обернулся к Гайнатулину, к которому уже привык за эти несколько часов боя
и оставаться без которого теперь не хотел. К сожалению, кроме него,
послать на линию тут было некого.
назад. Понял?
воронки. Перед глазами Волошина мелькнули нестоптанные, усеянные гвоздями
подошвы его ботинок, и боец скрылся в поле.
затвердела чужая, отсутствующая гримаса. Иванов с Маркиным подвинули его
тело со дна к краю воронки, где он меньше мешал живым и где лежал
иссеченный осколками пулеметчик. Маркин свободнее вытянул ноги и
требовательно уставился на Иванова, нервно сжимавшего в руке молчащую
трубку. Обычно свойственная капитану выдержка на этот раз заметно изменяла
ему, и было отчего. Хотя и прежде связь с огневой позицией рвалась
зачастую в неподходящее время, но момента похуже этого просто невозможно
было придумать.
колошматили высоту "Малую", откуда немцы явно вознамерились вышибить роту
Кизевича. Здесь же, по склонам, где расползлись и попрятались по воронкам
остатки седьмой и восьмой, только стегали настильные пулеметные трассы.
Волошин отомкнул пустую патронную коробку, чтобы заменить ее полной,
которая оказалась, однако, сильно покоробленной взрывом. Чтобы не возиться
с ней, он выволок из нее всю ленту и подровнял патроны. Он уже успел
свыкнуться с этим пулеметом и теперь не без иронии подумал про себя, что
если из него не получился комбат, так, может, получится пулеметчик. Во
всяком случае, он нашел в этом бою свое дело и уже готов был примириться
со своей злой участью. Что же еще ему оставалось?
Это я. Сыкунова нет, убит Сыкунов. Слушайте команды. Сейчас передаю
команды...
молодец, не подвел. Переживет первый страх, пообвыкнет и будет хороший
боец, если только немецкая пуля минует его в предстоящей атаке, в которой
он нужен был и Волошину. Одному с пулеметом ему не справиться.
Надо выдвигаться.
белого металла, ракетницу.
стерню стригут.
ремень аппарат, вывалился из воронки.
между ними окончательно рушились, говорить никому не хотелось, и Волошин
следил, как змеилась-двигалась на скосе воронки красная нитка провода. Он
знал, что, пока она шевелилась, с Ивановым все было в порядке.
Маркин.
что...
момент, что час назад сам послал Веру наводить порядок в седьмой. Но тогда
он уже утратил свои полномочия отправить ее в тыл, те полномочия, которые
вместе с многими другими перешли к Маркину и которыми новый комбат
распорядился по-своему. И все-таки было досадно, главным образом от
сознания того, что Вере в батальоне не место. Ни до, ни тем более во время
этой не заладившейся с самого начала атаки, которая, кроме еще одной,
совершенно нелепой смерти, ничего хорошего им не сулит.
его ног, медленно уходя в поле. Значит, Иванов все полз, наверно, еще не
видя траншеи. Но вот широкая петля провода замерла на краю воронки,
Волошин торопливо расправил ее изгиб, но провод не шевельнулся. "Сейчас
скомандует", - подумал Волошин. Однако минула минута, другая, команды все
не было слышно. Молчала и батарея.
скрылся за выпуклостью этого склона. Высовываться дальше не имело смысла,
они еще подождали, но провод больше не двигался, и гаубичная батарея сзади
продолжала молчать.
Волошина ворвалась тревога. Как на беду, ни в воронке, ни поблизости от
нее нигде никого не было. Погодя немного, не в состоянии одолеть
беспокойство за друга, Волошин бросился по его следу из воронки.
еще издали увидел капитана неподвижно лежащим ничком на искромсанном
очередями склоне. С упавшим сердцем Волошин подумал, что наихудшее из его
опасений сбылось. Отсюда уже видна была высота и брустверный бугорок
ближнего конца траншеи с торчащим на сошках стволом немецкого пулемета.
Пулемет, впрочем, попыхивая дымком, бил несколько в сторону. Волошин
подполз к Иванову сбоку и легко перевернул на спину его сухощавое тело,
уронив на прошлогоднюю стерню его измятую шапку; с уголка губ капитана
сползла по щеке тонкая струйка крови. Иванов простонал и отсутствующим
взглядом посмотрел на Волошина.
намереваясь тащить его по склону к воронке.
голову. - Дай трубку.
аппарата и вынул телефонную трубку. Иванов приподнял слабеющую руку, в
которую Волошин, отжав клапан, вложил его трубку.
слушает, товарищ капитан.
Уровень больше ноль-ноль три...
чего сам Иванов, кажется, уже не слышал. Командир батареи быстро терял
силы, и с ними, казалось, уходило его сознание. Он молчал, трубка тоже
замолкла, почти выпав из его руки, потом из нее зазвучало с тревогой:
Испугавшись, что на огневой могли не расслышать его команду, Волошин
подхватил трубку и громко прокричал в нее:
скомандовал огонь?
поволок его назад, к спасительной недалекой воронке.
четыре гаубичных разрыва прогрохотали на высоте возле траншеи. Это было
так близко, что осколки со звенящим визгом прошли над их головами, и он
испугался, как бы какой из них не угодил в раненого. Он свалил его со
спины на краю воронки, потом, ухватив под мышки, стащил вниз. Маркина
здесь уже не было, на скосе одиноко стоял пулемет, да напротив успокоенно
лежали двое убитых. К ним он положил раненого.
отдышаться, бросился его перевязывать. Он расстегнул ремень с пистолетом,
испачканный в крови полушубок, под которым оказалась мокрая, в липкой
крови гимнастерка, и тут же понял, что пуля ударила капитана в грудь. Это
было плохо, рану в груди перевязать непросто, особенно в таких условиях,
когда нет времени и под руками всего один индпакет. Боясь, что вот-вот
последует команда в атаку, Волошин туго обернул бинт поверх окровавленной
гимнастерки и запахнул полушубок. Ему надо было не прозевать начало атаки,
в которой всегда много дел пулеметчику.
траншее еще рвануло несколько разрывов, забросав склон комками земли, и
кто-то там уже мелькнул в пыли и дыму, на секунду пропал, потом мелькнул
снова. Стрелять по траншее было уже поздно, и Волошин, испугавшись, что
опоздал, выкатил тяжелый ДШК из воронки и, пригибаясь, потащил его вверх.
В отдалении и сзади бежали бойцы восьмой роты.
прекратили минометный огонь по высоте "Малой", переносить же его на
атакующих в такой близости от своей траншеи они, видать, не отваживались.
Седьмая с восьмой, живо воспользовавшись минутной заминкой немцев,
ворвались на высоту, почти достигнув траншеи. Но оттуда враз ударили
пулеметы, атакующие один за другим стали падать.