глаза и рассмеялась.
шептала.
- несомненно.
Потом устало сказала:
вооружена. Прошу вас об этом. Сегодня можете мне верить. Обращайтесь со
мной сегодня, только как... с человеком, который вас любит. Сделаете,
Алан?
недоверие ослабло.
знаю, Дахут, и сегодня вы для меня только та... какой кажетесь. Возможно,
к вечеру я буду... вашим рабом.
вспомнил голос, который потом стал жужжанием мухи: "Берегись... берегись
Дахут... Алан, берегись Дахут..." Подумал о людях с пустыми глазами, рабах
ее и ее отца...
то, что сказал.
если вспомнить, что происходило между нами в Нью-Йорке и древнем Исе,
завтрак продолжался. Дахут была очаровательна. К концу я понимал, что
опасно близок к тому, чтобы думать о ней так, как она того хочет. Мы не
торопились и кончили в одиннадцать. Она предложила прогулку по поместью, и
я с облегчением пошел переодеваться. Пришлось несколько раз щелкнуть
пистолетом и взять листья из кобуры Мак Канна, чтобы очистить мозг от
обезоруживающих сомнений. Дахут умеет добиваться своего.
волосы вокруг головы как шлем. Мы пошли к конюшне. Здесь находилось с
десяток первоклассных лошадей. Я поискал черного жеребца. Не увидел, но
один бокс был пуст. Я выбрал чалого жеребца, а Дахут длинноногого гнедого.
Я больше всего хотел увидеть "каменный сад" де Кераделя. Но не увидел.
иногда виднелось море, но чаще скалы и деревья закрывали его. Своеобразная
местность и очень хорошо приспособленная для одиночества. Наконец мы
подъехали к стене, повернули и поехали вдоль нее. Проволочное заграждение
охраняло ее верх, и мне показалось, что провода находятся под напряжением.
Лайас не мог здесь перелезть через стену. Я подумал, что, может, он не
только получил, но и преподал урок. У стены там и тут стояли невысокие
смуглые люди. У них были дубины, но я не мог определить, есть ли другое
оружие. Когда мы проезжали, они кланялись.
нескольких человек. Проехали мимо и оказались на широком длинном лугу,
усеянном низкорослыми кустами, похожими на присевших людей. Мне пришло в
голову, что здесь несчастный Лайас встретился с собаками, которые не
собаки. При свете солнца, на свежем воздухе, в возбуждении верховой
прогулки этот рассказ терял свою достоверность. Но все же вид у этого
места пугающий и зловещий. Я мимоходом сказал об этом Дахут. Она со
скрытой насмешкой посмотрела на меня и спокойно ответила:
спросил: что-то в ее ответе восстановило мою веру в рассказ Лайаса.
встроена в скалу. Большая скала закрывала вид на то, что находится дальше.
Я сказал:
спешился и стал взбираться на скалу. С вершины виден был открытый океан. В
нескольких сотнях ярдов от берега в небольшой лодке сидели два рыбака.
Увидев меня, они подняли головы, и один стал опускать ручную сеть.
окрестности.
ворота и оказались на сельской дороге. Немного погодя мы увидели старинный
дом в стороне от дороги среди больших деревьев. От дороги его отделяла
каменная стена. У ворот стоял Мак Канн.
взглянув на него. Я отстал на несколько шагов и, проезжая мимо Мак Канна,
бросил карточку. Я надеялся на такой случай и потому заранее написал:
человек, думаю, все вооружены. За стеной проволочное заграждение под
напряжением.
спросила:
будто и не двигался. Но бумаги на дороге не было. Охранники увидели нас и
открыли ворота. Тем же путем мы вернулись к дому.
как вчера.
девушкой. Только когда один из членов экипажа при нашем приближении встал
на колени, ощутил я зловещее нижнее течение. А потом обед с де Кераделем и
его дочерью. Разговор с де Кераделем был настолько интересен, что я забыл
о том, что я пленник.
попросил меня ни с чем не соглашаться. Иногда манеры де Кераделя
раздражающе напоминали манеры верховного жреца, обучающего новичка самым
элементарным вещам: он принимал само собой разумеющимися такие факты,
которые современная наука считает мрачнейшими суевериями, он же считал все
это доказанным на опыте. Но знания его были огромными, а ум острым, и я
удивлялся, как можно за одну короткую жизнь узнать так много.
называли Сетом Рыжеволосым. Рассказывал о Элевсинских и Дельфийских
мистериях, как будто сам был их свидетелем. Описывал их в мельчайших
подробностях, да и другие, более древние и страшные обряды, давно
погребенные в сгнивших от времени храмах. Злые тайны шабаша были открыты
для него; однажды он заговорил о преклонении перед Корой, Дочерью,
известной также как Персефона, Геката и под множеством других уходящих в
бесконечную цепь веков имен, - женой Аида, царицей теней, чьими дочерьми
были фурии.
христианский священник с душой язычника пробудил Кору... и я видел, как
величественная, ужасная фигура появилась в клубах дыма от жертвы на
древнем алтаре.
знаком. Спросил: