безмолвный лес и кипел от возмущения. Военная служба не нравилась ему
вообще, но особенное негодование вызывал приказ очистить от аспатрианцев
лес, в котором их и быть то не могло. Вдобавок ко всему сопровождали его
два прекрасных солдата - Оззи Дрэбл и Хек Мэгилл, за чьи жизни он
чувствовал себя ответственным. Голлубей считал их друзьями, несмотря на
строгие правила Легиона, касающиеся взаимоотношений офицеров с рядовыми. В
их полку, восемьдесят первом, офицеры не пользовались усилителями команд,
что в принципе давало ветеранам возможность всласть поиздеваться над
неопытным юным лейтенантом. Но Дрэбл и Мэгилл всегда уважали и
поддерживали Голлубея, и теперь он отчаянно волновался, как бы с ними
чего-нибудь не случилось по его вине.
быстро повернулся и увидел, как, обернутый ужасными мягкими складками на
землю, падает Мэгилл. Крохотные щупальца уже приникли к его телу, и, когда
пищеварительные соки начали действовать, легионер забился в судорогах.
Пораженный ужасом Голлубей только смотрел, не в силах пошевелиться.
попасть в него!
падает на Дрэбла, уже присевшего и изготовившегося стрелять. Сжавшись в
тугой комок, чудовище падало на жертву как камень, и лишь над самой
головой Дрэбла развернулось во всю ширь. Дрэбл не закричал, но ярость его
схватки с монстром яснее всяких слов сказала Голлубею, что он должен
поскорее исполнить последний, и самый дорогой, дружеский долг.
услышал какой-то слабый шум в ветвях прямо над головой. Он отшвырнул
винтовку и побежал как человек, за которым гонятся демоны... и бежал еще
долго, пока не очутился на спасительной опушке...
дошел до конца дороги, и дорога кончилась тупиком. Он узнал, кто он такой,
он узнал, что он такое, и понял, что жить с этим знанием не сможет.
Слишком тяжела ноша.
так стремились пополнить убывающие ряды его полков, что брали любого, если
его можно было привести в норму, не укладывая на месяц в хирургическое
отделение. По той же самой причине от новобранцев никогда не требовали
деталей их прошлой жизни, но Мирру вполне определенно было указано, что
без псевдонима ему не обойтись. Известность его семьи в Легионе
подразумевала, что он не может назваться Норманом Голубеем, а на пути
принятия имени Лев Толстой стояли неисчислимые трудности.
я и с мужскими-то именами ухитрился два раза не справиться.
нем печатными буквами: ИУДА ФИНК.
карман и направился к выходу, но у самой двери остановился, размышляя о
поджидающих за ней холоде и ненависти. Прошло несколько секунд, прежде чем
он осознал беспочвенность своих страхов - после того, что он пережил,
будущее, любое будущее, окажется для него светлым.
оскарами.
бар, и он понял, что если не произойдет чуда, на этот раз он обречен.
чудо все-таки произошло. Его второе "я", Норман Голлубей, закончив,
очевидно, дела в парикмахерской, пересек улицу неподалеку от них и
направил свои стопы к обшарпанным стенам Форт-Экклса. Не обращая внимания
на окружающее и не поднимая глаз, Голлубей втащил свое тело на невысокое
крылечко и скрылся за дверями призывного пункта.
головы их повернулись, они уставились друг другу в глаза, и Мирр мог бы
поклясться, что лица их выражали в этот момент растерянность и удивление.
Благодаря небо за ниспосланную возможность, он проскользнул под все еще
вытянутыми руками оскаров и ринулся к свободе. Адская боль в ребрах
несколько замедлила его бег, но в нескольких шагах уже виднелся вход в
неизбежную аллею и, благодарно всхлипывая, Мирр бросился в нее.
подбросив в воздух.
смысла стараться вделать что-нибудь более конструктивное - он слышал, как
хрустнули его кости, и чувствовал, как сместились составные части его
тела. Где-то далеко водитель грузовика кричал, что он не виноват, но
замолк, увидев появившихся на месте происшествия оскаров.
небо. Один из оскаров поднял его, взял на руки, и боль, которую принесло
это движение, подсказала Мирру, что смерть близка. Долгое паломничество
кончилось.
таинственной регулярностью, напоминавшей смену дня и ночи. Он слабо
сознавал, что его с бешеной скоростью несут по городским улицам, что кожа
оскаров теплая, а не холодная, как ему казалось раньше... Лязг тяжелых
стальных дверей звездолета... звезды на черном экране... звезды, несущиеся
мимо... вид из космоса на зеленую с белым планету, которая могла быть
только Аспатрией... пляшущие пятна света и тени, по которым он, сделав
неимоверное умственное усилие, определил, что лежит под переплетенными
ветвями... под ветвями деревьев... под переплетенными ветвями в горном
лесу на Аспатрии...
его уже не могло производить членораздельных звуков, из него вырвался
только хрип. И сразу же за отчаянием пришла благодарность, запоздалое
осознание того, что долгожданный покой придет к нему только тогда, когда
он сам пройдет через те же страдания, что перенесли по его вине другие.
правосудия, и за это Мирр благодарил их, потому что желаннее жизни
казалась ему смерть с чистой совестью.
принесенный оскарами ковер-самолет... и улыбнулся, когда миллионы
кроваво-красных извивающихся микроскопических щупалец жадно впились в его
лицеи изломанное тело.
но не предполагал, что она придет так скоро.
оглядел свое новое сверкающее тело, похожее на ожившую скульптуру
Микеланджело - героическую симфонию мощи, пропорций и красоты.
золотой коже, он вскочил на ноги и огляделся.
неподалеку и улыбались. Мирр не испугался, поняв, что теперь он - один из
них и что лица их не так одинаковы, как казалось ему раньше. Каждый был
самим собой, личностью, и к тому же до боли знакомой...
- Оззи Дрэбл и Хек Мэгилл!
нас немного пораньше, это спасло бы нас от многих дней беготни.
уверены, что ковры-самолеты едят людей. На самом деле они стремятся к
симбиозу с ними, но выглядит это, согласен, весьма пугающе.
пристрелили до завершения процесса объединения. Мы в долгу перед тобой. Да
и человечество тоже.
ужасным...
не придется ничего бояться. Ковер-самолет как бы вплавился в твое тело -
этим объясняется лишний вес - и в нервную систему. Ты теперь сверхчеловек,
Норман.
сказали людям правду, вместо того, чтобы бегать по городу и пугать всех до
полусмерти?
расстоянии многих тысяч километров, но человеческое ухо не слышит нас.
Даже собаки нас не слышат Может быть, ты изобретешь какой-нибудь
преобразователь речи и мы сможем разговаривать с людьми, но мы не уверены,
что так будет лучше.
граждане привыкли к нам на удивление быстро. Жулики, преступники - вот
кого при виде нас начинает трясти от страха. От нас нельзя спрятаться, мы