заговорил, и голос его вибрировал от любопытства и жалости, по крайней
мере, так показалось Хашипут.
совокуплялась? Никогда за все долгие тысячелетия?
позе.
своей силой:
режущий ухо вопль инструментов. Звук резанул Руиза по нервам.
прорастала трава засухи, извиваясь с судорожной силой. Там, где ступал
Менк, бог рабства, прорастал смертник вонючими клубками, и запах этого
противного растения прошелся по зрителям, гнилостный, затхлый. Богиня
поднялась и отпрянула, заметив этих двоих в первый раз.
только позволяли ей дрожащие губы.
руку и схватила ее за сердце. Она упала на землю, катаясь из стороны в
сторону, колотя больную руку здоровой, чтобы наказать источник своих
страданий. Когда наконец боль прекратилась, она села и посмотрела на Бхаса
глазами, в которых больше не было непокорности.
шелком проползли черви.
сыновей. - Один из них станет твоим супругом, супругом, который был тебе
обещан, когда мир еще был молод, так же, как ты была обещана нам,
прекрасная Хашипут. Твой отец никогда не говорил тебе про этот договор,
нет?
божественные эманации касались ее, словно горячий грязный ветер. Черная
сила Бхаса, пустая алчность Менка, безнадежное отчаяние Тетри.
тощую сильную руку ей в волосы, он рывком поднял ее на ноги. Она была
слишком слаба, чтобы сопротивляться или даже самой перенести свой вес на
ноги, поэтому она висела в его руке, как добыча.
Хашипут передернулась, и Бхас для предостережения потряс ее.
одеяние открывало, спадая, его руки, они казались почти лишенными плоти,
кости были покрыты туго натянутой кожей, а пальцы казались когтями.
отступил, положив руку ей на плечи.
кроме как сделать выбор. Если ты не выберешь, ты не умрешь, но пожелаешь
себе смерти. Тебе придется прятать свое уродство в самой глубокой пещере,
какую ты только сможешь найти, чтобы те, кто тебя превозносили за красоту,
не забили бы тебя камнями от бешенства и омерзения. А?
звучал смиренно, полный поражения.
Но эта маленькая боль была как ласка, в сравнении с болью в ее руке.
сравнении с тобой, зрелая, сочная Хашипут.
вспыхнула с новой силой так, что она почти потеряла сознание.
завороженный, как продвигается пьеса.
себя маски, и Хашипут снова лишилась чувств. В вихре голубого сияния сцена
превратилась во дворец отца Хашипут. Действие пьесы становилось все
динамичнее, когда Хашипут провела Бхаса и его сыновей в позолоченные
палаты, где сладкие плоды свисали с ветвей, растущих из прохладного белого
камня, где молодое вино струилось из каждого дворцового фонтана. Фокусники
выполняли чудеса обмана, переменяя сцену не хуже пангалактической
холодрамы, а красота феникса становилась измученной, ее терзали боль и
ужас. Лицо ее бледнело с каждой секундой, волосы слипались от пота. Бог
засухи и его сыновья крались по коридорам и садам, и там, где они
проходили, за ними следовала смерть, останавливая фонтаны и иссушая цветы.
равнодушие, отстраненность от этой сцены, он стал смотреть на феникса, как
на нечто... человеческое, нечто большее, чем безымянная жертва на богом
забытой планетке-поставщице рабов. По мере того, как она извивалась и
боролась, катясь все ниже по сужающемуся тоннелю сюжета, все ближе и ближе
к собственной смерти. Руизу все труднее и труднее становилось смотреть.
Глаза ее, казалось, смотрели внутрь, ее полные губы были сжаты в тонкую
линию несчастья, но сквозь все муки она играла свою роль безупречно,
восхитительно, все еще она была нежной, глупенькой богиней.
выгодного места. Он стал скользить в толпе, не встречая никакого
сопротивления от биддерумцев, которые были еще более захвачены пьесой, чем
он. Руиз протолкался поближе к сцене, его навыки взяли ситуацию под
контроль, пока его сознание все еще было захвачено мистерией и ее чудесами
и ужасами.
прохладой, воцарилось засушливое запустение. Бхас делал, что хотел,
разлагая все во дворце, даже те жертвы, которыми питался отец Хашипут,
поэтому величайший из богов смертельно заболел. У Канеша едва оставались
силы, чтобы смести загнивающие остатки в пасть, и, когда Канеш ослабел,
весь Фараон был близок к смерти. Менк и Тетри бродили по земле, заражая
мир своими особенными кошмарами и страхами.
пиршественного стола ее отца и смотрела, думая о своей брачной церемонии
на следующее утро. Она не верила, что проживет долго после этого, после
того, как Бхас укрепит свою триумфальную победу, и, в любом случае, Фараон
станет пылью окончательно и вовеки.
был так захвачен пьесой, что посох повысил уровень своего сигнала до
болезненной вибрации, прежде чем он ответил на него и посмотрел на
индикатор. Поблизости двигался металл, масса, похожая по размерам на ту
лодку браконьеров, которую поджидал Руиз. Он оглянулся через плечо,
пытаясь вглядеться в темноту за зрительной площадкой, хотя он знал, что у
такого корабля должна быть великолепная визуальная защита. Он
почувствовал, как ему знакомо сводит лопатки, что ему надо принять все
меры к тому, чтобы прочистить мозги от очарования пьесы. Индикаторы снова
встали на нулевые отметки, и он немного расслабился. Видимо, браконьеры
готовы были подождать до конца пьесы.
ее шелковые туфельки касались осыпающегося края, там, где человек
потяжелее не осмелился бы стоять. Горячий ветер вздымал облако ее
прекрасных волос и бросал ей в ноздри запах ее тела. На ней было ее
любимое платье, так что ее прекрасная плоть видна была под прозрачной
тканью. Ее погубленная рука была завернута в шелковое полотнище, стянутое
нитями черных песчаных жемчужин. Она снова являла собой великолепное
зрелище, настоящая богиня.
чтобы окончательно укрепить свое могущество. С востока прибрел Тетри,
жених, придерживая свое раздувшееся брюхо, словно оно могло отпасть прочь.
С запада пришел Менк, завистливый свидетель на церемонии. Они медленно
окружали богиню, которая подошла еще ближе к краю.
понравятся испарения Ада, а я не стану спускаться туда за тобой.
Пожалуйста, отойди от края.
очень разборчив.