откровенности, она не простит его за то, что он ее порицал. Обычно он
старался выслушивать ее признания, не принимая их близко к сердцу. Не то
чтобы он не сочувствовал, не сопереживал, но он судил ее (так она сама
говорила) объективно, как бы со стороны. Перед лицом надвигающейся кончины
Элии он решил, что ни в коем случае и ни при каких обстоятельствах ему не
следует продолжать эту противоестественную дружбу, при которой он должен
был выслушивать признания в благодарность за ужин. Нет, его объективность
не станет частью ее комфорта, предметом обихода, меблировкой ее жизни.
Даже его беспокойство за будущее Шулы не вынудит его на такое унижение.
Мусорная урна для нечистот? Его тошнило при одной мысли об этом.
его адвокат. У него какие-то свои отношения с Уортоном. Он негодяй.
нормально для делового человека.
большое дело против страховой компании. Я вам говорю, они разговаривают по
телефону пять-шесть раз в день. Этот Видик меня ненавидит.
крутятся людишки, которые пытаются убедить его, что он зря сделал меня
материально независимой, это мне вредно. Вы знаете эту песню: слишком
баловал и совсем распустил.
только ради себя, а папа жил как бы через меня. Вы можете это понять.
без партнера. И хотя, возможно, Анджела не вполне добросовестно объясняла
таким образом отцовскую щедрость, может, и была у Элии некоторая
склонность к тайной похоти? И не Сэммлеру было отрицать такую возможность.
Положение было отчаянное. Это артериальное вздутие в мозгу у Элии, может
быть, давно уже влияло на его сознание - отдельные капли падают до начала
ливня. Сэммлер верил в предчувствия, а что могло стимулировать эротические
мечты сильнее предчувствия смерти? Собственные сэммлеровские сексуальные
импульсы (даже и сегодня не вполне исчезнувшие) были, впрочем, совершенно
иными. Но он умел уважать разницу в склонностях. Он не судил о других по
себе. Вот хотя бы Шула - в ней нет volupte. Но в ней есть что-то другое.
Конечно, она не была дочерью богача, а ведь деньги, доллары, имеют
несомненную сексуальную притягательность. Но даже Шула, хоть она и
побирушка, и чокнутая, раньше все же ничего не воровала. И вдруг она
совершила нечто похожее на штуки негра-карманника. Сильные течения
захлестывали всех с черной стороны. Дитя, негр, краснокожий - простодушный
Семинола - противопоставлялся развращенному Белому человеку. Миллионы
цивилизованных людей жаждали бесконечного, стихийного, примитивного,
раскрепощенного благородства, в них вдруг высвобождались незнакомые
галопирующие импульсы, и они достигали своей странной цели - повальной
сексуальной негризации. Человечество позабыло о былом терпении. Оно
требовало все возрастающего нагнетания страстей, немедленно отвергая
действительность, не чреватую драматизмом, - как в эпосе, трагедиях,
комедиях и фильмах. У Сэммлера даже зародилось предположение, что
возросшее, по сравнению с восемнадцатым веком, значение тюремного
заключения было каким-то образом связано со все большей нетерпимостью к
любому ограничению свободы. Наказание должно соответствовать состоянию
духа, оно должно быть скроено по мерке души, применительно к ее насущным
потребностям. Именно там, где была обещана наиболее безграничная свобода,
было больше всего тюрем. Все же очень интересно знать: действительно ли
Элия делал аборты, чтобы услужить своим старым дружкам из мафии? На этот
счет Сэммлер не имел мнения. Ему просто нечего было сказать. Он знал, что
Элия не стремился быть врачом. Он терпеть не мог свою врачебную практику.
Но он выполнял свой долг. А ведь даже врачи сегодня не свободны от
сексуальных связей со своими пациентками. Прижимаются к женщинам
чувствительными частями. Врачи, нарушающие клятву, чтобы не отстать от
своей эпохи. И Шула тоже - совершая кражу, Шула шагала в ногу с
беззакониями эпохи. И вовлекала в эти беззакония отца. И возможно, Элия, с
зажимом в горле, не хотел отставать от эпохи; он высылал вместо себя
Анджелу, чтобы она испытала все, что положено.
Кто-то впереди, несущий свет, споткнулся, закачался, и Сэммлер подумал,
что все кончено. Однако он до сих пор был жив. Нельзя сказать, что он
"выпутался", ибо выражение "выпутался" подразумевает некое действие - а
действия было очень мало. Его унесло сначала из Кракова в Лондон, затем из
Лондона в Заможский лес и в конце концов в Нью-Йорк. В результате всего
этого он приобрел привычку обобщать увиденное. Он стал специалистом по
кратким выводам. Кратким выводом из рассказа Анджелы было то, что она
оскорбила своего умирающего отца. Он рассердился, и она хотела, чтобы
Сэммлер замолвил за нее словечко. Она боялась, что Элия выбросит ее из
завещания и отдаст свои деньги на благотворительность. В свое время он дал
много денег на Вейцмановский институт. На этот мыслетанк, как они называют
его, в Реховоте. А может, она опасалась, что отец оставит все деньги ему,
дяде Сэммлеру, ведь он был так близок Элии.
него. Сам я эту тему затрагивать не стану. Я не думаю, что он только
сейчас понял, какой образ жизни ты ведешь. Не знаю, что он извлекал из
этого для себя, - соучаствуя, как ты предполагаешь. Он не так глуп, чтобы
не понимать, что если дать молодой женщине вроде тебя полмиллиона долларов
на жизнь в Нью-Йорке, то она будет развлекаться как может.
Вавилон, например, был блудницей. O La Reine aux fesses cascadantes. С
помощью пенициллина Нью-Йорк выглядит почище. Не встретишь лиц, источенных
сифилисом, с провалившимися носами, как в древние времена.
сексуальные предрассудки.
лишь одна его мука среди многих других.
Конечно же, твой отец многое знал и прежде. Он надеялся, что ты выйдешь
замуж за Хоррикера и прекратишь этот эротический балаган.
было облечено в наряд. Ноги, открытые до верхнего предела ляжек, были,
пожалуй, чересчур полны, почти что неуклюжие. Лицо под маленькой кожаной
шапочкой в эту минуту было бледное, припухлое. Когда она поднялась с
пластикового кресла, в теплом вечернем воздухе за ней взметнулась волна ее
запаха. Какое сочетание низкой комедии и высокого драматизма! Богиня и
потаскушка! Великая грешница! Как это должно раздражать несчастного Элию.
Какая переоценка ценностей! Какая невыносимая путаница чувств и мыслей!
Анджела явно была недовольна Сэммлером. Недовольная, она удалилась.
такую шляпку. Это было в Израиле, во время Шестидневной войны, которую он
видел.
зрителей. Они примчались в мощных автомобилях, он и другие представители
пресс-группы, и наблюдали танковый бой внизу с какой-то точки на горе
Хермон - внизу, в плоской долине, словно в обзорной чаше. Там, где они
стояли, мистер Сэммлер и другие израильские и неизраильские
корреспонденты, они были в безопасности. Битва разворачивалась в двух, а
то и более милях от них. Танковые колонны маневрировали в облаках пыли.
Бомбы срывались с далеких самолетов, крохотных, как насекомые. Можно было
видеть, как посверкивали на свету их крылья при развороте, потом
раздавался взрыв и стремительно вырастали кусты дыма. Издали доносился рев
моторов - тяжелая поступь танков. Можно было слышать мельчайшие голоса
войны. Затем еще две машины взобрались к ним снизу, припарковались рядом с
другими, и оттуда выскочили кинооператоры. Это были итальянцы, paparazzi,
как кто-то объяснил, они привезли с собой трех девиц в модных нарядах. Эти
девицы вполне могли явиться прямо с Карнаби-стрит или с Кингс-роуд в своих
фальшивых ресницах, мини-юбках и туфлях на платформе. Они были настоящие
англичанки, мистер Сэммлер слышал, как они разговаривали, и на одной была
в точности такая шляпка, как сейчас на Анджеле, с узором, похожим на след
от зубов гончей собаки. Девицы не имели ни малейшего представления, куда
они попали и что здесь происходит, они продолжали ссориться с
возлюбленными, которые улеглись прямо в дорожную пыль со своими
кинокамерами. Они снимали битву, рубахи вздернулись у них на спинах.
Девицы были в ярости. Вполне возможно, что их умыкнули с виа Венето, даже
не объяснив толком, куда летит самолет. Затем швейцарский корреспондент,
низкорослый, но мускулистый, с кустистой кудрявой белокурой бородкой,
сплошь увешанный кино- и фотокамерами, начал, просто чтобы убить время,
жаловаться израильскому капитану, что этим девицам совсем не место на
фронте. Сэммлер слышал, как он выкрикивал свой протест сквозь зубы,
которые были у него мелкие и гнилые. Место, где они расположились, раньше
подверглось бомбардировке. Не совсем ясно было почему. Похоже, для этого
не было никаких военных резонов. Однако земля вокруг была вся изрыта
большими воронками, все еще черными от копоти разрывов.
Корнев Павел
Лондон Джек
Шилова Юлия
Акунин Борис
Вронский Константин
Лондон Джек