поговорил с супругой в такой для них знаменательный день, тем более что они
женились на войне, где мы были союзниками".
поздней ночи и продолжили вызов утром, после побудки. Американские связисты
бились до усталости, преодолевая немыслимые пространства и преграды на
линиях связи.
со столь для него знаменательной датой. Мы сделали все, сэр. Мы дозвонились
до Красноярска, но нам сказали, что дома никто не подходит к телефону. --
Старший смены помолчал и добавил: -- Да, сэр, везде в этой стране почему-то
не берут трубку, когда мы, наконец, дозваниваемся до домашнего телефона...
и по-английски, с помощью товарища заверил его, что расскажу всем друзьям и
товарищам о том, как добросовестно умеют исполнять свои обязанности
американские связисты...
моей квартиры, они или болтали о перестройке, или дремали в этот поздний
час, может, и согласовать хотели с инстанциями, как относиться к звонку из
Америки, из какого-то Вашингтона, соединять -- не соединять. Но ближнего
начальства не нашлось, дальнее уже спало. И решили безответственные
работники все просто -- не соединять меня с женой, сказав обычное-привычное:
"Квартира не отвечает".
сердце не болит.
единственного старинного здания величествен- ного вида, уцелевшего во время
войны. "Нашь корьсовет, -- не без юмора сказал мне вчера спутник, учившийся
русскому языку в Москве.
угодно душе, телу, нюху и духу. А между ними огромная площадь с пустым уже к
осени бассейном, с цветной разметкой по камню -- для празднеств, и ближе к
ряду кафе, пивных баров и мелких магазинчиков -- две симпатичные скульптуры.
бородка, мешки под глазами, смышленый взгляд -- бард прошлого века Пард
Спеенхоф, поэт-певец со смиренным лицом, совсем не похожим на наших
современных мужиков-бардов с пропитыми и свирепыми мордами.
ветреный, все заведения -- питейные, едальные и прежде всего детские --
незаметно огорожены стеклянными стенами, обвешанными цветущей зеленью.
не присутствует, не приковывает взор. И вдруг озарение: Ленина нету --
привычной его примелькавшей- ся фигуры, то в кепке, то с голой лысиной под
дождем и грязным снегом, отчего он, стандартно вытесанный или отлитый из
гипса, плачет либо черными либо желтыми слезами, и за пазухой у него ведутся
воробьи, на плечах сидят и марают его голуби мира...
разложены, да так, чтобы красиво смотрелись, привлекали взгляд. Магазины,
ломящиеся от товаров, пустые от покупателей и оравы горластых продавцов --
один тут, как правило, продавец со всем управляется. Где-то в высоте звучит
тихая, миротворная музыка, народ никуда не торопится, не матерится и о
политике не орет.
там, где Ленин маячит на каменных площадях, на засранных козами и бродячими
собаками райплощадках, рядом с хило колыхающимися вечными огоньками --
непреклонно, хозяйски шагнув вперед, воинственно выкинув руку со стиснутой в
ней кепкой или просто перст, указующий путь вперед, к светлому будущему --
там все и вся напряжено, раскалено, дым, злоба над землей стелется, жених и
невеста в напрокат взятой машине, в свадебном одеянии, тоже напрокат
выданном, к подножию вождя несут втридорога купленные на базаре у младших
братьев цветы -- там жизнь, там устремление, там трепет, ожидание и
предчувствие небывалого счастья. А тут пустая площадь, непонятная жизнь. Что
за жизнь? Это ж прозябание!
было!
чувства оттого, что не увидел никаких вождей на площадях и высотах, а они
мне в ответ: "Рано обрадовался!" -- повезли меня в Гаагу, и я через какой-то
час узрел бюст отца и учителя своего родного -- Иосифа Виссарионовича
Сталина. Стоял он под стеклянным колпаком посреди небольшой площади, отлитый
из бронзы, на бетонной тумбочке, и перед ним хвост селедки. Стоял он, надо
заметить, в шестом районе, а в районах этих по голландским городам
располагаются самые развеселые заведения и зрелища, дома терпимости тут с
прозрачными стеклами, и за каждой дверцей на виду почти совсем раздетая
красотка поправляет чулок, причесывается у зеркала, подмигивает проходящим
мимо мужчинам, покачивает бедрами; музыка и смех всюду, как на наших людных
площадях во время торжественных празднеств.
товарищ Сталин под колпаком. Отчего он под колпаком -- мы сразу догадались:
не зная, что это великий вождь международного пролетариата и всего
советского народа, подвыпившая, греха вкусившая молодежь била об его
бронзовую голову бутылки и справляла малую нужду за его спиной.
войны из почтения, всему миру внушенного нашей победой, участники довольно
активного и героического сопротивления маленькой страны из чувства
благодарности воздвигли сей скромный монумент в рабочем квартале. Но потом
тут все перестроилось, возникли большие дома, и помните, как грузины
утверждали, что Москва построена вокруг ресторана "Арагви", так тут бардаки
вокруг нашего вождя и учителя...
была целая! И когда он ее съел?.. -- Подумал, подумал и грустно добавил: --
Ночью, наверное, когда все утихает, он ее грызет, каменную, твердую, без
любимого грузинского вина...
великому вождю, торжественно возводили стеклом сверкающее сооружение, внутрь
которого, будто жемчужина в раковину, была всунута приземистая, с баню
величиной избушка с подрубленными нижними венцами и заплатами новых сутунков
в стенах и по углам. В этой избушке мыкался будущий вождь мирового
пролетариата во время ссылки и отсюда, из бездорожного, вьюжного Заполярья
каким-то, совершенно непостижимым, образом бежал...
державшие под неусыпным контролем важное дело, издали указ: всем судам,
проходящим по реке, вплоть до лодок, приставать в знаменитом отныне месте,
командам, пассажирам и путешественникам идти в музей -- на поклонение,
называлось это скромно -- экскурсией.
сотворялись многочисленные монументы и составлялись указы, строгой бумагой
велели памятники великому вождю по всей стране сковырнуть. И началась
работа, достойная памяти и натуры, им послужившей.
шепотом рассказывает их до сих пор потому, что легенды настоль жуткие,
насколь жутка и сама история каменного гостя.
юности ходил по реке и помогал сооружать памятник. Не раз бросало его судно
якорь супротив музея, и уже в качестве капитана, сняв картуз, шел он с
командой по осыпистому крутояру к высящемуся на берегу монументу.
и стоял, одинокий, издали видный на заполярной плоской земле, и уже не
Андреев Николай
Мороз Александра
Мурич Виктор
Майер Стефани
Березин Федор
Акунин Борис