удивленной. Это целомудренное удивление и есть оттенок, отличающий Психею от
Венеры. У Фантины были длинные, белые и тонкие пальцы весталки, которая
ворошит пепел священного огня золотым прутом. Хотя, как мы это слишком ясно
увидим из дальнейшего, она ни в чем не отказала Толомьесу, лицо ее в минуты
покоя выражало чистейшую непорочность; печать серьезного, почти строгого
достоинства внезапно появлялась на нем в иные часы; нельзя было без
удивления и волнения смотреть, как быстро угасала на нем веселость и как,
без всякого перехода, безмятежная ясность сменялась глубокой
сосредоточенностью. Эта внезапная серьезность, порой выраженная очень резко,
походила на высокомерие богини. Лоб, нос и подбородок представляли ту
идеальную линию, совершенно отличную от идеальных пропорций, которая и
обусловливает гармонию лица; а в характерном промежутке между основанием
носа и верхней губой у нее была та едва заметная очаровательная ямочка -
таинственная примета целомудрия, - благодаря которой Барбаросса влюбился в
Диану, найденную при раскопках в Иконии.
греха.
Глава четвертая.. ТОЛОМЬЕС ТАК ВЕСЕЛ, ЧТО ПОЕТ ИСПАНСКУЮ ПЕСЕНКУ
Казалось, всю природу отпустили на каникулы и она ликует. Цветники Сен-Клу
благоухали, дыхание Сены едва заметно шевелило листву деревьев, ветви
покачивались от легкого ветерка, пчелы безжалостно грабили кусты жасмина,
целая ватага бабочек налетела на тысячелистник, клевер и дикий овес;
заповедным парком французского короля завладела шумная толпа беспутных
бродяг-то были птицы.
сияли радостью жизни.
бегали взапуски, танцевали, гонялись за бабочками, рвали повилику,
промачивая в высокой траве розовые ажурные чулки; юные, сумасбродные, отнюдь
не строптивые, они то и дело получали поцелуи от каждого из мужчин, - все,
кроме Фантины, замкнувшейся в своей бессознательной, задумчивой и пугливой
неприступности, все, кроме той, которая любила "Вечно ты разыгрываешь
недотрогу", - говорила ей Фэйворитка.
к природе; при их появлении все сущее брызжет лаской и светом. Некогда жила
фея, которая создала рощи и луга только для влюбленных. Так возникла
бессмертная школа любовников, которая возрождается вновь и вновь и будет
существовать до тех пор, пока будут существовать рощи и школьники. Вот
почему весна увлекает мыслителей. Патриций и уличный точильщик, герцог,
возведенный в достоинство пэра, и приказный, "придворные и горожане", как
говорилось встарь, - все они подвластны этой фее. Все смеются, все ищут друг
друга, воздух пронизан сиянием апофеоза, - вот как преображает любовь!
Жалкий писец нотариуса становится полубогом. А легкие вскрики, преследование
друг друга в зеленой траве, девическая талия, которую обнимают на бегу,
словечки, звучащие, как музыка, обожание, предательское звучание одного
какого-нибудь слога, вишни, вырванные губами из губ, - все это искрится,
проносясь мимо, в каком-то божественном ликовании. Красавицы сладостно и
щедро расточают себя. Всем кажется, что это будет длиться вечно. Философы,
поэты, художники взирают на эти восторги и, ослепленные, не знают, как
изобразить их. "Отплытие на Киферы!" - восклицает Ватто; Ланкре, живописец,
увековечивший разночинцев, созерцает горожан, улетающих в лазурь; Дидро
раскрывает объятия всем влюбленным, а д'Юрфе видит среди них друидов.
его называли в то время, посмотреть на недавно привезенное из Индии
растение, название которого мы не можем сейчас припомнить и которое
привлекало тогда в Сен - Клу весь Париж; это было причудливое, прелестное
деревцо с высоким стволом, с бесчисленными тонкими, как нити, растрепанными
веточками, лишенными листьев, но зато покрытыми множеством крошечных белых
розочек, отчего куст напоминал голову, усыпанную цветами. Около него всегда
стояла толпа любопытных.
с погонщиком о цене, компания пустилась в обратный путь через Ванв и Исси. В
Исси - происшествие. Парк, конфискованный во время революции и перешедший к
тому времени во владение поставщика армии Бургена, случайно оказался
открытым. Они вошли за ограду, посетили пещеру с куклой-анахоретом, испытали
на себе все таинственные эффекты знаменитой зеркальной комнаты - этой
западни, достойной похотливого сатира, ставшего миллионером, или Тюркаре,
преобразившегося в Приапа. Молодые люди раскачали большую сетку - качели,
висевшую меж двух каштанов, воспетых аббатом де Берни. Качая красавиц и
вызывая дружный смех и взлет юбок, складки которых восхитили бы самого
Греза, Толомьес, уроженец Тулузы и немного испанец, - ведь Тулуза двоюродная
сестра Толозы, - напевал заунывным речитативом старинную испанскую песенку,
должно быть тоже навеянную образом какой-нибудь красотки, высоко взлетавшей
на веревке меж двух деревьев:
прошли пешком от Пасси до заставы Звезды. Как мы помним, молодежь была на
ногах с пяти часов утра, но что из этого! "В воскресенье не устают, -
говорила Фэйворитка, - по воскресеньям усталость тоже отдыхает". Около трех
часов дня четыре парочки, совсем ошалевшие от счастья, кубарем слетали с
русских гор. Это странного вида сооружение находилось в то время на
Божонских холмах, его извилистая линия виднелась над верхушками деревьев
Елисейских полей.
Глава пятая. У БОМБАРДЫ
и сияющая восьмерка, наконец-то немного утомившаяся, осела в кафе
"Бомбарда"; то был открытый на Елисейских полях филиал ресторана знаменитого
Бомбарды, вывеска которого красовалась в те времена на углу улицы Риволи,
рядом с пассажем Делорм.
воскресенья ресторанчик был переполнен: пришлось волей-неволей примириться с
этим пристанищем); два окна, из которых сквозь листву вязов можно было
созерцать набережную и реку; лучи великолепного августовского солнца,
заглядывавшего в окна; два стола: на одном гора пышных букетов вперемешку со
шляпами, мужскими и дамскими, за другим -четыре парочки, сидящие перед
веселым нагромождением блюд, тарелок, стаканов и бутылок. Кружки пива,
бутылки вина; не слишком большой порядок на столе и большой беспорядок под
ним.
Все невпопад". Перевод Е. Полонской.}, - как сказал Мольер.
начавшейся в пять часов утра. Солнце уже садилось, аппетит постепенно
ослабевал.
двух составных частей славы. Мраморные кони Марли взвивались на дыбы и
словно ржали в золотистой дымке. Экипажи сновали взад и вперед. Эскадрон
блестящих лейб - гвардейцев с горнистом во главе ехал по авеню Нельи; белое
знамя, чуть порозовевшее в лучах заката, развевалось над куполом
Тюильрийского дворца. Площадь Согласия. вновь переименованную в площадь
Людовика XV, заливала радостная толпа гуляющих. У многих были в петлицах
серебряные лилии на белых муаровых бантах; они еще не совсем исчезли в 1817
году. Хороводы маленьких девочек, окруженные кольцом аплодирующих зрителей,
распевали знаменитую в то время песенку, прославлявшую Бурбонов и
предназначенную для посрамления Ста дней, с таким припевом:
буржуа, тоже украшенные лилиями, шумными группами разбрелись по главной