в ушах, словно безжалостный поршень гигантской машины. Дыхание стало
громоподобными порывами урагана, вырывающего с корнем деревья в лесной
чаще. Глазам было невыносимо больно от потока зрительных ощущений. Он
трясся, непроизвольно стуча зубами.
переполнены счастьем и готовностью сотрудничать.
Джим. А теперь ответьте мне на несколько вопросов. Фамилии участников
вашей группы для начала. Не надо всех - только тех, кто занимал
ответственные посты.
деятельности.
Джек.
обнаружите кое-какие неточности в мелочах. После этого, пожалуйста,
подпишите это заявление.
карьере Барретта, в основном точный, описывающий каждый его шаг с того
самого первого собрания в 1984 году и до дня ареста. Закончив читать, он
произнес:
держать ручку. Похоже, я слишком долго пробыл в ванне.
фактов. Мы снимем образец вашего голоса, и он будет вполне приемлемым
доказательством.
объяснил Бернстейн. - Вы признаетесь в том, что принимали сознательное
участие в подготовке свержения нынешнего законного правительства нашей
страны?
такие слова, Джек?
меня из равновесия, - тихо произнес Бернстейн. - Вам, скорее всего, не
понять те побуждения, которые обусловили мой переход на сторону
правительства, и я не намерен обсуждать их с вами. Здесь допрашиваю я, а
не вы.
правительстве, как о волчьей стае, пожирающей мир. Ты предупреждал меня,
что если во мне не пробудится сознательность, то я стану еще одним рабом в
мире, полном рабов. А я сказал, что лучше быть живым рабом, чем мертвым
бунтовщиком, помнишь? Ты меня разделал под орех за такие слова. Но теперь
ты в этой волчьей стае. Ты живой раб, а я скоро стану мертвым бунтовщиком.
я не считаю себя ни волком, ни рабом. А вы своими словами просто
демонстрируете свои заблуждения, пытаясь защитить воззрения
шестнадцатилетнего юнца от мнения взрослого мужчины.
только что прочел, и, во-вторых, вашей помощи, чтобы мы могли получить
информацию о руководстве Фронта Национального Освобождения.
Джек.
завершение расследования.
граждан, устраняя из их окружения тех, кто угрожает национальной
стабильности.
должны быть жутко переполнены, если только слухи об изгнании в прошлое не
правдивы.
дает вам возможность вышвыривать узников назад во времени? Вы
вскармливаете нас динозаврам?
- проговорил Бернстейн, будто обожженный крапивой. - Вы мне скажете...
предварительного заключения. Когда полиция взяла меня тогда, в Бостоне, то
скажу честно, я уже не возражал. Я потерял интерес к революции. Я
колебался в тот день точно так же, как тогда, когда мне было шестнадцать и
ты вовлек меня во все эти дела. Случилось так, что я потерял веру в
возможность революционного преобразования нашего общества. Я разуверился в
том, что мы когда-либо сможем свергнуть правительство, и понял, что просто
плыл по течению, становясь все старше и старше и тратя свою жизнь на
воплощение тщетной большевистской мечты, сохраняя при этом бодрое
выражение лица, чтобы не отпугнуть от движения молодежь. Именно тогда я
почувствовал, что прожил жизнь зря. Поэтому мне стало все равно, арестуют
меня или нет.
первый день пребывания в тюрьме, я рассказал бы тебе все, что ты пытаешься
узнать, потому что мне просто до чертиков наскучило сопротивляться. Но
теперь я нахожусь под следствием то ли шесть месяцев, то ли год, точно не
могу сказать, и это весьма интересно подействовало на меня. Я снова стал
упрямым. Я попал сюда безвольным и сломленным, но с каждым днем пребывания
здесь укреплялся мой дух, и теперь я стал более стойким, чем когда-либо.
Разве это не интересно, Джек? Мне кажется, это не делает тебе чести как
следователю по делам особо опасных преступников, и я сожалею об этом.
малейшего представления о том, сколько времени он в ней провел, но ему
казалось, что на этот раз пребывание в ванне было более длительным, и он
чувствовал себя более слабым, когда его оттуда извлекли. Его невозможно
было даже допрашивать после этого в течение трех часов, так как он не
переносил любой звук.
пока не повысится болевой порог. После этого Барретта подвергли физическим
пыткам, но он их выдержал.
сигареты, отключил сдерживающее поле, стал вспоминать дни их молодости.
Они спорили по различным идеологическим вопросам. Вместе смеялись, шутили.
деле. Тебе нужна символическая капитуляция. Ну что ж, я буду держаться до
конца. Тебе не останется ничего другого, как отступить и передать дело в
суд.
- сказал Бернстейн.
погружений в ванну, от яркого света, от электронного зондирования, от
подкожных вливаний, от внезапных вопросов, ему надоело видеть осунувшееся
лицо Бернстейна, а передача дела в суд казалась единственным выходом из
создавшегося тупика. И Барретт подписал признание, которое подсунул ему
Бернстейн. Он представил список руководителей Фронта Национального
Освобождения. Фамилии были вымышленными, и Бернстейн знал это, но был
удовлетворен. Именно видимости капитуляции он и добивался.