Чтение 31–й страницы книги ~Обряд перехода~

особенно тяжелой, за несколько месяцев тренировок мы уже привыкли
пользоваться ручным инструментом, и руки у нас уже не так покрывались
волдырями, как раньше. Гораздо труднее было постоянно вымерять траншеи с
помощью колышков и шнуров, отклоняться от заданных размеров мы не могли.
Но, рано или поздно, всякая работа бывает сделана, и, покончив с
траншеями, мы стали выравнивать земляной пол. Работая, мы слышали в лесу
звон топоров, голоса, а иногда - грохот падающих деревьев.

Не успели мы покончить с полом, как прибыл мистер Писарро, ведя в
поводу двух лошадей - каждая волокла по бревну в основание сруба. Бревна
очистили, обрубили сучья, распилили по размеру, и мы с Джеком увидели, как
в оконечных частях вырубают пазы. Потом поперек этих бревен положат
другие, короткие, тоже - с вырубленными пазами, и стены хижины будут расти
попеременно: длинные - короткие, длинные - короткие. И каждый следующий
ряд бревен будет держаться в пазах нижнего.

Насобирав хворост, мы с Джеком стали готовить обед. К тому времени,
как он поспел, все четыре базовых бревна уже лежали на своих местах:
длинные - наполовину заглубленные в вырытые нами траншеи, короткие -
сверху, и довольно много бревен было подвезено к пильной яме. Группа
мистера Марешаля сделала примерно столько же, но я не знала - быть может,
они обогнали наших в лесу.

Поев раньше всех и раздав еду остальным ребятам, я присела рядом с
Джимми и Ригги. Джимми валил деревья, Ригги обрубал ветки, они здорово
устали и были довольны, что мистер Писарро объявил после обеда час отдыха.
Хорошая доза физического труда стимулирует мышление, и у меня появились
кое-какие новые соображения по теме стоицизма в моих занятиях по этике.
Достав блокнот, я их туда переписала, пока Джимми и Ригги просто отдыхали.

Как мне кажется, изъян стоицизма заключается в том, что он усыпляет.
Утверждая незыблемость порядка вещей, стоицизм, таким образом, кладет
конец всякому честолюбию, всяким переменам. Он заявляет, как заявляло
тысячу лет назад христианство, что цари - да пребудут царями, а рабы -
рабами, и сдается мне, такая философия определенно привлекательнее для
царя, чем для раба.

Это здорово смахивает на дискуссию по вопросу о предопределении и
свободе воли. Предопределены ваши действия или нет, вы должны действовать,
исходя из посылки, что свобода воли у вас все же есть. Если действия
предопределены, то вы все равно ничего не теряете. Но зато если они НЕ
предопределены, а вы будете действовать, исходя из обратного, то на вас
смело можно ставить крест. В происходящих событиях вы будете никчемным
нулем.

Я не никчемный нуль. Я стала другой, и думаю, что отчасти в этом есть
и моя личная заслуга. И пока я хоть на что-то надеюсь, я никак не могу
быть стоиком.

К полудню подошла и моя очередь срубить дерево. Вместе с Джимми и
мистером Писарро я шла вдоль борозды, проложенной по берегу реки бревнами,
которые здесь волокли. Солнце сияло, и воздух потеплел. У меня даже
мелькнула мысль, что на этой планете не так уж и плохо, хоть и не похоже
на дом.

Через несколько сотен ярдов мы повернули в сторону от реки и
поднялись на гребень холма. Подлесок был очень редкий, и почву покрывал
ржаво-коричневый ковер палой листвы.

Мальчишки, рубившие до обеда деревья, снова вернулись к своей работе.
Несколько поваленных стволов с уже обрубленными ветками дожидались
волокуши.

- Вот твое дерево, - сказал мистер Писарро, показывая на серый ствол
с белеющей зарубкой. Отовсюду доносился звон топоров и визг пил.

Задрав голову, я обошла дерево кругом. Наконец, точь-в-точь как нам
объясняли и показывали, я выбрала направление, в котором я хотела, чтобы
оно упало. Дерево не должно было никого задеть, и потом, нужно, чтобы его
удобно было обкорнать от сучьев и уволочь на стройку.

Покрепче упершись ногами в землю, я взмахнула топором и сделала
засечку - маленький подруб с той стороны дерева, на какую вы хотите его
свалить. Топор еще раз ударил по дереву, отлетела большая щепа, и я
остановилась передохнуть.

- Очень хорошо, - похвалил меня мистер Писарро. - Когда закончишь,
пришли сюда Соню. А что потом тебе надо делать, ты знаешь?

- Знаю, - ответила я.

Кивнув, мистер Писарро пошел дальше. Он наблюдал за всеми ребятами,
смотрел - кто как справляется, и к тому же сам делал большую часть самой
тяжелой работы. Казалось, он поспевал всюду: вот только что он стоял рядом
с тобой, а в следующую секунду вдруг исчезал. Он даже успел попробовать
суп, когда я готовила его сегодня утром. Поразительно!

- Берегись! - крикнул кто-то, и все вокруг посмотрели наверх.

Подрубленное дерево стояло футов на тридцать ближе к реке, чем мое,
нас разделял овраг, и дерево должно было упасть именно туда. Все, кого
могло задеть, бросились врассыпную (мистер Писарро тоже), и когда мальчик
- я не разглядела его лица - увидел, что все убрались подальше, он толкнул
дерево ногой и сделал шаг назад.

Подруб был сделан под самым главным вырубом, и достаточно было
легкого толчка, чтобы сломать штырек древесины между ними. Дерево
качнулось и с величавой медлительностью начало заваливаться вперед. В
тишине, воцарившейся после перестука топоров, раздался треск ломающихся
веток, скрип, а затем - громовой удар. Ствол грянулся оземь, поднялся
столб пыли. И снова топоры взялись за дело.

Я обошла свое дерево кругом и принялась за главный выруб. Время от
времени я останавливалась, чтобы перевести дух и откинуть влажные
ароматные щепки. Наконец дерево заколебалось, и я поняла, что оно
"готово".

- Эй, берегитесь все! Отойдите дальше! - крикнула я. И проверила, все
ли послушались.

Толкнув дерево, я отступила было назад, но нога моя поскользнулась на
щепке, и, не сводя с дерева глаз, я плюхнулась наземь. Сперва я решила,
что ошиблась и дерево вовсе не собирается падать, но затем -
медленно-медленно - оно наклонилось, с шумом рухнуло, и комель, высоко
подскочив, грохнулся об землю всего в нескольких футах от меня. Вершина
дерева съехала в овраг.

С победоносным видом я оглянулась вокруг, потом поднялась, отряхнула
пыль со штанов, подняла топор и отправилась туда, где поднималась хижина.
Проходя мимо Джимми, я помахала ему рукой.

Из пятнадцати подростков семеро были девочки. Пятеро срубили свои
деревья еще утром, и единственными, кто этого не сделал, были я и Соня.
Когда я ее нашла, она вместе с Ригги мастерила дверь для хижины. Пильная
яма теперь изготавливала доски из бревен средних размеров. Доски на самом
деле были половинками бревен, плоские с одной стороны и полукруглые с
другой. Они шли на изготовление ставен, двери, крыши и пола хижины. Дверь
делалась просто: палки, нарубленные с утра, прибивались к плоским сторонам
шестифутовых досок, скрепляя их друг с другом. Отдав Соне свой топор и
отправив ее искать мистера Писарро, я с минуту понаблюдала за пильной
ямой, а затем снова взялась за работу.

В пильной яме обычно работают по двое. Один человек спускается вниз,
другой стоит наверху, а между ними закрепляется бревно. У того, кто
находится наверху, есть одно преимущество: ему на голову не сыплются
опилки. Но если пильщики меняются местами, то равенство полное.

Мое задание после обеда было следующим: взять глину и мох,
принесенные специальным нарядом (Хуанитой), и замазать щели между
бревнами. К тому времени, когда я вернулась к хижине, двое мальчиков уже
укладывали на стенах третий ряд бревен. Накинув на бревна веревки, они
втаскивали их наверх по наклонным направляющим. Весело улыбаясь и
размышляя об этике, я принялась неторопливо заталкивать в щели мох и
глину.

После того, как Ригги закончил дверь и ставни, появился мистер
Писарро. Стены настолько поднялись, что я даже почувствовала себя ими
окруженной. Чтобы замазать верхние щели, мне уже приходилось вставать на
чурбан.

Затем мистер Писарро и Ригги прорубили окна. Сделав по два пропила
для каждого окна, они просто выбили ненужные части бревен. Лазить внутрь и
обратно сразу стало легче, и это было очень кстати, потому что
устанавливать бревна на место становилось все труднее. Теперь стены
ставили трое мальчиков, мистер Писарро и плюс я, когда у Хуаниты не
хватало для меня глины и мха.

Уложив еще два ряда бревен, мальчики тем же способом, что и окна,
прорубили дверь, и хижина вдруг перестала быть тесной коробочкой. Все
ребята уже вернулись из леса, и мы с Хуанитой проделали еще один,
последний, рейс за глиной. Потом все разом поднажали, и наружная обмазка
была закончена. Работали мы весело, и под конец просто кидались глиной
друг в друга. Большим комом я попала Джимми по спине, он отплатил мне тем
же, и надо было видеть, как пятнадцать человек носились сломя голову,
швыряясь глиной, а мистер Писарро с ухмылкой стоял в сторонке.

Когда наши запасы глины иссякли, он осведомился:

- И что вы теперь собираетесь делать? Ведь у вас только одна смена
одежды.

Посмотрев на реку, Джимми выставил указательный палец.

- Мы собираемся вон туда!

Он понесся к реке и прямо в одежде, пробежав по мелководью, нырнул в
глубину.

В тот же миг я скинула обувь, вытащила из-за пазухи свой блокнот и
побежала следом. Вода была чистая и холодная, течение не быстрое, и