опять же в темноте, по воде, а я вовсе не уверен, что разыщу эту
комнату сразу. Во-вторых, если б даже это удалось, автомат от фон
Хальдорфа не спрячешь; и, прежде чем я увижу фашиста и успею открыть
огонь, он это сделает сам, а то и связываться не будет: закроет
верхний выход - и амба. Нет, - решил Алексей Иннокентьевич, - сейчас
на такую авантюру я не имею права. Надо действовать только наверняка,
без малейшего риска, чтоб случайностям места не было. Этот немец -
мой, и никуда он от меня не уйдет. Второго такого случая уже не
будет".
Хальдорф это знал тоже. Но немец не сомневался, что Малахов останется:
он понимал, какая между ними началась игра, пусть и не объявленная
вслух, и охотно шел на обострение; кроме всего прочего, он был не
прочь стать свидетелем унижения советского контрразведчика, даже ценой
относительной его свободы. А побег в настоящей ситуации - как это ни
парадоксально, - свидетельствовал бы о малодушии, и - как следствие -
о капитуляции Малахова, ибо говорил бы только об одном: об отказе от
поединка.)
хлынула вода, - и тогда только бросился вперед. Лестница была
металлическая, она обвивалась спиралью вокруг стального шеста; справа
были перила. Алексей Иннокентьевич уже имел опыт и поднимался спиной
вперед, цепляясь за шест обеими руками. На этот раз он совсем не
наглотался воды, зато обессилел так, что на верхнем этаже бункера в
прямом смысле свалился с ног, отполз на четвереньках в сторону и сел,
прислонившись к стене. Сидеть все же надо было прямо, иначе рот
оказывался в воде.
возиться с нею он не стал.
я буду вынужден вас пристрелить.
Алексей Иннокентьевич разглядывал их (насколько позволял фонарик фон
Хальдорфа) не очень внимательно; он был занят попытками
сориентироваться, определить хотя бы приблизительно, в какой стороне и
на каком расстоянии от них находится главный вход. Он даже начал
подсчитывать количество шагов, но тут же понял, что это не имеет
смысла; ведь они шли по воде, да и темнота растягивала каждый метр
вдвое...
вскарабкался на баррикаду из взорванного железобетона и обломков
кирпича. Спустился вниз расстроенный.
возможности скорее.
наверх и разгребать кирпичи.
время.
факультета. Выпускники, естественно, работали не с манекенами. С
настоящим материалом.
комнате-сейфе. Она закрывалась математическими замками.
Там еще коридор?
солдат... Если только они уцелели после взрыва и не утонули. Тот, кто
открыл хранилище, знал, на что идет.
возмещаете свою неполноценность фанатизмом.
уже не скрывая иронии, улыбнулся Малахов.
и приступайте к делу.
пределе - по настроению фон Хальдорфа Алексей Иннокентьевич понял: в
случае саботажа уговоров не последует. Только пуля.
двигалось быстро. Алексей Иннокентьевич углублялся в завал в обход
рухнувшего потолочного перекрытия; под ним оказалось немало полостей,
так что дело свелось, по сути, к расчистке кирпичных пробок. Он
спешил, и вскоре понял, что опережает поднимающуюся снизу воду.
обломок стены, так, чтобы Малахов при случае не мог достать его
кирпичом, только рука с фонариком да глаза выглядывали. Вынужденное в
столь критические минуты безделье тяготило, давило фон Хальдорфа, и он
разболтался: то подтрунивал над Алексеем Иннокентьевичем, над его
провалом, то разбирал свои ошибки, доказывая, что все решил слепой
случай и неблагоприятное стечение обстоятельств. Похоже, он хотел
понравиться Малахову. Внезапный крах настолько потряс фон Хальдорфа,
что он перестал следить за собой; он искал точки для самоутверждения в
личности противника, в потерявших конкретность словах, в самом
механизме речи; он говорил, потому что должен был говорить, чтобы
освободиться от потрясения - "выболтать" его.
Иннокентьевича. Малахов вопреки реальному соотношению сил все больше
проникался чувством превосходства над врагом, уверенностью, что
победит его. "Мой немец, мой! Никуда он не уйдет, ни по какому
подземному ходу. Он мой и здесь останется!" - торжествующе бормотал
Малахов, не замечая противоречия между этими мыслями и тем, что он
делал. Но ему было мало того, что фашист обречен самими
обстоятельствами. При чем здесь обстоятельства! Он сам должен убить
этого фашиста.
слушать фон Хальдорфа, пока наконец инстинкт не подсказал ему, что
происходит нечто ненормальное - такое, чего не может быть. Алексей
Иннокентьевич не сразу услышал этот голос, а когда услышал, не сразу
понял, чем он вызван. Но сказался опыт. Небольшой сосредоточенности
было довольно, чтобы уловить причину. Вот уже несколько минут фон
Хальдорф делился, очень доверительно, некоторыми подробностями своей
работы, такими вещами, о которых не имел права говорить ни при каких,
даже самых крайних, обстоятельствах. Тем более - с Малаховым. "Что бы
это значило?" - подумал Алексей Иннокентьевич, и еще прежде, чем
вопрос прозвучал в нем, он уже знал ответ: фон Хальдорф так
доверителен, так откровенен только потому, что знает, уверен, не
сомневается; Малахов отсюда не выйдет... Он это уже решил, и сколько
минут или секунд остается до того, как он поставит точку, фон Хальдорф
уже знает твердо.
садясь в воду и тяжело дыша. "Пусть думает, что я уже обессилел", -
решил он. - И все же признайте, что дело не только в том, что удача от
вас отвернулась и густо обсели оводы, - он ткнул в себя пальцем. - Вы
забыли о самом главном в вашем деле.
Хальдорф. - Так о чем же я забыл?
уверенный, что ловушка сработала; а еще вероятней, что фон Хальдорф
заметил ее, но уже не боится, - вы б не оказались к шестидесяти годам
у разбитого корыта. Ну подумайте сами: кому вы будете нужны со своей
системой воспитания кадров, если самих кадров нет, если они ждут в
своей глубокой конспирации, не зная, что концы веревочек сгорели. И вы
их никогда не найдете.
- Но я вам все-таки отвечу. Глядите. - Он достал откуда-то из-под
плаща плоскую металлическую коробку, напоминающую большой портсигар. -
Здесь есть все. Самое главное. А если потеряю и это, дома, в Германии,
есть еще один дубликат. Удовлетворены?
- И если раньше я мог сомневаться, убьет он меня или нет, то теперь
варианты исключены".
уже слышался шум воды в той части коридора. Возможно, достаточно
посильней толкнуть последнюю преграду - и путь будет расчищен.
несколько мгновений выпало из его памяти. Впечатление было такое,
будто он долго спал, стоя на четвереньках, и во сне упал на кирпичи
лицом. Руки не слушались. Куда им было оторвать от камней это тело!
Там, куда попала пуля - в спине слева, - лежал огромный булыжник.
задним числом выплыло воспоминание о страшном, как обвал, грохоте
Громыко Ольга
Шилова Юлия
Пехов Алексей
Пехов Алексей
Круз Андрей
Афанасьев Роман