Чтение 31–й страницы книги ~Концерт для колобка с оркестром~

- А в двух шагах, на Ленина.

- Отвезешь меня?

- Пешком быстрей.

- Нет уж, доставь к месту, - упорно настаивала я, доставая кошелек.

- Пошли, Лизочек, - велел Назар.

В библиотеке стояла тишина и пахло пылью. За стойкой, где выдают книги, не было ни одной живой души. Я покашляла, сначала тихо, затем погромче, потом крикнула:

- Здравствуйте!

- Добрый день, - донеслось издалека, и из приоткрытой двери вышла женщина, довольно полная, с добродушным, круглым лицом.

- Записаться хотите? - поинтересовалась она. - Если наша прописка, то бесплатно, коли из другого места, залог оставить надо.

- Почему вы решили, что я хочу открыть абонемент, вдруг он у меня давно есть? - улыбнулась я.

- Ну, своих читателей я хорошо знаю, их не так уж и много! - ответила библиотекарша.

- Вы Ольга Ивановна?

- Нет, Елена Николаевна, Ольга Ивановна заболела, тяжело, наверное, не вернется на работу.

- Она в больнице?

- Нет, дома, из клиники ее выписали.

- Адрес не подскажете?

- Ленина, двадцать пять, - спокойно, не проявив никакого любопытства, сообщила Елена Николаевна и скрылась в служебном помещении.

Решив не сдаваться, я отправилась на улицу Ленина и нашла под номером двадцать пять частный дом, очень похожий на нашу избушку в Пырловке.

Дверь оказалась незапертой. Выкрикивая на все лады:

- Ольга Ивановна, вы где? - я прошла сквозь сени, кухню, коридор, большую комнату и оказалась в крохотной светелочке. Прямо у входа стояла железная кровать, а на ней лежал кто-то, укрытый цветастым одеялом. Я в растерянности застыла на пороге. Перина зашевелилась, из-под нее показалось маленькое, с кулачок, личико, похожее на мордочку старой обезьянки.

- Зачем вы кричите? - тихо спросила больная. - Лекарство вон там, на столике, а шприцы вы должны с собой принести. Чего так рано пришли? Обычно к вечеру укол делают.

- Вы Ольга Ивановна? - тихо спросила я.

- Ну да, - кивнула женщина и с большим трудом села.

Выглядела бывшая директриса просто ужасно: высохшее тело, обтянутый кожей череп, и только глаза, большие, блестящие, свидетельствовали, что она еще жива.

- Вы новенькая? - спросила больная. - Вроде я всех из диспансера знаю.

- Извините, я не имею никакого отношения к медицине, мне нужно поговорить с вами.

- Кто вы? Откуда? - Ольга Ивановна принялась лихорадочно задавать вопросы. - Зачем я вам понадобилась?

Я осторожно села на колченогий стул и попыталась спокойно объяснить суть дела, но отчего-то взгляд Ольги Ивановны, горячий, лихорадочный, мешал мне сосредоточиться, и я бессвязно залепетала:

- Яна... Леонид Фомин... Соня...

Ольга Ивановна покраснела, потом вдруг сказала:

- Жить мне два дня осталось!

- Что вы! - я попыталась разуверить больную. - Вы ошибаетесь.

- Врут все, - шептала умирающая, - вот доктор приходит и бубнит: "Милая, операция прошла чудесно", - но я знаю, он просто меня разрезал и снова зашил, уже ничем мне не помочь, скоро каюк. И что делать? В бога я не верю...

Я растерянно замолчала. Попытаться убедить бедняжку в том, что она скоро встанет на ноги, было невозможно, уж очень плохо выглядела Ольга Ивановна. Но я все равно попыталась собраться с духом, открыла рот и...

- Лучше молчите, - предостерегла меня Ольга Ивановна, - уж и не знаю, что вас ко мне привело.

Я вот последнюю неделю, как поняла, что помираю, лежала и мучилась: ну кому правду-то рассказать, кому? Две подруги у меня есть, да им не покаяться. Священника позвать? Так я некрещеная, а тут вы появились. Может, бог-то и есть, коли он вас послал? Наверно, господь решил дать мне возможность излить душу. Может, мне покреститься?

Я невольно поежилась, глаза женщины словно прожигали меня насквозь, даже голова слегка закружилась.

- Вы меня сейчас выслушаете, - неожиданно твердым голосом сказала больная, - не отказывайте, иначе потом всю жизнь мучиться станете, что умирающей не помогли, хорошо?

Я кивнула.

- Вот и отлично, - Ольга Ивановна откинулась на подушку, - вот и ладно. Дело давно случилось, я ведь из хороших побуждений действовала, а вышло вон чего. Значит, слушайте. У моей мамы была лучшая подруга по имени Людмила Михайловна, а у той дочь Соня, она меня старше на несколько лет. Мама моя рано умерла, и Людмила Михайловна мне очень помогала. Они с Соней бедно жили, но мне всегда кусок давали, а тетя Люда порой и деньги совала... Я закончила педагогический и оказалась в Козюлине, воспитательницей в детдоме, по распределению отправили на два года, отказаться никак нельзя было.

Оля начала работать в Козюлине и буквально через пару месяцев, неожиданно для самой себя, стала заведующей. Спустя полгода после назначения к ней приехала совершенно неожиданная гостья - Соня, да не одна, а со своими детьми. Оля очень удивилась. Во-первых, тесной дружбы между девушками не было, Соня всегда снисходительно относилась к дочери подруги матери.

Во-вторых, Оля знала, что Сонечка очень удачно устроила свою судьбу, она стала женой известного писателя и ни в чем не знала нужды. Поэтому при виде Сони, дурно одетой и изможденной, Оля изумилась.

- Что с тобой? - воскликнула она.

Соня заплакала и рассказала невероятную историю. Ее муж-писатель наваял ужасную книгу, его выгнали из Союза, он запил... В общем, теперь Соне нечего есть и некуда податься с детьми.

- А мама? - только и сумела спросить Оля.

- Говорит, что пустит меня назад лишь одну, без детей, - всхлипнула Соня, - сделай милость, поговори с ней, а пока пригрей нас.

Оля хорошо помнила добро. Когда она осталась без матери, Людмила Михайловна с распростертыми объятиями принимала ее у себя дома, поэтому Соню и детей Ольга пристроила у себя. Соню взяли уборщицей, детей оформили на воспитание. Потом, выбрав свободный денек, Оля поехала к Людмиле Михайловне.

- Вы не волнуйтесь, - прямо с порога закричала она, - Соня у меня.

И тут Людмила Михайловна вылила на голову Оли ведро невероятных сведений.

- Соня - дура, - кричала она, - поломала жизнь и себе, и мне.

Олечка, разинув рот, слушала всегда вежливую Людмилу Михайловну, а та, даже не пытаясь справиться с собой, выплескивала семейные тайны.

Людмила воспитывала Соню одна, нахлебалась досыта нищеты и своей подрастающей дочери старательно вкладывала в голову простую мысль: любовь хорошо, но материальное благополучие лучше. Замуж нужно выходить за такого человека, который сможет обеспечить тебя и маму. Сонечка подросла и превратилась в красавицу. Мама была на страже ее чести, она старательно приглядывала за дочуркой и подбирала ей подходящего жениха, но глупая Сонечка неожиданно разбила все планы Людмилы. Она влюбилась в абсолютно неподходящего человека, начинающего писателя Леонида Фомина, и вышла за него замуж. Людмила Михайловна настолько осерчала на дочь, что даже не пришла на ее свадьбу. Жить молодые стали у Леонида. Теща не собиралась знакомиться с зятем-голодранцем, да еще глупая дочь, потерявшая от любви всякий разум, забеременела и родила двойню. Но тут вдруг Фомин внезапно стал популярен и богат, Людмила Михайловна мигом пересмотрела свои позиции и позвонила Соне. Теперь уже дочка, закусив удила, ответила:

- Вот оно как! Были бедные, ты нас корила, а как завелись деньги - полюбила?

Отношения опять прервались, обе женщины, затаив друг на друга обиду, не общались. А затем случилась беда, Леонид покатился вниз, и Сонечка, взяв детей, приехала к маме.

Людмила Михайловна встретила дочь сурово.

- Сама оставайся, - разрешила она, - разводись со своим писателем и живи дома, но детей твоих видеть не хочу. У меня нет ни денег, ни сил, чтобы поднимать их! Я предупреждала тебя! Ты не послушалась...

Соня, плача, ушла от нее и решила обратиться к Ольге за помощью.

Несколько часов Оля потратила на то, чтобы смягчить Людмилу Михайловну. Вернувшись в детдом, она сказала Соне:

- Ты поезжай к маме, поживи с ней, авось все и наладится. Оформишь развод спокойно, поменяешь фамилию Фомина на девичью и на работу хорошую устроишься.

- А дети? - спросила Соня.

- Они пока тут побудут, в детском доме, ничего с ними не случится, - растолковывала Оля, - ребята тебе сейчас обуза.

Соня уехала, Оле показалось, что она с явным облегчением оставила малышей, но упрекать Фомину было нельзя. Оля же, человек благодарный, хотела угодить Людмиле Михайловне.

Уехав, Соня пропала. Она не возвращалась в Козюлино, не интересовалась, что с двойняшками, и Ольга снова подалась в Москву.

Едва увидав ее на пороге, Людмила Михайловна перекосилась и, быстро шепнув: "Жди меня за углом, в булочной", захлопнула дверь.

Оля покорно пошла в магазин. Туда вскоре примчалась Людмила Михайловна и огорошила девушку:

- Ты, Олечка, к нам больше не ходи.

- Почему? - изумилась директриса.

Людмила Михайловна, нервно оглядываясь по сторонам, ввела ее в курс дела.

- Соня взялась за ум, - вещала она, - развелась с этим мерзавцем Фоминым, с этой сволочью, дрянью, чуть не поломавшей ей всю жизнь! Она решила теперь слушаться меня! Да! Наконец-то до нее дошло: мама плохого не посоветует! Я свела Соню с изумительным мужчиной, он, уж поверь, далеко пойдет!

Сделает блестящую карьеру. Короче, Соня выходит замуж! Дети ей не нужны! Пусть живут в приюте!

Оля захлопала глазами:

- Но ее будущий муж, он что, не знает о предыдущем замужестве?

- Знает, конечно, - кивнула Людмила Михайловна, - но ему нравится Соня, наша семья, а пост Сережи пока невелик, однако я уверена, он достигнет небывалых высот!

- Про то, что Соня выходит замуж за карьериста, я уже поняла, - буркнула Оля, - но что будет с детьми?

- Естественно, мы о них Сергею не рассказали, - взвилась Людмила Михайловна, - кто же женится на женщине со спиногрызами. Пусть остаются в приюте. А ты сделай все, чтобы они не узнали, кто их мать, ясно?

- Я не... - начала было Оля, но тут Людмила Михайловна решительно перебила ее.

- Сколько я тебе помогала! - воскликнула она. - Извини, долг платежом красен! На, вот бумага, Соня написала отказ от двойни.

Оля проглотила приготовленный монолог. Больше всего в жизни она боялась показаться неблагодарной.

- Хорошо, - в конце концов выговорила она, - ребятишек воспитает государство, но Соня-то! Она не станет вспоминать их, мучиться?

- Нет! - отрезала Людмила Михайловна.

- Вы уверены?

- Абсолютно. И потом, Сонечка беременна, - торжественно закончила Людмила Михайловна, - от Сергея. Будет воспитывать ребеночка и забудет про тех, от алкоголика.

- Можно мне поговорить с Соней? - робко попросила Оля. - Все-таки хочется услышать ее мнение.

- Соня у Сергея, - отрезала Людмила Михайловна, - и тебе туда не следует ходить. Лучше сделай так, чтобы отпрысков Фомина воспитывало государство, а Соню не таскали по кабинетам. Ты должна это сделать!

С тяжелым сердцем Оля вернулась в Козюлино.

С одной стороны, она понимала Соню, каждому ведь хочется благополучия и счастья. С другой - осуждала ее: ну как нормальная женщина может забыть детей от предыдущего брака, родить себе еще одного ребенка и быть счастливой?

Довольно долго от Людмилы Михайловны и Сони не было слышно никаких известий. Оля решила, что женщины навсегда порвали с ней, дети спокойно подрастали в детдоме. Но тут неожиданно случилось непредвиденное. Людмила Михайловна сама заявилась в Козюлино. Оля просто обомлела, увидав ее на пороге.

- Олюшка, дорогая, помоги, - кинулась к ней Людмила Михайловна.

- Что случилось? - попятилась Оля и услышала новую историю про Соню.

Та благополучно вышла замуж за Сергея, родила девочку, названную в честь бабушки Людмилой, и зажила с новым супругом. Сергей, как и предполагала Людмила Михайловна, стремительно шагал по карьерной лестнице, вернее, он летел по ней, перепрыгивая через ступени. Ей бы радоваться невероятным успехам супруга, но дура Соня влюбилась в шофера мужа, забеременела, и теперь счастье и материальное благополучие семьи поставлены под угрозу.

- Дурее моей дочери не сыскать, - рыдала Людмила Михайловна, отталкивая стаканчик с валерьянкой, который подсовывала ей Оля, - нет бы вовремя рассказать мне, тихонько уладили бы дело! Так дотерпела бог знает до какого месяца и мужу призналась!

Нет, ну не кретинка ли! И теперь у Сергея, у моего бедного несчастного зятя, два выхода: либо разводиться и этим поставить крест на своей карьере, либо воспитывать ребенка от шофера! Да! Ужасно!

- Похоже, вы любите Сергея больше, чем Соню! - вырвалось у Оли.

- Он меня из нищеты вытащил, - окрысилась женщина, - одел, обул, кормит, поит. А от Соньки одни неприятности, ничего хорошего! Безмозглая девка! С кем спать ляжет, от того и рожает! Крольчиха! - заорала Людмила Михайловна, потом, чуть поостыв, попросила:

- Ты лучше помоги уладить дело тихо, без шума. Не сомневайся, я тебе заплачу, теперь-то деньги есть!

Последняя фраза больно щелкнула Олю, но, памятуя о том, как Людмила Михайловна в детстве угощала ее тем, что имела, Оля сказала:

- Хорошо. Работает у меня Антонина, у нее есть сестра Олимпиада, врач, акушер-гинеколог. Поговаривают, что она берется такие ситуации разруливать.

Не за так, конечно.

- Олечка, - взмолилась Людмила Михайловна, - век тебе благодарна буду.

Антонина с Олимпиадой взялись за дело. Ребеночка, плод преступной любви, Оля должна была потом пригреть в приюте...

"Ничего себе, - подумала я, - да ведь Антонина скрыла от меня то, что инициатива в этом деле исходила от нее. Мол, муж Сони неизвестно как узнал про Олимпиаду. Ну теперь мне все ясно!"

- И как бы вы взяли к себе ребенка? - удивилась я.

Ольга Ивановна вздохнула:

- А просто. Утром пришла бы на работу и обнаружила на крыльце сверток с малышом, такое случается.

Так и сделали. Оля внесла мальчика в дом, поскольку никаких документов при новорожденном не имелось, его назвали Алешей и дали ему фамилию Мирский.

- Алексей Мирский? - подскочила я.

- Ну да, - кивнула Оля, - дело было в мае, первого числа, в праздник мира и труда, отсюда и фамилию придумали - Мирский. Хотели сначала Майским записать, но доктором у нас Евгения Сергеевна служила, жутко в, приметы верила, она и не дала это сделать. Сказала, всю жизнь маяться будем.

- Алексей Мирский, - потрясение произнесла я, - владелец издательства "Нодоб". Значит, он родной брат Яны и сводный брат своей жены? Господи, как же такое получилось?

Но Ольга Ивановна, похоже, не заметила моего вопроса.

- Двойня опять у Сони родилась, бывают женщины, запрограммированные на двойняшек, - продолжила она, - но ей об этом не сказали. Мальчика ко мне привезли... Девочку же Олимпиада себе оставила.

Справку сама о рождении ребенка выписала, никто и не удивился. Толстая она была, Липа, словно носорог, у такой и беременность незаметна.

Ольга Ивановна закашлялась, а потом продолжила:

- Вот так в моем детдоме и оказалась куча детей Сони. Двое от Фомина и один от шофера. Первых звали Катя и Роман Фомины, а второго Алексей Мирский, ну а затем произошел пожар. Горе страшное, Катя погибла, задохнулась в огне, а Рома и Алеша выжили.

Ольга моментально соединилась с Людмилой Михайловной и, плача, сообщила ей:

- Девочка умерла.

- А мальчик? - быстро спросила та.

- Роман жив.

- Ну, вот что, - протянула Людмила Михайловна, - я Соне скажу, что все померли, ей спокойней будет! Значит, имей в виду: оба сгорели.. Вот как все славно получилось! Прямо лучше не бывает.

- Эй, погодите! - воскликнула я. - Людмила Михайловна не знала про Яну? И про Алексея?

- Олимпиада подружилась с Соней, - объяснила Ольга Ивановна, - та решила забрать Яну себе. Людмиле Михайловне сообщили, что младенец умер при родах, то же самое сказали и Сергею, мужу Сони.

Кстати, он очень непрозрачно намекнул Олимпиаде, когда договаривался обо всем, что ребеночку хорошо бы живым на этом свете не быть. Поэтому и Людмила Михайловна, и Сергей были уверены: плод преступной страсти погиб. А о том, что детей родилось двое, не знала даже Соня... Кстати, Олимпиада небось за смерть новорожденного много денег огребла.

Собственно говоря, на этом одна история заканчивалась и начиналась совсем другая, не менее интересная.

Глава 32

Шло время. Ольгу Ивановну осудили, лишили права когда-либо работать в детских учреждениях и отправили отбывать срок. Правда, на зоне она провела немного времени, попала под амнистию. Вернувшись в Козюлино, Ольга Ивановна стала работать в библиотеке, много лет она старательно обходила тот край городка, где располагался отстроенный заново детдом. Потом, постепенно, боль утихла, но все равно в район Магистральной улицы Ольга Ивановна старалась без необходимости не соваться. Ей очень хотелось забыть прошлое, она никогда более не встречалась с Людмилой Михайловной и Соней, но с Олимпиадой и Антониной сталкиваться приходилось. Козюлино-то невелико. Ольге почти удалось похоронить воспоминания о детях и пожаре, но тут вдруг на свет явился призрак и постучал в ее дверь, вернее, он позвонил.

Ольга Ивановна открыла и удивилась. На крыльце стояла худенькая, хорошенькая девочка.

- Это вы были директором детского дома? - с места в карьер поинтересовалась она. - Давно, когда он погорел?

- Да, - оторопела Ольга Ивановна.

- Вы-то мне и нужны, - хмыкнула девушка и весьма бесцеремонно, не спросив разрешения у хозяйки, вошла в дом.

- В чем дело? - возмутилась Ольга Ивановна.

- Меня зовут Яна Гостева, - представилась незнакомка, - я дочь Олимпиады Гостевой, она умерла, теперь я живу у Тони, ее сестры. Но на самом деле моя мать, я имею в виду настоящую маму, жива. Вы-то хорошо знаете всю историю. Ну-ка расскажите ее мне!

- Ты о чем толкуешь? - залепетала Ольга Ивановна.

- Ой, - скривилась Яна, - только не надо врать, мне Антонина все рассказала. Ладно. Значит, так. Мне дико нравится один парень, Алеша Мирский, у нас с ним роман, да только тетка, как услыхала его имя, прямо взбесилась. Прицепилась к Алеше, допрос натуральный устроила: кто он, откуда, где его родители, потом заорала: "Я тебя великолепно по детдому помню!"

Алеша попытался спокойно ответить на вопросы предполагаемой тещи. Да, он вырос в приюте, родителей не знает и очень беден, но любит Яну и готов работать день и ночь, чтобы обеспечить жену. И вообще у него в голове полно планов, только для их осуществления не хватает денег.

Любой бы женщине понравился серьезно настроенный юноша, думающий о семье, а не о сиюминутных радостях. Но Антонина неожиданно повела себя очень странно. Она разоралась, вытолкала Алешу вон и заявила Яне:

- Через мой труп состоится эта свадьба! Ищи другого жениха!

Яна попыталась спокойно поговорить с Антониной, но у той словно снесло крышу.

- Никогда, ни за что, - трясла она головой, - ни в жизни...

Видя, что Антонина просто потеряла рассудок, Яна стала действовать решительно. Схватила сумку и принялась кидать туда свои вещи.

- Ты куда? - насторожилась Тоня.

- К Алексею!

- Не пущу.

- А я тебя и не спрашиваю, ты мне никто, - завопила Яна, - ясно, никто!

Тоня стала вырывать у нее саквояж. Яна не выпускала сумку, завязалась драка, в которой явный перевес оказался на стороне сильной молодой девушки.

Отшвырнув рыдающую тетку, Яна выбежала на лестницу.

- Постой, - завопила Тоня, - мерзкое дело получится! Он твой родной брат.

Яна чуть не врезалась лбом в стену.