они рывками. Ситуация
выглядела весьма запутанной. Казалось, в ряды наступавших замешался
неприятель, возможно, в атакующее войско был заброшен десант, точно трудно
сказать, однако я видел, как одни металлические ящерицы бросались на других,
с виду точно таких же. В какой-то момент три из них, в погоне за одной,
оказались совсем близко. Они догнали ее, но не смогли удержать, потому что
она, потеряв поочередно все ноги, за которые хватали ее преследователи,
удирала дальше, извиваясь как змея. Я не ожидал такой примитивной схватки с
отрыванием хвостов и ног и уже ждал, когда они возьмутся за мои, однако в
пылу битвы ни одна из них не обратила на меня внимания. Широкой цепью они
шли на склон, полыхая вспышками лазеров, которые, мне показалось, были у них
в пастях, хотя, может быть, это были вовсе не пасти, а воронкообразно
расширяющиеся стволы. Что-то странное творилось на склоне холма. Роботы
первой линии под прикрытием лазерного огня быстро доползали примерно до
половины склона и начинали там замирать. Они не закапывались в грунт, а шли
все медленнее и при этом меняли цвет. Песочные скорлупы спин постепенно
чернели, потом их окутывал серый дымок, словно от невидимого пламени, а
затем они раскалялись и превращались в пылающие останки. Но с
противоположной стороны не было никаких вспышек, значит, вряд ли это был
огонь лазеров. Множество обугленных и расплавленных автоматов устилали уже
склон, но все новые и новые шеренги мчались на погибель. Только включив
дальнее зрение, я понял, что именно они атаку самой вершине холма
располагалось нечто огромное и неподвижное, словно крепость. Но крепость
поистине необычная -- зеркальная. А может быть, и не зеркальная, но
защищенная какими-то экранами, которые отражали в верхней части черное небо
со звездами, а в нижней -- песчаную осыпь склона. Наверное, это было зеркало
и экран одновременно, вспышки лазеров, отражаясь, ничего не могли с ним
поделать, а внизу, там, где скопилось больше всего трупов, температура скал
превышала две тысячи градусов, это я определил по болометру, встроенному в
шлем. Какое-то индуктивное заграждение или что-то в этом роде, подумал я,
прижимаясь что было сил к глыбе, которая служила мне защитой. Значит, те,
маленькие, атакуют, а зеркальный гигант окружил себя невидимым термическим
щитом. Прекрасно, но что делать мне, безоружному, как младенец, между
лавинами атакующих танков? Доносить базе о ходе сражения не было
необходимости -- мой третий дубль имел в резерве специальное ракетное
наблюдательное устройство. Оно было замаскировано под метеорит и могло
возбудить подозрение только тем, что не падало, как положено обычному
метеориту, а летало себе в двух милях надо мной. Вдруг что-то коснулось
моего бедра.. Я глянул вниз и остолбенел. Это была оторванная нога робота,
того самого, который только что потерял все конечности и превратился в змею.
Нога потихоньку все лезла и лезла вверх, пока, проскользнув между глыбами,
не наткнулась на меня. В этой слепо дергающейся ноге с тремя острыми
когтями, покрытой оболочкой, имитирующей крупнозернистый песок, было что-то
отвратительное и отчаянное. Она попыталась вцепиться мне в бедро, но не
могла, не хватало опоры. Я брезгливо схватил ее и отбросил как можно дальше.
Тут же она снова двинулась ко мне. И вместо того, чтобы следить за ходом
сражения, мне пришлось вступить в поединок с этой ногой, потому что она
снова взбиралась на меня, неуклюже, словно пьяная. Сейчас за нею придут и
другие, подумал я, и тогда уже будет совсем дурацкое положение. Хорошо, что
база молчала, а то они могли подслушать наш разговор и мне пришлось бы
плохо. Съежившись за теневой стороной глыбы, я ожидал с саперной лопаткой в
руке появления этой ноги, в самом отвратительном состоянии духа. Нехватало,
чтобы в ней оказался какой-нибудь радиопередатчик. Попеременно сгибаясь и
разгибаясь, она доползла до моих коленей, которыми я опирался на песок, и
тогда я одной рукой прижал ее к грунту, а другой принялся молотить острием
лопатки. Вместо того чтобы наблюдать за битвой, Ийон Тихий пытается
приготовить на Луне рубленую котлету из ножек роботов. Недурная история! Все
же в конце концов я попал в какое-то чувствительное место; она перевернулась
раскрытым под-коленьем кверху и застыла. Я отшвырнул ее в сторону и выглянул
из-за глыбы. Цепи наступавших замерли, так что я едва мог различить
отдельные автоматы, серым цветом сливающиеся с местностыо. А вверх по склону
шел, слегка качаясь, как корабль на волнами; неизвестно откуда взявшийся
паук величиной с изрядный деревенский дом. Плоский сверху, как черепаха, он
раскачивался на широко расставленных многочисленных ногах, колена которых
поднимались над ним с обоих боков, а он все шагал, тяжело, мерно,
решительно, переставляя свои многочисленные ходули, и уже приближался к
полосе жара. Интересно, что с ним сейчас будет,-- подумал я. Под брюхом
маячило у него что-то продолговатое, темное, почти черное, словно он нес там
какое-то боевое снаряжение. Прямо у раскаленного участка он остановился,
раскорячившись, и стоял так некоторое время, словно размышляя. Все поле боя
замерло. Только в моем шлеме слышалось попискивание сигналов, передаваемых
неизвестным кодом. Это была весьма странная битва, она казалась одновременно
и примитивной, похожей на сражение мезозойских динозавров, и изощренной,
поскольку эти ящерицы вовсе не вывелись из яиц, а были лазерными автоматами,
роботами, нашпигованными электроникой. Гигантский паук почти присел,
коснувшись брюхом грунта, и словно бы съежился. Я ничего не услышал, ведь
здесь, даже если Луна разверзнется, не услышишь ни звука, но грунт дрогнул
-- раз, другой, третий. Эти сотрясения перешли в неустанную дрожь -- все
вокруг, и я сам, тоже затряслось, пронзаемое резкий и все более ускоряющейся
вибрацией. Я по-прежнему видел лунные дюны с разбросанными среди них серыми
ящерицами, пологий склон противоположного холма, а над ним -- черное небо,
но будто через дрожащее стекло. Контуры предметов расплывались, и даже
звезды над горизонтом замерцали, как на Земле, а потом превратились в
размытые пятнышки. Вместе с большой глыбой, к которой прижимался, я
лихорадочно дрожал, словно камертон, и эта дрожь заполнила меня целиком, я
чувствовал ее каждой клеточкой и каждым пальцем, и все сильнее, словно
кто-то раскачивают все частички моего тела, чтобы они растеклись подобно
студню. Вибрация уже причиняла боль, во мне вращались тысячи
микроскопических сверл, я хотел оттолкнуться от глыбы и выпрямиться, чтобы
вибрация доходила до меня только через подошвы сапог, но не мог даже двинуть
рукой, как в параличе, и лишь смотрел, .наполовину ослепнув, на огромного
паука, который свернулся во взъерошенный темный клубок, в точности, как
живоИ паук, гибнущий под солнечным фокусом увеличительного стекла. Потом в
глазах у меня потемнело, я почувствовал, что лечу в какую-то бездну, и когда
весь в поту, с комком в горле, открыл наконец глаза, передо мной приветливо
светилось цветное табло пульта управления. Я вернулся на корабль. Очевидно,
предохранительные устройства сами отключили меня от дубля. Подождав минуту,
я решил, однако, вернуться в теледубль, хотя меня и одолевало неизвестное
мне до той поры предчувствие, что воплотиться придется в разорванный на
куски труп. Осторожно, словно боясь обжечься, тронул я рукоятку и снова
оказался на Луне, и снова ощутил всепроникающую вибрацию. Прежде чем
предохранитель отбросил меня обратно в ракету, я успел, хотя и неотчетливо,
разглядеть груду черных обломков, медленно осыпающихся с вершины холма.
Крепость, по-видимому, пала, подумал я и снова вернулся в свое тело. То, что
теледубль не распался, придало мне смелости, чтобы вселиться в него еще раз.
Дрожь прекратилась. Царило мертвенное спокойствие. Окруженные остатками
сожженных ящеровидных автоматов, покоились руины крепости -- загадочного
сооружения, которое обороняло подступы к вершине холма; паук, который
разрушил ее катастрофическим резонансом (я не сомневался, что это сделал
он), лежал плашмя, словно огромный клубок содрогающихся конечностей, которые
все еще сгибались и выпрямлялись в агонии. Эти мертвые движения становились
все медленнее и наконец прекратились. Пиррова победа? Я ждал дальнейшей
атаки, но ничто не двигалось, и если бы я не помнил, что здесь произошло, то
мог бы и не заметить обугленного хлама, устилающего все предполье,-- так он
сливался воедино с песчаными складками местности. Я хотел встать, но не
смог. Мне даже не удалось шевельнуть рукой. Еле-еле сумел я наклонить голову
в шлеме, чтобы посмотреть на себя.
бруствером, лопнула, развалившись на крупные обломки, покрытые сеткой частых
трещин. В щебне, образовавшемся из ее остатков, утопали мои бедра, точнее их
обрубки. От несчастного, искалеченного теледубля осталось только безрукое и
безногое туловище. Мной овладело странное ощущение, будто голова моя на
Луне, а тело на борту: я все еще видел поле битвы и черное небо над ним и
одновременно чувствовал ремни, притягивающие меня к сидению и подлокотникам
Гуревич Георгий
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Апраксина Татьяна
Влодавец Леонид
Акунин Борис