электрокамин. Письмо было от мисс Кин, понял я наконец. Она купила себе
пишущую машинку, но практики ей явно еще не хватало. Интервалы между
строчек неровные, масса опечаток - часто она по ошибке стукала не ту
букву, а многие вообще пропускала. Она съездила, писала она, в
Коффифонтейн - три часа езды на машине, - чтобы посмотреть в кино
"Унесенные метром", в здешнем кинотеатре возобновили показ этого фильма.
Мисс Кин сообщала, что Кларк Фейбл не так хорош, как ей помнилось. Она
даже не пыталась исправлять опечатки - я увидел в этом характерную для нее
кротость и смирение, а может быть, и привычную покорность судьбе.
Возможно, она считала непорядочным скрывать свои провинности. "Раз в
неделю, - писала она, - кузина ездит в бак. У нее очень хорошие отношения
с управляющим, но все-таки он не такой настоящий друг, каким были вы для
моего отца и для меня. Мне очень не хватает церкви св.Иоанна и проповедей
нашего викария. Здесь поблизости имеется только голландская деформатская
церковь, но она мне совсем не нравится". В слове "деформатская" она
все-таки исправила "д" на "р". Вероятно, испугалась, что я могу принять
это за намеренный выпад.
было бы письмо, содержащее новости о Саутвуде, самые будничные детали -
вплоть до состояния моих георгинов. А как же быть с моим эксцентричным
путешествием в Стамбул? Упомянуть о нем вскользь выглядело бы
неестественно и даже претенциозно, а если описать все приключения,
рассказав про полковника Хакима, золотой слитое и генерала Абдула, она
решит, что мой образ жизни полностью переменился, и это усилит ее чувство
оторванности и одиночества в своем Коффифонтейне. Я стал уже сомневаться,
стоит ли вообще отвечать, но вот на последней странице (бумага, видимо,
съехала, и строчка побежала вверх, залезая на предыдущую строку) она
писала: "Я так жду Ваших писем, они приближают ко мне Саутвуд". Я положил
письмо в ящик письменного стола, где хранились другие ее письма.
оставалось все равно больше часу, поэтому я подошел к полкам, чтобы
выбрать какую-нибудь книгу. Как и мой отец, я редко покупаю новые книги,
хотя в отличие от него не ограничиваю свое чтение фактически
одним-единственным автором. Современная литература меня не привлекает - на
мой взгляд, наивысшего уровня английская поэзия и проза достигли в
викторианскую эпоху. Если бы я стал писателем (а в юности, до того как
матушка подыскала мне место в банке, я порой мечтал об этом), я взял бы
себе за образец кого-нибудь из второстепенных прозаиков-викторианцев
(подражать гениям - и пытаться бесполезно), скажем Р.Л.Стивенсона или даже
Чарлза Рида. У меня много сочинений Уилки Коллинза, хотя его детективные
вещи нравятся мне меньше остальных в этом отношении я не разделяю вкусов
тетушки. Если бы мне выпало быть поэтом, я бы удовольствовался весьма
скромным местом и был бы счастлив заслужить, если бы довелось, титул
английского Маэни [Маэни, Фрэнсис Сильвестр (1804-1866) - ирландский поэт,
более известный под псевдонимом Отец Праут], воспев Саутвуд, как он воспел
Шендон [предместье ирландского города Корка]. Это одно из любимых моих
стихотворений в "Золотой сокровищнице" Палгрейва. Быть может, упоминание в
письме мисс Кип церкви св.Иоанна, чей колокольный звон доносится до меня
воскресным утром, когда я работаю в саду, напомнило мне о Маэни, и я снял
с полки антологию.
смыслом: этот унылый мавзолей не идет ни в какое сравнение с нашим
св.Иоанном, и упоминание о нем теперь всегда будет связываться в моем
сознании с полковником Хакимом.
достал том Вальтера Скотта. Я вспомнил, как отец любил гадать по его
романам - это называлось играть в Sortes Virgilianae. Мать считала эту
игру кощунственной, если только не гадать всерьез, по Библии. Я
подозревал, что отец загибал уголки у определенных страниц, чтобы сразу
попасть на подходящую фразу с целью подразнить и ошеломить мою мать.
Однажды, когда он жестоко мучился от запора, он открыл "Роб Роя" якобы
наугад и прочел вслух: "Вошел мистер Оуэн. С такой регулярностью
действовал мозг и организм сего достойного человека..." И сейчас я решил
погадать и подивился уместности попавшегося мне отрывка: "Один лишь
добротный обед способен был поднять мое настроение, дабы я мог
воспротивиться унынию, незаметно завладевавшему моей душой".
сыграло роль письмо мисс Кин, то ли мне больше, чем я мог предполагать, не
хватало общества моей тетушки, а может быть, Тули оставила некую брешь в
моей душе. Теперь, когда у меня не было обязательств ни перед кем, кроме
себя самого, радость от возвращения в свой дом и сад как-то начала
меркнуть. В надежде отыскать утешительное изречение я снова раскрыл "Роб
Роя" - и обнаружил между страницами любительский снимок: пожелтевший
прямоугольник, изображающий хорошенькую девушку в старомодном купальном
костюме, сделанный старомодной камерой Брауни. Девушка стояла, чуть
пригнувшись, она уже успела спустить лямку с одного плеча и сейчас
улыбалась, как будто ее застигли в момент переодевания. Я не сразу узнал
тетушку Августу, а когда узнал, подумал прежде всего, как она была тогда
привлекательна. Кто ее фотографировал? Сестра? Но в таком случае вряд ли
она подарила бы подобную карточку моему отцу. Я заключил, что, скорее
всего, он фотографировал ее сам и спрятал снимок в Вальтера Скотта,
которого матушка наверняка не стала бы читать. Так вот какой она была в те
далекие - сколько ей тут, едва ли больше восемнадцати - времена, когда она
еще не свела знакомство с Карраном, или мсье Дамбрезом, или мистером
Висконти. Судя по виду, от нее уже тогда можно было ожидать чего угодно.
Мне попалась на глаза фраза о Диане Вернон [героиня романа "Роб Рой"] на
одной из страниц, между которыми была вложена карточка: "Будь терпелив и
покоен и предоставь мне следовать своим путем: коль скоро я закушу удила,
никакая узда меня не удержит". Нарочно ли мой отец выбрал именно эту
страницу, когда прятал снимок? Меня охватила тоска - тоска, какую я
испытывал порой в банке, когда по долгу службы листал хранившиеся там
старые документы, свидетельства давно утихших страстей. Я почувствовал
прилив нежности к отцу - к этому ленивцу, лежавшему в пустой ванне прямо в
пальто. Я ни разу не был на его могиле, так как он умер во время
единственной в своей жизни поездки за пределы Англии, и я даже не знал,
где она находится.
потом продолжал: - Тетя Августа, сам не знаю почему, но я думаю об отце.
Странно, как мало знаешь о своих близких. Представляете, я не знаю даже,
где он похоронен.
болотистый запах, как в джунглях. Вероятно, из-за всей этой влажной
зелени.
всему семейному - к домам и к могилам. Мне очень неприятно, что матушка
закончила свой путь в полицейской лаборатории.
вопрос с определенностью, но его тело или, во всяком случае, то, что от
него осталось, покоится в Булони.
уехал в Булонь на один день без ее ведома. Там после обеда он почувствовал
себя плохо и почти сразу же умер. Пищевое отравление. Антибиотиков тогда
еще не было. Пришлось произвести вскрытие, и моя сестра не пожелала везти
домой распотрошенный труп. Поэтому она решила похоронить его на местном
кладбище.
позже. Мы с сестрой не переписывались.
Ильин Андрей
Андреев Николай
Никитин Юрий
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Куликов Роман