бы, будь даже остров окружен полосой песчаных пляжей... Может, его сюда
принесли некогда; может, в самом деле именно здесь и был тот древний храм?
"Надо будет полазать, - подумал Аракелов. - Времени для этого хоть
отбавляй, фонаря хватит на сто часов - значит, быть по сему". Дойдя до
конца Колонного храма, он повернул вдоль стены влево. Шагов через тридцать
открылась узкая щель, которую они с Венькой и Орсоном обнаружили уже во
время второй своей вылазки в недра острова. Аракелов достал веревку и
связал с идущим от мешка фалом - получился конец длиной в полсотни метров,
этого должно было хватить с избытком. Он забрался в щель и, упершись
спиной в одну ее стенку, стал, медленно перебирая ногами по другой,
карабкаться вверх. Путь ему предстоял немалый - в прошлый раз они измерили
высоту этого камина - семнадцать метров. Скучное занятие - вот так,
враскорячку, взбираться в темноте вверх. Впотьмах - потому, что
спелеологического шлема с фонарем у него, естественно, не было, а руки
были нужны для дополнительной опоры.
решил обосноваться. Втащив мешок, Аракелов внимательно осмотрелся. Камин
выходил в угол пещерки. В противоположном углу стена образовывала нишу -
настоящий альков, и он потащил свои пожитки туда. Воздух был чуть
застоявшийся, но не спертый и не затхлый, очевидно, какие-то трещины
выходили отсюда на поверхность. Аракелов повел лучом фонаря по потолку:
так и есть, почти в центре свода обнаружился не замеченный им прежде
колодец.
светлый круг полностью захватывал облюбованный им уголок. Потом вытащил из
мешка поклажу. Присоединив к надувному матрацу баллончик со сжатым
воздухом, крутанул вентиль. С коротким резким шипением матрац надулся.
Спать Аракелову пока не хотелось, и он двумя стяжками превратил матрац в
кресло. Поставил рядом термос, сложил стопочкой четыре коробки аварийного
шлюпочного рациона - больше четырех дней он вряд ли здесь пробудет, так
что голодная смерть ему не грозит, пожалуй, не удастся даже подсократить
предательски нарастающее в последние пять лет - с тех пор, как ему
пришлось оставить профессию батиандра - брюшко. Аккуратно вытерев ласты,
"намордник" и всю прочую свою подводную амуницию, он сложил ее в мешок, а
мешок, застегнув, пристроил в углу к стене. Нацепив плавки на каменный
выступ - пусть сушатся, - он облачился в шорты и рубашку, устроился в
своем импровизированном кресле и потянулся было за термосом, но
почувствовал, как снова засаднило руку - конечно же, расслабился, и вот...
Кряхтя, он поднялся, снова полез в мешок; достав аптечку, густо залил
ссадину антисептиком. Аэрозоль вспенился, кожу ожгло, но зуд почти сразу
утих, а пена опала, превратившись в бледно-розовую пленку. Аракелов убрал
аптечку, снова опустился в кресло и, налив из термоса смесь апельсинового
и лимонного соков с кокосовым молоком (знай Ганшин, какой я себе курорт
устроил, - от злости бы лопнул!), стал пить медленными длинными глотками,
растягивая удовольствие и наслаждаясь. Потом он взял книгу, в последний
момент подсунутую Папалеаиаиной. Это оказался детектив, чему Аракелов от
души порадовался - лучшего времяпрепровождения не придумаешь!..
свой габровит! Только хватит ли тебя на такое?.. Ну да это меня не
касается. Я свой ход сделал, теперь твой черед. Действуй!"
странице он застрял - окончательно и бесповоротно. Хотя впервые за
последние недели свободного времени у него оказалось вдруг в избытке,
делай что хочешь, спи - не хочу, читай - не хочу, мысли упорно бежали по
одному, казалось, раз и навсегда проторенному кругу, то и дело возвращаясь
к памятному третьему дню захода на Караури.
Меня уже тошнит от вашей консервированной ветчины! Слышишь? Утром ветчина,
днем ветчина, вечером ветчина... Если твоей Линде лень готовить - зачем
она, спрашивается, на борту? Я могу набрать шестьдесят килограммов
балласта поспокойнее...
лучше, между прочим...
несчастный...
восемнадцать лет назад на "Руслане"; в тот рейс поднимали злополучный
"Дип-Вью"... Потом было еще несколько плаваний: на роторной шхуне
"Людмила" - по программе Международного года Тихого океана;
советско-японская экспедиция на "Иба-Мару", когда они полгода занимались
изучением глубоководной реликтовой фауны Южных Морей (по официальной
формулировке), что на деле означало - тщетные, увы! - поиски Великого
Морского Змея, "чудовища Дзуйио-Мару" и прочих полулегендарных и вовсе
мифических годзилл, поиски, которые ни в какую официальную тему не
вписывались... Веселое было времечко; хорошие ребята, подводные разведки -
по двое суток на трех-, пяти- и семикилометровой глубине, вечера, когда,
собравшись на баке, они распевали собственного сочинения песни...
группе батиандров проекта "Абиссаль-45". Но всякий раз архипелаг Караури
оставался в сотнях, порой даже всего в десятках миль в любую сторону. И
только в позапрошлом году Аракелов впервые оказался в Папалениме - самом
крупном городе Центрального Караури и столице молодой республики.
недолгим.
небольшую, тонн сто пятьдесят - сто семьдесят, шхуну - такие бороздят
Южные Моря вот уже добрых три столетия, перевозя копру, почту, пассажиров,
занимаясь ловом акул и тунца. В прошлом веке их потеснили было пароходы,
но энергетический кризис, борьба за охрану среды - и вскоре они снова
стали почти безраздельно царить в этих местах. С парусами, взятыми на
вторые рифы - в такую-то погоду! - шхуна описывала широкие циркуляции,
причем на палубе не было видно ни души. Капитан, заинтересовавшись,
направил к ней катер. Чутье и на этот раз не подвело мастера - судно
оказалось брошенным. И брошенным как-то странно: все судовые документы на
месте, единственная, судя по всему, шлюпка - тоже, на месте и личные вещи
экипажа, согласно роли состоявшего из семи человек. "Вахине Меа" - так
называлась шхуна - была приписана к Папалениму, и капитан решил сделать
крюк в две сотни миль, чтобы доставить туда "бесхозное имущество", за
спасение которого по морскому праву полагалась премия. Правда, с мечтой о
премии пришлось вскоре распроститься: одобрив решение доставить шхуну в
порт приписки, Владивосток в то же время категорически приказал
рассматривать его как акт дружеской услуги. Чертыхнувшись, капитан
подтвердил получение радиограммы и связался с властями Караури.
баталии. Поминали знаменитую "Марию Целесту", брошенную экипажем в
Атлантике, - загадка, по сей день остающаяся неразрешенной, хотя гипотез
выдвигалось тьма - от грязных махинаций судовладельцев до нехороших
поступков космических пришельцев. Вспоминали и загадочную судьбу
"Уранг-Меданга"... Словом, каждый стремился блеснуть эрудицией по части
подобных историй, однако все эти разговоры так и остались "сотрясением
воздусей". Портовые власти с благодарностью приняли шхуну, было сказано,
что этим случаем займутся соответствующие службы - и все. Сутки "Руслан"
простоял на Папаленимском рейде, два десятка человек - и Аракелов в том
числе - побывали на берегу. Аракелову повезло: начальника подводных работ
отнесли к разряду почетных гостей, и вместе с несколькими научниками,
начальником экспедиции и капитаном он был приглашен на торжественную
церемонию питья кавы. Здесь-то и познакомился он с Папалеаиаиной. Впрочем,
познакомился - не совсем то слово. Он видел ее, главную распорядительницу
церемонии, и только. Знакомство состоялось много позже, уже в этот раз...
соглашению с правительством республики экспедиция должна была занятьс
исследованиями в территориальных водах архипелага, с тем чтобы вс
полученная в итоге информация была предоставлена и ученым Папаленимского
института морских проблем. Целый месяц "Руслан" бороздил море между ста
тридцатью четырьмя островами, составляющими архипелаг - правда, только
семнадцать из них были обитаемыми. Остальные же представляли собой
крошечные коралловые атоллы и рифовые островки - песок, несколько чахлых
пальм и ни капли пресной воды. А потом пришел черед пятисуточной стоянки
на Папаленимском рейде. Научники целыми днями пропадали в городе, на борту
постоянно гостили их местные коллеги... И только Аракелову все никак не
удавалось сойти на берег.
Город разочаровывал и очаровывал одновременно. Разочаровывал потому, что
под поспешным натиском цивилизации без следа исчезла всякая внешн
экзотика: ни тебе пальмовых хижин, ни длинных домов, ни деревянных
идолов... Вполне современный город, небольшой, тысяч пятьдесят-шестьдесят
населения, но в принципе ничем не отличающийся, скажем, от Гонолулу,
этакий микро-Гонолулу с банками и неизбежным Хилтон-отелем, президентским
(бывшим королевским) дворцом, деловыми, аристократическими, торговыми и
рабочими кварталами... Очаровывал же какой-то удивительной компактностью,
соразмерностью с человеческими масштабами, которой начисто лишены