жизнь по проверенной методике, отработанной до автоматизма
еще в центре, - постарался ассоциировать себя с водителем.
Уловить биение его сердца, ощутить движение его крови,
слиться с ним в желаниях, чувстве франки, крепко зажатой в
прокуренных пальцах. Называлась эта метода мудрено, "саймин-
дзюцу", то есть ментальная петля. Наконец, вспотев от
усилий, Хорст почувствовал себя рослым, грузным де, тиной.
Нога его в хромаче сорок пятого размера надавила всей
тяжестью на газ...
- услышал он визгливый голос Юргена Хатгля, но еще сильнее
придавил педаль и резко крутанул сразу сделавшийся
бесполезным руль.
скрипящий, мнущийся как бумага металл и, покувыркав,
вышвырнула из темноты багажника в мрачную темноту зимней
ночи. Впрочем, не такую уж и мрачную - на небе висела луна,
а у подножья огромной изувеченной сосны весело горела
перевернутая "Волга", правое переднее колесо ее все еще
вращалось с мерзким, похоронным каким-то звуком. В тон ему
стонал, пуская розовые пузыри, задыхающийся в сторонке Юрген
Хатгль. Потом машина оглушительно взорвалась, к лапчатым
вершинам сосен взвилось ослепительное пламя, и Хаттль, когда
все стихло, прошипел:
Не устояла перед бампером.
злорадная усмешка, рот в багровых отсветах пожарища казался
узкой безобразной щелью.
метнулся к Хаттлю, с яростью взял за горло. - Что ты сказал?
дернулся, схватился за грудь, и по подбородку его потянулась
жижа. - Бабу твою мы поимели бампером... Предатель, сука,
коммунист ну давай, давай, убей меня, иуда!
$%`-c"h(al, обмяк, и в воздухе, зловонном от пожарища,
запахло человеческим дерьмом.
все человеческое, бешено лягнул недвижимое тело Хаттля.
было снять с убитого, взял бумажник, парабеллум, набор ножей
и пошел, проваливаясь по колени в снег, к дороге. Не важно
куда, лишь бы отсюда подальше. Мутно светила луна, шептались
стрельчатые ели, Хорст Л"венхерц, он же Епифан Дзюба, брел
вдоль дорожной колеи. И тут в голове его вдруг послышался
шепот, невнятный, завораживающий, похожий на шелест осенних
листьев. Звуки, казалось, доносились не извне, а рождались в
нем самом. Голоса, голоса, голоса. Хор, море, океан голосов.
Чужих, на незнакомом языке, мгновенно уносимых эхом, однако
смысл сказанного был понятен - иди, иди на север, поклонись
звезде...
неведомая сила подняла его на ноги и погнала в лес. А голоса
в голове становились все громче, ревели как гром: "Иди, иди
на север, иди к звезде!" Потом перед глазами Хорста разлился
яркий свет, и он увидел могучего гиганта, бородатого, в
кольчуге, потрясающего копьем. Бога-аса Одина, совсем
такого, как на иллюстрациях к Старшей Эдде. Мудрого,
всезнающего, зрящего в судьбы мира.
величавый жест и указал на север копьем. - Иди с миром.
пониманием. Затем, подмигнув, Один воспа-Рил в свой Асгард,
и Хорст увидел мать, баронессу Фон Кнульп - бледную,
небрежно причесанную, без привычных бриллиантовых серег.
сказала она чуть слышно дрожащими губами и медленно
двинулась прочь...
окутало пламя, и из смрадного, воняющего серой облака чертом
из табакерки выскочил Хаттль, на нем были только
генеральская папаха и лиловые, обгаженные подштанники.
раздувая щеки, заорал Хаттль. - Зиг хайль!
все быстрее полетел в мерцающем свете, нет, не вниз, а на
север, на север, на север... Потом что-то липкое и
невыразимо мерзкое окутало его, все цвета и звуки погасли.
Время для него остановилось.
порозовел, ворочается. Ну да, веко дрогнуло...
раскатистый, подтвердил:
даст.
открыл глаза и мутно уперся взглядом в лицо улыбающемуся
g%+."%*c. - Пить...
отличие от второго - огромного, широкоплечего, звавшегося
Андреем Ильичом. Оба они смотрели добро, без хитринки. По-
человечески. Однако пить Хорсту не дали, ни глотка.
произнес Андрей Ильич и, подсев поближе на дощатую лавку,
протянул широкую, как лопата, руку. - Ну-с, давайте
знакомиться. Трифонов, художник, бывший член их союза. А
также космополит и американский шпион.
включился в разговор бородатый человечек и оскалился широко,
но невесело. - Тоже шпион, правда, английский. Вдобавок
медик-недоучка и член семьи изменника родины. А вы что, и
вправду генерал?
притягивало искренностью, энергичным блеском умных глаз.
Чувствовалось, что и с юмором у него все в порядке.
еще не пришедший в себя Хорст, но удержался, ответил
уклончиво:
комбайнер-орденоносец, хлебороб-целинник Епифан Дзюба.
Здоровы будем.
хмыкнул Андрей Ильич и, вытащив огромный, лосиной кожи
кисет, принялся вертеть козью ногу. - Ну и ладно. А то
обстановка-то у нас спартанская. Не бояре, враги народа.
Куприяныч, ставь-ка чайник, надо потчевать гостя дорогого!
генерала КГБ с физиономией Юргена Хаттля. Ясное дело, живые
генералы КГБ свою папаху и удостоверение не отдают.
справился с внезапной дурнотой, опустился на подушку и
крепко обхватил пылающую голову ладонями, - Ничего не помню,
все как с похмелья...
гудящей, словно колокол, ползала по кругу единственная
мысль: идти на север, идти на север...
ухмылочкой Трифонов поднялся, ловко шкурил и широко повел
рукой с дымящейся цигаркой. - Страну озер, медведей и
советских заключенных. А что касаемо бедственного состояния
вашего так это меричка, если по-простому. Сиречь арктическая
истерия.
обнадеживающе глянул на Хорста. - Ничего, ничего, прогноз
благоприятный. Шаман у нас хороший вылечит. Очень, очень
сильный нойда.
профессиональным уважением.
больной, стало одной мыслью больше - про дурдом. Вот только
очень-очень сильных нойд ему не хватало. Для полного
ag ablo.
представитель этой самой науки, изобразил раскаяние и
сделался похожим на нашкодившего гнома, - Нет даже единого
мнения о причинах болезни. Объяснение одно - психоз.
Впрочем, неудивительно, симптоматика изумляет - кто поет на
Корнев Павел
Круз Андрей
Конюшевский Владислав
Роллинс Джеймс
Зыков Виталий