Чтение 31–й страницы книги ~Избранные ходы~

Матвеенкова с Мучкиным, когда впереди появилась черная точка, которая стала
быстро разрастаться в моторную лодку. Лихач играл машиной, огибая одному ему
видимые препятствия. Поравнявшись с эскадрой, он вошел в вираж, наделав
много волн. Посудина Татьяны покачнулась в продольной плоскости всего два
раза. На третий она, как лошадь, встала на дыбы и начала погружаться в воду.
Раздался нечеловеческий крик Татьяны. Имитируя недельного котенка, она
вслепую била по воде руками и орала матом, очень близким к благому.
Смирившись с участью, она уже согласилась было пойти на дно, но оказалось,
что идти некуда -- воды в реке всего по пояс.

Забелин, отвоевавший у биологички прерогативу не грести, как сливки,
снимал свои первые документальные кинокадры.

Последовала вынужденная высадка на берег. Регата была смещена по
графику далеко вправо. Решетнев на скорую руку произвел изыскательские
работы, чтобы половчее привязать к местности палаточный городок, и определил
линию установки жилищ. Вскоре стоянка была оборудована по всем правилам
бойскаутского искусства -- вкривь и вкось. Парням пришлось попотеть, чтобы
так и не суметь выполнить градостроительную волю Решетнева, бредящего
мировым порядком.

Женская фракция тем временем загорала, удалившись за ближайший холмик.
Девочки уселись вокруг Татьяны, как гарнир вокруг котлеты, и принялись в
тысячный раз перещупывать косточки одногруппникам. Подобного рода пальпацией
они занимались с первого курса и знали наизусть каждую кость, но присутствие
в компании биологички Лены вновь вывело их на эту стезю.

Забелин в бивачных работах участия не принимал. Как только девушки
скрылись за холмом, он поерзал минут пять на месте и потихоньку пополз за
ними. Он решил снять скрытой камерой несколько чисто женских мгновений.
Изловчившись за кустом, он, задыхаясь от прилива творческих сил, приступил к
работе. Не давая аппарату ни секунды послабления, Забелин лихорадочно
мыслил: "Эта серия будет самой сильной! Не то, что предыдущая! Самое главное
-- правильно выстроить групповые кадры!"

В манере загорающих девушек использовать белье сквозило желание
оставить на теле как можно меньше незагорелых мест.

-- Хоть немного подкоптимся, а то на людях раздеться стыдно, --
потянулась биологичка своим русалочьим телом. -- Ты бы прилегла, Таня, а то
голову напечет, -- посоветовала она Черемисиной и подгребла к себе барханчик
теплого песка.

-- Когда стоишь, лучше пристает загар, -- ответила Татьяна, продолжая,
как Оранта, держать руки поднятыми кверху, словно вымаливая у неба
ультрафиолетовую катастрофу. Будто подсолнух, она не спеша поворачивалась
вслед за солнцем.

Невысокий обрывчик, нависший над рекой, долго терпел на себе ее
присутствие. Наконец он не выдержал удельной нагрузки и пополз. Татьяна
вместе с глиной рухнула в воду. Девочки бросились спасать подругу, но она
выбралась из омута сама и, отодвинув спасительниц руками, в упор уставилась
на соседний куст.

-- Кажется, за нами подсматривают, -- легко отличила она мутный
камуфляж всей в мормышках куртки Забелина от яркой зелени молодых майских
побегов.

Забелин сидел ни жив ни мертв. Он сообразил, что выход только один, и,
подпрыгнув на месте, рысью почесал в лагерь. Но не успел он перевалить через
спасительный бугор, как правая рука Татьяны грузно легла на его хребет,
собрав в кучу всю куртку. Спина снайпера заголилась до лопаток. Через минуту
Забелин лежал у женских ног. О том, чтобы успеть попутно отревизовать ноги
биологички Лены, не могло быть и речи.

-- Это же искусство, -- лепетал он в свое оправдание. -- Аполлон,
Венера, красота человеческого тела... Татьяна, ты же сама просила чаще
задействовать тебя... только не трогайте камеру!

-- Если ты эту порнографию не вырежешь, смотри у нас! Своим фильмом он
заставит меня плакать! Как бы не так! Тупая радость! Чтоб глаза мои тебя
больше не видели!

Надругание над режиссером-любителем было произведено на виду у невесты.
Вечером у Забелина с биологичкой на этой почве могли возникнуть проблемы
лидерства.

Он был отпущен под честное слово и под смех чисто женской фракции.

-- И никогда не называй меня Татьяной! -- крикнула ему вслед
Черемисина. -- Меня зовут очень просто -- Таня! Неужели трудно запомнить?!

Матвеенков, всегда очень ревностно относящийся ко всякой поживе, принял
стоявшие неподалеку постройки за пчелосовхоз.

-- Может, так сказать... в смысле... просто, ну, как бы попробовать...
сходим? -- с поперхиванием, будто избавляясь от какого-то немыслимого
солитера, исполнил он монолог для Усова.

-- Да какой сейчас мед? Май на дворе, а по старому стилю так вообще
апрель! -- просклонял его Усов, а сам был согласен отправиться за сладким
даже зимой и хоть на край света.

Добытчики, как Винни-Пух с Пятачком, затрусили к пасеке.

Добравшись до построек, юные бортники обнаружили полнейшее безлюдье и
полезли шарить по ульям. На защиту своих крепостей поднялись все законно
зарегистрированные пользователи пасеки. У грабителей потемнело в глазах. Они
переглянулись и, прочтя друг у друга на лице анархистский клич "Спасайся,
кто может!", опрометью рванули назад. Усов был в плавках -- для пчел, то
есть, все равно что голый. Пчелы жалили его методично и с оттяжечкой. Он
прыгал через кочки и канавы и распухал от укусов, как от тоски. Обогнав
Матвеенкова на добрых полкилометра, зажаленный Усов споткнулся и
распластался по глинозему. Пчелы, не суетясь, довели апитерапию до конца, и,
взмыв, все разом зависли. Затем, как профессионалы, на всякий случай сделали
по контрольному уколу. Взглянув на непротыкаемый бекон приближающегося
Матвеенкова, пчелы покружили над объектом для острастки и с сожалением
вернулись на базу -- никакого смысла в дальнейшем барражировании они не
увидели.

Матвеенков подобрал Усова и волоком доставил его в расположение отряда.

-- Бог мой! -- в один голос вскрикнули девушки. -- Экая незадача! Да
его надо срочно госпитализировать!

-- Пчелиный яд очень полезен, -- попытался вызвать положительную эмоцию
Рудик. -- Пройдет и так.

Ни одного из мнений Усов разделить не мог. Вращая заплывшими глазами,
он с ужасом ощупывал свои новые, продолжавшие распухать формы.

Татьяна усадила Усова к себе на колени, смазала укусы вьетнамским
бальзамом "Голд стар" и строго-настрого приказала никогда в жизни, чтобы не
переутомляться, не брать больше в руки весло. Это была ее первая и последняя
помощь.

-- Клин клином вышибают, -- сказал Решетнев, расставляя вокруг
зельеобразной бутыли по ранжиру стаканчики, бокальчики и крышку от термоса
из своего неделимого посудного фонда. -- Бальзам здесь может только
навредить. Усову надо наложить внутренний компресс. Лучше -- спиртовой.

-- Верно, верно. Ему в таком положении лучше употреблять напитки
прямого, а не побочного действия, -- одобрил идею Мучкин.

-- Тем более, что сегодня Чистый четверг, товарищи! -- вспомнил Рудик.
-- Идет Страстная неделя. Сегодня день смывания грехов. Перед Пасхой.

-- Жаль, Гриншпона нет, он бы нам всем яйца накрасил, -- сказал
Артамонов.

Матвеенков полез в воду первым. Он всецело сознавал свою ущербность.
Будучи неисправимым полифагом, он не соблюдал ни больших постов, ни малых.
Вся жизнь его была сплошным мясоедом. А если ему и доводилось когда питаться
крапивным салатом, то он смаковал его, как скоромное. Плюс попытка сойтись с
несовершеннолетней. Числился за Матвеенковым и еще один незначительный
грешок, о котором знал только узкий круг доверенных лиц. Бывали у Леши в
жизни такие моменты, когда, участвуя в институтском турнире по боксу, он
стеснялся, с похмелья или обожравшись гороховым супом, выходить на ринг.
Тогда он просил Решетнева провести вместо себя пару-тройку боев. Под чужой
фамилией Решетнев доходил до финала и передавал перчатки Матвеенкову.
Отдохнувший и выпустивший за неделю все гороховые пары Матвеенков выходил на
поединок и массой размазывал по канатам ошеломленного финалиста, который
втайне надеялся выиграть у Решетнева по очкам. Тренер Цвенев догадывался о
происходившем, но до конца так ничего толком и не понял.

Так что грехов у Матвеенкова набиралось на безвылазное купание в
течение всей жизни.

Вслед за Матвеенковым, взявшись за руки, в воду сошли Нынкин и Пунтус.
Они не только поплавали, но и с помощью очень жестких натуральных мочалок
потерли друг другу спинки.

Фельдман, как ангел, едва помочил конечности и бросился обратно к
костру. Не любил он отвечать за содеянное, не было у него в характере такой
струнки.

А Матвеенков все рвался и рвался в пучину, ощущая на себе тяжкий груз
несметных нечестивых дел.

-- Теперь можно согрешить и по новой. Наливай! -- отдал приказ Рудик.

Забелин припал к кинокамере и принялся снимать пьянку.

-- Дебе де кадется, что эди дастольдые кадды будут комптдометидовать
дас в гладах подомкофф? -- сказал все еще не пришедший в себя Усов,
нозализируя звуки оплывшим носом.

-- Не думаю, -- ответил за Забелина Решетнев. -- Все великие люди были
алкоголиками. Это сложилось исторически.

-- Но пикники не были для них самоцелью, -- сказал Артамонов. -- За
вином они благородно спорили о России, поднимали бокалы до уровня
самоотречения. А мы? Только и болтаем, что о всяких дефицитах, дороговизне и
еще кой о чем по мелочам.

-- Тогда было другое время, -- оправдался за все поколение Климцов.

-- Время здесь ни при чем, -- сказал Артамонов и бросил в реку камешек,
отчего ударение пришлось не на то слово.