вдруг остановились, упали на одно колено и, бледно сверкнув, дали два
залпа по переулку туда, откуда прибежали. Затем вскочили и, бросая
винтовки, кинулись через перекресток, мимо Николкиного отряда. По дороге
они рвали с себя погоны, подсумки и пояса, бросали их на разъезженный
снег. Рослый, серый, грузный юнкер, равняясь с Николкой, поворачивая к
Николкиному отряду голову, зычно, задыхаясь, кричал:
совершенно одурел, но в ту же секунду справился с собой и, молниеносно
подумав: "Вот момент, когда можно быть героем", - закричал своим
пронзительным голосом:
без оружия, рассыпались в поперечном же Фонарном переулке, и часть из них
бросилась в первые громадные ворота. Страшно загрохотали железные двери, и
затопали сапоги в звонком пролете. Вторая кучка в следующие ворота.
Остались только пятеро, и они, ускоряя бег, понеслись прямо по Фонарному и
исчезли вдали.
золотистых погонах на плечах. Николка вмиг обострившимся взглядом узнал в
нем командира второго отделения первой дружины, полковника Най-Турса.
ему навстречу Николка, - ваши юнкера бегут в панике.
в шинели, подвернутой с двух боков, как у французских пехотинцев. Смятая
фуражка сидела у него на самом затылке и держалась ремнем под подбородком.
В правой руке у Най-Турса был кольт и вскрытая кобура била и хлопала его
по бедру. Давно не бритое, щетинистое лицо его было грозно, глаза скошены
к носу, и теперь вблизи на плечах были явственно видны гусарские зигзаги,
Най-Турс подскочил к Николке вплотную, взмахнул левой свободной рукой и
оборвал с Николки сначала левый, а затем правый погон. Вощеные лучшие
нитки лопнули с треском, причем правый погон отлетел с шинельным мясом.
Николку так мотнуло, что он тут же убедился, какие у Най-Турса
замечательно крепкие руки. Николка с размаху сел на что-то нетвердое, и
это нетвердое выскочило из-под него с воплем и оказалось пулеметчиком
Ивашиным. Затем заплясали кругом перекошенные лица юнкеров, и все полетело
к чертовой матери. Не сошел Николка с ума в этот момент лишь потому, что у
него на это не было времени, так стремительны были поступки полковника
Най-Турса. Обернувшись к разбитому взводу лицом, он взвыл команду
необычным, неслыханным картавым голосом. Николка суеверно подумал, что
этакий голос слышен на десять верст и, уж наверно, по всему городу.
огужие! По Фонагному пегеулку сквозными двогами на Газъезжую, на Подол! На
Подол!! Гвите документы по догоге, пгячьтесь, гассыпьтесь, всех по догоге
гоните с собой-о-ой!
Бегом магш!
побелели. Ивашин перед лицом Николки рвал погоны, подсумки полетели на
снег, винтовка со стуком покатилась по ледяному горбу тротуара. Через
полминуты на перекрестке валялись патронные сумки, пояса и чья-то
растрепанная фуражка. По Фонарному переулку, влетая во дворы, ведущие на
Разъезжую улицу, убегали юнкера.
тротуара, скорчился, присел, повернул его носом туда, откуда прибежал, и
левой рукой поправил ленту. Обернувшись к Николке с корточек, он бешено
загремел:
моментально пересохло.
корточки, обеими руками ухватился за ленту и пустил ее в пулемет.
выскочило несколько конных фигур. Видно было смутно, что лошади под ними
танцуют, как будто играют, и что лезвия серых шашек у них в руках.
Най-Турс сдвинул ручки, пулемет грохнул - ар-ра-паа, стал, снова грохнул и
потом длинно загремел. Все крыши на домах сейчас же закипели и справа и
слева. К конным фигурам прибавилось еще несколько, но затем одну из них
швырнуло куда-то в сторону, в окно дома, другая лошадь стала на дыбы,
показавшись страшно длинной, чуть не до второго этажа, и несколько
всадников вовсе исчезли. Затем мгновенно исчезли, как сквозь землю, все
остальные всадники.
светом, и прокричал:
звуком нежной кавалерийской трубы:
потом переметнул взгляд с перекрестка вдаль, на улицу, параллельную
Брест-Литовской стреле, и выкрикнул с болью и злобой:
улице, у чахлого, засыпанного снегом бульвара, появились темные шеренги и
начали припадать к земле. Затем вывеска тут же над головами Най-Турса и
Николки, на углу Фонарного переулка: "Зубной врач Берта Яковлевна
Принц-Металл" хлопнула, и где-то за воротами посыпались стекла. Николка
увидал куски штукатурки на тротуаре. Они прыгнули и поскакали. Николка
вопросительно вперил взор в полковника Най-Турса, желая узнать, как нужно
понимать эти дальние шеренги и штукатурку. И полковник Най-Турс отнесся к
ним странно. Он подпрыгнул на одной ноге, взмахнул другой, как будто в
вальсе, и по-бальному оскалился неуместной улыбкой. Затем полковник
Най-Турс оказался лежащим у ног Николки. Николкин мозг задернуло черным
туманцем, он сел на корточки и неожиданно для себя, сухо, без слез
всхлипнувши, стал тянуть полковника за плечи, пытаясь его поднять. Тут он
увидел, что из полковника через левый рукав стала вытекать кровь, а глаза
у него зашли к небу.
на подбородок, а голос начал вытекать по капле, слабея на каждом слове, -
бгосьте гегойствовать к чегтям, я умигаю... Мало-Пговальная...
двигаться. Ровно три раза и судорожно, словно Най давился, потом
перестала, и полковник стал тяжелый, как большой мешок с мукой.
В бою не страшно, как видно. В меня же почему-то не попадают..."
лопнули стекла. "Может быть, он просто в обмороке?" - в смятении вздорно
подумал Николка и тянул полковника. Но поднять того не было никакой
возможности. "Не страшно?" - подумал Николка и почувствовал, что ему
безумно страшно. "Отчего? Отчего?" - думал Николка и сейчас же понял, что
страшно от тоски и одиночества, что, если бы был сейчас на ногах полковник
Най-Турс, никакого бы страха не было... Но полковник Най-Турс был
совершенно недвижим, больше никаких команд не подавал, не обращал внимания
ни на то, что возле его рукава расширялась красная большая лужа, ни на то,
что штукатурка на выступах стен ломалась и крошилась, как сумасшедшая.
Николке же стало страшно от того, что он совершенно один. Никакие конные
не наскакивали больше сбоку, но, очевидно, все были против Николки, а он
последний, он совершенно один... И одиночество погнало Николку с
перекрестка. Он полз на животе, перебирая руками, причем правым локтем,
потому что в ладони он зажимал най-турсов кольт. Самый страх наступает уже
в двух шагах от угла. Вот сейчас попадут в ногу, и тогда не уползешь,
наедут петлюровцы и изрубят шашками. Ужасно, когда лежишь, а тебя рубят...
Я буду стрелять, если в кольте есть патроны... И всего-то полтора шага...
подтянуться, подтянуться... раз... и Николка за стеной в Фонарном
переулке.
чудо господа бога, - думал Николка, поднимаясь, - вот так чудо. Теперь сам
видал - чудо. Собор Парижской богоматери. Виктор Гюго. Что-то теперь с
Еленой? А Алексей? Ясно - рвать погоны, значит, произошла катастрофа".
шинели и полетел по переулку. Первые же ворота на правой руке зияли,
Николка вбежал в гулкий пролет, выбежал на мрачный, скверный двор с
сараями красного кирпича по правой и кладкой дров по левой, сообразил, что
сквозной проход посредине, скользя, бросился туда и напоролся на человека
в тулупе. Совершенно явственно. Рыжая борода и маленькие глазки, из
которых сочится ненависть. Курносый, в бараньей шапке, Нерон. Человек, как
бы играя в веселую игру, обхватил Николку левой рукой, а правой уцепился
за его левую руку и стал выкручивать ее за спину. Николка впал в
ошеломление на несколько мгновений. "Боже. Он меня схватил, ненавидит!..
Петлюровец..."
стой! - потом вдруг завопил: - Держи, держи, юнкерей держи. Погон скинул,
думаешь, сволота, не узнают? Держи!
сразу, так что лопнул сзади хлястик на шинели, повернулся и с
неестественной силой вылетел из рук рыжего. Секунду он его не видел,
потому что оказался к нему спиной, но потом повернулся и опять увидал. У
Березин Федор
Володихин Дмитрий
Браун Дэн
Куликов Роман
Херберт Фрэнк
Смоленский Вадим