Чтение 31–й страницы книги ~Стилист для снежного человека~

- Эмма теперь жена очень богатого человека, Лиса Рифенваля, живет счастливо.

- Это здорово.

- Так вот, сообщу вам то, что вы столь желаете узнать, в обмен на информацию об Эмме.

Что произошло очень давно, когда вы с ней ездили отдыхать на море?

Мои щеки охватило жаром. Откуда милый дедушка мог узнать об этом случае? В августе бог знает какого года, будучи студентками, мы поехали в Крым. Я, тощая девица, не имела успеха у местных парней, а высокая блондинка Эмма, счастливая обладательница бюста пятого размера, шла по улицам курортного городка, сопровождаемая возгласами: "Красавица, постой!"

Эмме очень нравилось внимание кавалеров, и, несмотря на мои предостережения, она отправилась с одним из парней на романтическое свидание.

Около часа ночи перепуганная насмерть Эмма влетела в комнату и забилась в истерическом припадке. Еле-еле я вытащила из нее связный рассказ о произошедшем. Кавалер отвел даму в горы, и сначала они мирно любовались закатом, но потом парень буквально налетел на девушку, сорвал с нее платье и изнасиловал. Когда мерзавец начал надевать брюки, зареванная Эмма что было силы пнула его под колени. Насильник упал и скатился в пропасть, а Эмма убежала.

- Я убила его! - кричала она. - Давай уедем!

Но у меня в момент опасности мозг начинает" работать с утроенной силой.

- Нет, - ответила я, - мы заплатили до понедельника, и будет странно, если внезапно сорвемся с места. Сидим тихо, если станут спрашивать, я отвечу: "Эмма перекупалась и никуда не ходила, я нахожусь с ней безвылазно".

Подруга и впрямь свалилась с температурой, хозяйка, цокая языком, заварила ей какие-то коренья. Вечером та же хозяйка, качая головой, сказала:

- Добаловался Ильдар, вечно к приезжим приставал, вот и допрыгался, в пропасть рухнул и помер, небось спихнули его за нехорошее поведение.

Милиция в наш дом так и не пришла, в понедельник мы отправились в Москву и более никогда не беседовали с Эммой о том ужасном случае.

Так откуда Николай Шнеер узнал об убийстве?

Вот мерзавец!

Негодование затопило меня с головой.

Я встала.

- Откройте дверь.

- Уходите?

- Да.

- Не желаете рассказать правду?

- Я не выдаю чужих тайн, - спокойно ответила я, - и считаю, что дружба, даже если вы перестали общаться с человеком, не прерывается.

Сама найду убийцу Милы, ваши условия для меня неприемлемы.

- Сядь, - вдруг перешел на "ты" Шнеер, - это была проверка, сейчас доверю тебе некую информацию, но ты должна поклясться, что никто и никогда не узнает ее от тебя.

- Готова хранить чужие секреты, - кивнула я, - но не могу покрывать негодяев и мерзавцев.

Шнеер кашлянул.

- Хорошо. Что ты знаешь о преследовании евреев?

Я снова удивилась. Похоже, Николай любитель задавать ошарашивающие вопросы.

- Ну, к сожалению, пока в нашем мире живет много людей, не приемлющих евреев, так называемые антисемиты есть, увы, во всех слоях общества. В СССР, кстати, имея в паспорте в графе "национальность" слово "еврей", было порой трудно попасть на учебу в институт или устроиться на работу.

Не понимаю почему, но и в царской России люди, исповедовавшие иудаизм, подвергались гонениям, при самодержцах существовала так называемая черта оседлости, семитам предписывалось жить лишь в строго определенных местах.

Но страшнее всего евреям досталось во время Второй мировой войны. Бабий Яр, гетто в Киеве, Минске, Ровно, лагеря смерти Освенцим, Бухенвальд, Майданек... Везде первыми погибали евреи: дети, старики, женщины, мужчины. Есть пронзительная книга "Дневник Анны Франк", она написана еврейской девочкой, которая пыталась спрятаться от фашистов. А почему вы меня об этом сейчас спрашиваете? Лично я никогда не обращала внимания на национальную принадлежность людей. Сволочи, мерзавцы, преступники, негодяи и благородные, светлые личности встречаются в любой национальной группе. Нельзя утверждать, что все арабы - террористы, французы - страстные любовники, американцы - идиоты, чеченцы - воры, русские - пьяницы, а украинцы поголовно едят сало! Это же глупо!

Шнеер кивнул.

- Да, но не о том речь. О Нюрнбергском процессе слышала?

- Конечно. Главарей фашистской Германии судило все человечество. Кто-то из подсудимых, например Геринг, были казнены, другие получили разные сроки, нацистов наказали.

- Но не всех! - тихо сказал Николай. - Кое-кому удалось скрыться. Особо хитрые, поняв, что Германии конец, поменяли документы и рванули прочь, впрочем, бесследно исчезали не только нацисты, но и их пособники.

Вот, допустим, в городе Мотове, не так уж далеко от Москвы, Всего-то каких-нибудь семьдесят километров к северу, жил парень. Ему в сорок первом году стукнуло шестнадцать. Такой спокойный мальчик из хорошей семьи, мама врач, папа - директор школы. Звали юношу простым именем Федор, а фамилия у него была тоже не бог весть какая - Соколов. Федя Соколов отлично учился, говорил на немецком языке, потому что папа-директор нашел для своей школы преподавателя, немца по национальности. Не начнись война, Федя бы поехал в Москву, поступил в университет, но судьба выбросила ему иную карту. В Мотово вошли немцы. Первым делом они расстреляли двух местных евреев, врачей городской больницы Сусанну и Якова Кантор, потом взялись за тех, кто при Советах имел вес.

Погибли все: секретарь партячейки, ее члены, директор местного завода, передовые рабочие, расстреляли и Соколовых - отца с матерью, Федя успел скрыться. Немцы открыли комендатуру и установили "Ordnung" 30.

Представьте себе удивление оставшихся в живых мотовцев, когда они увидели, что в помощниках у местного коменданта служит... Федор Соколов. Парень блестяще говорил по-немецки и использовал свои знания на все сто. Фашисты оказались довольны помощником. Федор был крайне жесток и лично расстреливал тех, кто казался новой власти неугодным.

Местные жители боялись Федора больше захватчиков, тех еще можно было обмануть, а на вопрос: "Коммунист?" - быстро ответить: "Нет, нет, я ненавидел Советы" - и остаться в живых.

А как обвести вокруг пальца Соколова, который знал людей с детства?

Потом гитлеровцев прогнали прочь, в Мотово вернулись советские войска. Сначала они торжественно повесили несколько полицаев, местных жителей, которые продались немцам, затем двинулись дальше, впереди красноармейцев ждал Берлин.

Я тяжело вздохнула.

- Все-таки в древние времена было лучше заведено. Коли один правитель желал заполучить земли другого, он просто вызывал его на бой.

Князья, или уж не знаю, как они назывались правильно, дрались лично между собой, народ лишь глазел на сражение, мирные люди оставались в живых, потом ситуация стала намного хуже, при любых столкновениях начали убивать простой народ. Вошли в город фашисты - убили всех неугодных, вернулись Советы - снова резня.

- Красная Армия при всех ее недостатках свой народ не трогала, - спокойно парировал Николай, - уничтожались лишь пособники фашистов.

- Зато, войдя в Германию, большевики развернулись, - покачала я головой, - стоит почитать воспоминания немцев, и мороз по коже бежит.

Шнеер пожал плечами.

- У войны свои законы. Но я сейчас говорю не о страданиях народа вообще, а о конкретных личностях. Федор Соколов ушел из Мотова вместе с немцами, дальнейший его путь был усеян трупами. Молодой человек, жестокий, злобный, убивал всех, кто ему по какой-то причине не нравился. Потом он оказался комендантом небольшого детского концлагеря в Польше и там уничтожил десятки, сотни еврейских малышей. Немцы, аккуратисты и педанты, тщательно вели бумажную бухгалтерию, сохранилось множество документов, подтверждающих вину Соколова, остались и фотографии, некоторые из них ужасны: ряд детей, стоящих на коленях, напротив несчастных, перепуганных крошек Федор с револьвером. Затем другой снимок: часть ребят уже мертва, Соколов, улыбаясь, заряжает оружие.

После войны нацистов и их пособников начали разыскивать, судить и наказывать. Среди добровольных помощников фашистов имелись и поляки, и чехи, и болгары, и французы, и русские, и, как это ни прискорбно звучит, евреи. Представляете, какая ненависть горела в душах тех, кто потерял детей, родителей, братьев или сестер? Люди моментально выдавали властям предателей, а потом обязательно шли на суд. В зале часто начинался крик, оставшиеся в живых родственники требовали смертной казни для убийц своих родных. Но суд руководствуется не эмоциями, а фактами. Фраза: "Все говорили, что он лично расстрелял колонну евреев у оврага" - не является уликой. Служители Фемиды принимались дотошно выяснять ситуацию, а защитники начинали задавать вопросы: "Вы лично присутствовали при расстреле? Нет? Тогда не можете выступать свидетелем".

И кое-кто из мерзавцев сумел-таки избежать наказания, другие получили маленькие сроки и, отсидев, могли начать жизнь с чистого листа.

Нет, большинство преступников все же оказалось сурово наказано, но по заслугам получили не все. А еще случались моменты, когда человека, заподозренного в содействии фашистам, приводили, допустим, в комендатуру, а он потом непонятным образом оказывался на свободе.

Но время шло, и в начале шестидесятых годов во многих странах, пострадавших от фашизма, охота на тех, кто убивал своих соотечественников, постепенно стала ослабевать. После окончания войны прошло пятнадцать лет, начало подрастать поколение, которому посчастливилось не хлебнуть большого глотка из чаши несчастий. Да и оставшиеся в живых преступники постарели, изменились внешне и перестали бояться, что их моментально узнают на улицах. Большинство бывших убийц жило по поддельным документам в других странах, на своей родине они считались мертвыми, кое-кого держали за героев.

Вот, допустим, Степан О. 31 ушел служить народным ополченцем и пропал без вести. Его жена получила соответствующую бумагу, но, надеясь, что в канцелярии ошиблись, довольно долго ждала супруга. В начале 60-х ей стало наконец ясно: любимый не вернется, он пал смертью храбрых, тело похоронено безымянным. Женщине оставалось лишь гордиться тем, что ее Степан погиб героем, защищая Родину. В конце 60-х годов вдова Степана, как одна из лучших доярок страны, была отправлена в Канаду, на международную выставку "ЭКСПО", ей предстояло рассказывать о достижениях родного сельского хозяйства. Посмотреть на советский павильон канадцы ходили толпами, представьте теперь ужас вдовы, когда в одном из посетителей она узнала... Степана. Бедная женщина, простая крестьянская натура, плохо умеющая сдерживать свои эмоции и порывы, подняла такой крик, что гостя выставки задержали. Он предъявил паспорт на имя болгарина Ивана Василева и сказал:

- Дама ошиблась, претензий к ней не имею, очень хорошо понимаю ее горе.

Но вдова не успокаивалась, она перечисляла шрамы, родинки "погибшего" супруга. И власти более тщательно проверили Василева. Выяснилась шокирующая информация: паспорт поддельный, а его владелец и впрямь Степан О. Он попал в плен, чтобы выжить, стал служить в зондеркоманде 32, убежал потом в Канаду, где и зажил спокойно под чужим именем.

И сколько таких василевых ходит до сих пор по земле? Но, повторюсь, с течением времени их стали ловить с меньшим пылом, чем сразу после войны, а на исходе шестидесятых поиски в массовом порядке прекратились вообще.

Но остались на земле люди, в основном еврейской национальности, которые никак не хотели примириться со сложившейся ситуацией.

И они сделали смыслом своей жизни поиск бывших военных преступников. Нет страны, где бы не жили граждане, исповедующие иудаизм, поэтому и в Америке, где после войны поселилось много евреев, и в Англии, и в России, и в Европе, и в Африке имелись группы энтузиастов, которые выискивали тщательно законспирировавшихся убийц. Иногда в руки сыщиков попадали крупные фигуры, вроде начальника гетто в городе Белая Церковь, порой вылавливалась мелкая рыбешка. Все подозреваемые личности изучались дотошно. Очень многие из "охотников" специально шли на работу в полицию или в службы безопасности, дабы иметь открытый доступ к документам.

До середины восьмидесятых годов из-за "железного занавеса" между капиталистическими и социалистическими странами группы эти работали порознь. Вернее, существовали две армии, общение между которыми было очень затруднено, но потом в Советском Союзе произошла революция, и появился общий центр управления с богатой казной. Многие евреи не могли сами участвовать в поисках, но охотно жертвовали огромные суммы на благое дело.

- Середина восьмидесятых! - всплеснула я руками. - Да все преступники давно вымерли!

И их преследователи, кстати, тоже!

Николай сурово кашлянул.

- Нет. В Россию война пришла в сорок первом году, в армию брали даже тех, кто родился в двадцать пятом, незаконно, конечно, но шестнадцатилетние воины не были редкостью, и предатели того же возраста тоже. А тем, кто появился на свет в двадцатом, сейчас чуть больше восьмидесяти. Да, многие умерли, но кое-кто жив, и наше дело найти и наказать его. Что же касается самих "охотников"... Мой дед, Исаак Шнеер, - из активных участников движения. Его сын, мой отец, погиб в лагере, и вообще, у Исаака был длинный счет к гитлеровцам. Понимаете, евреи особый народ, мы ощущаем трагедию нации в целом, не деля ее на судьбы отдельных людей.

Если именно у вас в семье никто не погиб в печах Освенцима, то все равно пепел сожженных единоверцев будет стучать в сердце. Кстати, мы разоблачали и тех, кто убивал русских, поляков, французов, болгар, украинцев, белорусов. Мы ищем преступников и никогда не говорим: "Ага!

Вот этот не обижал иудеев, он жег лишь католиков".

Деды и отцы завещали нам бороться с убийцами, и мы будем делать это, пока на земле не останется ни одного нацистского преступника.

- Следует понимать так, что вы являетесь членом законспирированной организации, - тихо уточнила я.

- Да, - кивнул Николай.

- Но вы же служили в КГБ!

- Так.

- И вас не раскрыли? Не обнаружили?

Шнеер слегка улыбнулся.

- Есть вещи, о которых говорить не стоит.

Впрочем... От начальства ничего скрыть было нельзя.

- Оно знало о вашей деятельности?

Николай посмотрел в окно.

- Давайте оставим ваш вопрос без ответа, - наконец сказал он, - почти каждая семья в России пострадала от нацизма. Меня пригласили на работу в КГБ в начале шестидесятых годов, а тогда людская память о преступлениях войны была ярче, да и в Комитете служили иные личности.

- Хотите сказать, что вас одобряли и поддерживали?

- Сейчас уже ответ на сей вопрос не нужен, - спокойно парировал Николай.

- Так кто убил Милу? - подскочила я. - Как она причастна к этой истории?

Глава 33

Николай тяжело вздохнул.

- Я не хочу, да и не имею сейчас права вдаваться кое в какие подробности, но, после того как к власти в СССР пришел Горбачев и началась гражданская война, члены нашей организации решили, что мне следует уйти из КГБ, и я превратился в летучего агента.

- Это кто такой? - разинула я рот.

Шнеер побарабанил пальцами по столу.

- Помните, я говорил, что возмездие не всегда настигало преступников? Более того, попав в руки Фемиды, кое-кто избегал наказания вообще. Суды словно не видели предоставленные нами бумаги, законники начинали требовать живых свидетелей, но чем больше лет проходило с конца войны, тем меньше оставалось людей, которые могли воскликнуть: "Да, вот он руководил расстрелами".

Мы начали терпеть поражение. В начале восьмидесятых годов нами был передан правосудию некий Роман Злотник, почти девяностолетний старец. Но в свое время он являлся одним из тех, кто массово уничтожал людей в Минске. Мы подготовили кучу документов, имелись снимки и даже парочка живых свидетелей. Все шло к тому, что Злотник получит высшую меру, но.., его отпустили.

- Как? - подскочила я. - Почему?

Николай дернул плечом.

- У мерзавца было онкологическое заболевание, его отправили лечиться. Негуманно держать под следствием тяжелобольного старика.

А о том, что он, будучи молодым и здоровым, истребил тысячи людей, как-то забылось.

Этот случай очень сильно подействовал на тех, кто занимался поисками, организация раскололась на две части. Одни члены требовали соблюдения строжайшей законности и передачи всех дел в суд, другие были полны решимости самим наказывать убийц.

"Какой толк отдавать преступников правосудию, их все равно освобождают, - заявляли они, - "собаке - собачья смерть".

В результате получились две партии: "законники" и "летучие агенты".

- Вы стали тем, кто сам наказывал убийц? - уточнила я.

Шнеер кивнул.

- Да. Только поиск предателя и сбор доказательств занимает годы, летучий агент порой вынужден бросить семью. Во-первых, он не может подвергать опасности жену и детей, а во-вторых, нельзя, чтобы на агента оказывали давление. Если вашей семье угрожают, скорей всего, вы приметесь ее защищать. А кое-кто из преступников, поняв, что его вычислили, вступал в борьбу, поэтому "летучий агент" должен быть одиноким, ему нельзя ни к кому привязываться, ясно?

Я кивнула.

- Вот почему вы "умерли"!

- Да, именно так, - кивнул Шнеер, - в то время нас в Москве имелось четыре человека, фамилий не назову, должностей тоже. Все при чинах и возможностях. Естественно, я не один организовывал свою "смерть". Ну а после похорон не оставил семью, Нина регулярно получала деньги.

- Жена не знала о вашем занятии?

- Нет.

- Но почему?

Шнеер вздохнул.

- Нина Алексеевна хороший человек, верная супруга, отличная хозяйка, но этих качеств недостаточно для того, чтобы стать членом организации. К сожалению, Нина невоздержанна на язык, слегка глуповата, в историю с возвращением долга она поверила сразу, что характеризует ее с определенной стороны. Вы согласны?

Я кивнула.

- Да. Но неужели вам никогда не было жаль супругу и дочь? Они так горевали о муже и отце.

Николай нахмурился.

- "Летучему агенту" приходится делать выбор между долгом и личным счастьем. И потом, я ведь все равно умру, и жене с дочерью придется рыдать на могиле, просто ситуация разыгралась раньше, горе пришло быстрее.

Я не нашлась, что возразить, а Шнеер методично продолжал рассказ:

- За годы, прошедшие с начала восьмидесятых, наша группа выявила и убрала пять предателей, возмездие неотвратимо настигло негодяев!

Я молчала. А что было сказать? Позиция Николая и его соратников понятна, но ведь виновность человека определяет суд, лишь после приговора может быть наказана та или иная личность.

Но если Фемида делается не только слепой, но еще и глухой, безрукой и безъязыкой, тогда как?

Заниматься судом Линча? Разве это хорошо?

А оставлять безнаказанными военных преступников правильно?

- Но в последнее время работать становилось все тяжелее, - продолжал тем временем Николай, - мои помощники умирали.

- Их убивали?!

- Нет, увы, возраст, болезни, - пояснил Шнеер, - мы ведь тоже не делались с годами моложе, а новые кадры не находились. Молодежь сейчас не особо готова воевать за справедливость, хочет денег, но иметь дело с платным агентом опасно, он покупаем, как одной, так и другой стороной. И в конце концов я оказался почти в вакууме, срочно требовалось найти надежного человека, который бы подхватил из моих слабеющих рук оружие и довел начатое дело до конца. Я долго мучился, искал необходимое лицо и понял: надо подключать к делу родную дочь, Людмилу.

- Господи! - вырвалось у меня.

Николай, не замечая реакции слушательницы, продолжал:

- Мила дочь и внучка Шнееров, она была воспитана мною, Сарой и Исааком в правильном ключе, Нина с ее генетикой и тупыми нотациями не сумела испортить девочку, и я рискнул. Вызвал Людмилу и открылся ей, произошло это несколько лет назад.

- Господи, - тупо повторила я, - вот, значит, что она имела в виду, когда говорила Кате Симонян о какой-то правде, которую никому рассказать не может, вот откуда знала о всяких шпионских примочках. Зашел у нас как-то о них разговор, и я очень удивилась осведомленности Милы!

- Мы поняли друг друга, - без какой-либо эмоциональной окраски вещал Николай, - и разработали совместный план. Передо мной стояла задача отыскать того самого Федора Соколова, бывшего школьника из Мотова. Он, по моей пока предварительной информации, жил во Франции и являлся одним из известных кинопродюсеров. Мерзавец всегда передвигается в кольце охраны, наверное, до сих пор боится мести, его дом имеет бронированные стекла, а автомобиль похож на танк. Естественно, он живет под иным именем и фамилией, но чем дольше я занимался делом, тем больше понимал - это Федор Соколов, человек по горло в крови не только евреев, но и людей других национальностей. Была всего лишь одна возможность приблизиться к мерзавцу: раз в году он устраивает бал для кинематографистов, приглашает на него в том числе и российских звезд. Вот там Соколов оказывался без охраны, охотно, несмотря на более чем почтенный возраст, танцевал с актрисами, пил шампанское. Людмила работала в кинематографе, теоретически она имела шанс получить приглашение на вечеринку к Соколову, подлец не скрывал, что является русским, и охотно принимал соотечественников, но только звезд. Дело было за малым: сделать из Милы суперстар!

- И вы преуспели, - прошептала я, - шантажировали Волка украденными в свое время бумагами!

Николай кивнул.

- Да. Никита подлец, за что и получил по заслугам.

- Вы убили его!

- Нет, конечно. Зачем? Всего лишь вынудил снимать Милу в главной роли. Кстати, Волк не прогадал, Люда оказалась очень талантлива, просто ей до тех пор не везло, ну не обращали на нее внимания режиссеры. Я же сразу понял, дочь гениальная актриса, способная исполнить любую роль.

- Это она изображала старуху с котом на той квартире, куда Богоявленский принес папку, - догадалась я, - теперь все понятно! Впрочем, нет, окончательно запуталось. Скажите, Николай, ну с какой стати вы придумали такой хитрый план с Богоявленским? Не проще ли было попросить дочь саму взять папку, объяснить ей, в чем дело, раз уж вы шли в одной упряжке?

Николай отвернулся к стене:

- Наверное, проще, но я очень любил свою девочку и понимал, что она талантлива, просто обстоятельства складывались неудачно для нее, ей элементарно не везло! Я хотел, чтобы дочь считала себя настоящей звездой, почти гениальной актрисой, а не девчонкой, которую снимали в сериале под давлением обстоятельств. Мне была нужна реализованная, свободная личность, а не ущербная девица.

- Так Мила не знала, почему Волк пригласил" ее на главную роль! Вы ничего не сообщили дочери об истории с Богоявленским, просто пообещали: "Ты станешь звездой, будет дан шанс - используй его!" - ахнула я.

Шнеер кивнул.

- Точно. Я не хотел, чтобы Мила даже догадывалась о существовании папки с компроматом на Волка. После сериала "Стужа" дела дочери резко пошли в гору, она стала сниматься в разных лентах. Мила была очень талантлива как актриса и великолепна в качестве нашего агента, умная, быстрая, умеющая перевоплощаться. Но, увы, при всех достоинствах она оставалась женщиной, патологически любящей мужа, а Константин стал охладевать к супруге. Это естественно, чувства в браке меняются, но Людмила не хотела смириться с подобным развитием событий и придумала идиотскую игру с Интернетом, ей страстно хотелось, чтобы муж снова влюбился в нее. Когда я узнал о "забаве", то моментально, как отец и одновременно начальник, велел прекратить это. Мила вроде послушалась, но теперь я понимаю - соврала она, любовь оказалась сильнее долга!

- Похоже, она стеснялась того, что затеяла, - прошептала я, - у нас дома не рассказала правду про затею, понесла про какого-то Конрада, билеты в театр. Стала лепетать, что только два раза ходила в паутину... Отчего прямо не призналась?

- Сами уже ответили на этот вопрос, - нахмурился Шнеер, - она стеснялась выглядеть дурой. Взрослая женщина прикидывается другим человеком, дабы соблазнить собственного супруга. Идиотство! Но именно из-за него все и случи лось - несчастье и смерть. А как все было подготовлено! "Стужу" приняли сразу на "ура"!

- А откуда вы взяли деньги на сериал? - наивно спросила я.

Николай прищурился.

- Мне их дали друзья, далее без комментариев, - отрезал Шнеер.

- Понятно, - шепнула я, - действительно, глупый вопрос. Значит, Никиту вы не убивали?

- Нет, - помотал головой Шнеер, - мы занимаемся лишь бывшими пособниками нацистов. Волк скончался от инфаркта, он ведь был уже пожилым человеком.

- А Олег Ремизов уверял, что его убили!

- Он ошибался, кончина Волка, человека извилистой судьбы, естественна, - тоном преподавателя математики пояснил Шнеер, - основная заповедь "летучего агента" звучит так: покарай преступника, но не навреди обычному человеку. Нас интересуют лишь пособники нацистов.

Уголовники, "стукачи" и прочие мерзавцы не наше дело.

- Но Волка вынудили к сотрудничеству, - начала было я.

- Не стоит сейчас обсуждать сию ситуацию, - оборвал меня Николай, - я в свое время нарушил все должностные инструкции, чтобы помочь Владлену Богоявленскому, лучшему другу, которого считаю братом. Я не просто украл кое-какие доносы Волка, а еще ходил в определенные кабинеты, вымаливая для Владлена жизнь - Где Бурмистров и Коган? То-то! Давно в могиле, а Владя жив. Но он слабый человек, трус, позер и, увы, болтун. Мне, чтобы получить бумаги, которыми можно было припугнуть Никиту, пришлось обратиться к Владе. Я очень не желал этого делать, но, увы, иной возможности получить документы не имел. Организовывать грабеж квартиры Нинки я не хотел.

- Стойте!

- Что такое?