Чтение 31–й страницы книги ~Квазимодо на шпильках~

- Но кто его убил? - заорала я. - Зачем?

Вовка хмыкнул, вытащил сигареты, потом подмигнул мне.

- Могу рассказать, госпожа начальник оперативно-розыскного отдела, но с небольшим условием.

- Каким? - подпрыгнула я. - Говори скорей.

- Пристрой куда-нибудь крокодилов, мне страшно надоела Юлька, сидящая вечерами в моей ванной, - начал жаловаться Вовка, - мало того, что она притащила туда сто банок с кремами и двести бутылочек с шампунями и гелями, так мне еще теперь нельзя там носки бросить, потому что она начинает орать.

- Да, - закричала я, - да, обязательно, прямо завтра увезу их, только расскажи!

- Ну фиг с тобой, слушай, горе-сыщик, - улыбнулся Вовка. - Справедливости ради следует признать, что ты проделала большую и не совсем бесполезную работу. Итак, Евгений Баратянский... Ты узнала о нем практически все, и сведения о других бабах, которых обманул милейший Евгений Семенович, нам ничего не добавят. Отчего у интеллигентного, никогда никому не сделавшего зла Семена Кузьмича появился такой сын, неизвестно. Дефектный набор хромосом, искривленная генетика, может, у них в роду, этак в семнадцатом веке, имелись разбойники, грабившие людей на большой дороге. К сожалению, мы не слишком хорошо знаем свою семейную историю, лично я не был знаком с дедушкой, а уж чем занималась прабабушка, я понятия не имею!

- Евгению было в кого стать мошенником, - сердито перебила его я, - ну-ка, вспомни, чем занималась его почтеннейшая матушка в блокадном Ленинграде? Отнимала у людей последнее за банку сгущенки.

Володька потер рукой затылок.

- Понимаешь, Лампуша, блокада Ленинграда - темная история. Да, большинство населения погибало в мучениях, но кое-кто из имевших доступ к продуктам, лекарствам и керосину сделал состояние. Мысль об обмене ценностей на еду пришла в голову не одной Розе. Лет десять назад дикий скандал разгорелся на выставке, которую устроил в Москве один весьма почтенный и глубокоуважаемый писатель, можно сказать, совесть российского общества. Он вывесил принадлежащую ему коллекцию картин.

Литератор собирал их всю жизнь и имел на самом деле уникальные полотна. В первый день работы экспозиции ничего форсмажорного не случилось, а вот на второй... В залах появилась группа туристов из Израиля, и один из них, бывший наш соотечественник, накинулся на писателя с кулаками, он...

- Узнал в писателе того человека, которому во время блокады отдал за кусок хлеба принадлежащие ему бесценные картины, - предположила я.

- Точно! - воскликнул Вовка. - В те далекие от нас годы "совесть российского народа" не растерялся и перетащил к себе домой целый склад лекарств, просто ограбил аптеку, а потом менял ампулы и таблетки на пейзажи и натюрморты ранних голландцев.

- Зачем же он выставил картины? - искренне удивилась я.

- Наверное, думал, что никого из обобранных в живых не осталось, - скривился Вовка. - А потом, что можно ему вменить? Один вопит: "Картины мои, отдал их этому гаду в блокаду за порошок стрептоцида!" - а другой преспокойно заявляет: "Вранье, полотно куплено еще в 30-е годы, в комиссионке". И еще, люди же сами меняли картины! И Роза не крала, не грабила, отдавала за золото продукты.

Она договаривалась с клиентами полюбовно...

- Она гадина, - прошипела я, - воспользовалась тяжелым положением людей...

- С моральной точки зрения - да, - кивнул Вовка, - но с юридической все чисто.

Люди сами приносили драгоценности. Обмен совершался добровольно, она ни у кого ничего не отнимала силой. Не нравится вам, что за колечко с изумрудом дают килограмм сахара? Не надо, уходите. Пойми, ей невозможно было бы предъявить никакого обвинения.

- Но это подло! - не успокаивалась я.

Вовка кивнул:

- Да, но не противоречит закону. Впрочем, думается, ты права, безудержную страсть к деньгам Женя получил от матери. Но Розалия Львовна была хозяйственной, аккуратной, великолепно умела считать рубли, и она большую часть своей жизни честно проработала в библиотеке. Женя совсем другой. Деньги горели в его руках, сколько ни дай, все ему мало. Добрая мама, забыв о своем скопидомстве, совала сыночку рубли, но у него был просто непомерный аппетит.

Он мог на субботу и воскресенье отправиться к теплому морю, в Сочи, и раздавать на чай пятидесятирублевые купюры. Ты отдаешь себе отчет, что доперестроечные полсотни - это не нынешние полтинники?

Я кивнула:

- Конечно, на такую сумму можно было питаться недели две в семидесятые годы.

- В конце концов Розалии Львовне надоело выплачивать долги сына, - продолжил Вова, - и она запоздало решила заняться воспитанием балбеса, закрыла денежный кран. Наивная мать полагала, что сыночек возьмется за ум, начнет работать, но он спокойно пошел на преступление.

Розалия Львовна кинулась на помощь сыну.

Она мгновенно сумела оформить его брак с Леной.

- Но сама Лена говорила мне, что она никогда не была официальной женой Евгения! - подскочила я.

- Ну, она не захотела с тобой откровенничать, - вздохнул Вовка. - Женя расписался с Леной, будучи под следствием, и официально признал дочь. Она Евгения Евгеньевна Баратянская.

- Но...

- Не перебивай меня, - повысил тон Вовка, - знаю заранее все твои вопросы. Почему Розалия Львовна согласилась на женитьбу? Да ради выгоды для сына. Отцу малолетнего ребенка на суде скостят срок, он быстрее попадет под амнистию. Было еще одно соображение.

Это сейчас любая баба может заявиться в колонию, держа в руках справку из ЖЭКа, где указано, что она "вела совместное хозяйство с осужденным", и ее моментально впишут в его учетную карточку в качестве гражданской жены. Следовательно, она получит возможность иметь свидания, привозить передачи.

Но подобное положение вещей пришло к нам уже после обвала социализма, а во времена первой посадки Евгения действовали другие правила. На зону допускались только официальные родственники и посылки принимали лишь от тех, кто мог с документами в руках подтвердить родство. Поэтому Розалия Львовна и приветствовала женитьбу сына, но никаких торжеств, естественно, не устраивали.

Более того, она не сказала о "свадьбе" Семену Кузьмичу. Хитрая Розалия полагала, что после освобождения сыночек, наученный горьким опытом, возьмется за ум, разведется с Леной, найдет себе более достойную невесту и заживет припеваючи.

- И ты еще удивляешься, что у интеллигентного Семена Кузьмича родился бандит! - обозлилась я. - Мать-то у него кто! Настоящая жаба!

Вовка развел руками:

- Из песни слова не выкинешь, это рассказала Лена, к которой после освобождения Жени обратилась свекровь с разговором типа:

"Дай развод, ты ему не пара".

- И Лена согласилась?

- Да, они развелись, а Жанночка осталась, естественно, дочерью Евгения на бумаге, фактически он о ней никогда не заботился.

Дальнейшее известно. Еще одна посадка, проклятия родителей, бесконечные бабы, долги, неумение и нежелание работать, снова зона, знакомство с Ритой, рождение Люсеньки, не признанной Женей официально, кончина Розалии Львовны, женитьба Семена Кузьмича на Ирочке...

- Он убил их из-за денег, - прошептала я, - родного отца и молоденькую девушку.

- Нет, - покачал головой Володя, - Евгений уголовник, неприятный, морально нечистоплотный человек, но крови на нем нет.

Убийца сама пришла в милицию и призналась во всем. Хотя поимка ее была делом дней. Она просчиталась, представив убийство как суицид.

Во-первых, эксперт абсолютно точно установил, что выстрел произведен не в упор. Во-вторых, письмо... Человек, писавший его, думал, что, изменив свой почерк, он введет следствие в заблуждение, еще он полагал, что никому не известен почерк Евгения. Он писал письма Рите, мы их изъяли.

Стало понятно, что записка написана не его рукой, эксперт установил, что почерк женский.

Графология не менее точная наука, чем судебная медицина, поверь мне. Не успели мы понять, кто эта женщина, как она сама явилась в дежурную часть. Это...

- Это? - эхом отозвалась я.

- Елена Сергеевна Калашникова. Помнишь, эксперт спрашивал про перчатку? Неопровержимая улика, потерянная убийцей в момент бегства из квартиры, где лежал труп.

- Но почему она убила Баратянского?

- Господи, Лампа, это же ясно! Хотела, чтобы ее дочка получила наследство и зажила хорошо. Лена патологически любит Жанну, а когда поняла, что та беременна и может повторить ее судьбу, просто потеряла голову и решила восстановить "справедливость". Она готовилась почти полгода, купила у барыги винтовку, научилась стрелять, потом утащила у Зои Андреевны, своей знакомой, живущей в доме напротив Баратянских, ключ от чердака, сделала дубликат... Дальше понятно?

- Так вот почему Лена сначала хотела увести меня в сторону и начала рассказывать об истории с Радой Мастеровой и серьгами, - воскликнула я, - вот почему она потом стала твердить, будто уверена в виновности Евгения, что он убийца отца и Ирины!

- Ага, - кивнул Вовка, - пока ты его искала, Лена, со своей стороны, тоже разыскивала бывшего мужа и просто нашла раньше.

- Кто же тогда был человек с телескопом! - воскликнула я.

- Ты о чем? - изумился Вовка.

- Ну помнишь, я рассказывала тебе о том, как Макарычев, работник мебельной фабрики, любитель звездного неба, столкнулся в лифте с парнем, у которого в чемодане лежал чехол с надписью "Карл Цейс". Я подумала, что это убийца, который ехал наверх с винтовкой...

Вовка рассмеялся:

- Знаешь, Лампудель, ты поразительный человек. На бьющие в глаза улики не обращаешь внимания, прицепишься к ерунде и сделаешь далеко идущие абсолютно неверные выводы.

Да, мужик с футляром "Карл Цейс" отправился на седьмой этаж. Более того, он потом поднялся еще выше, потому как имел ключ от чердака, который ему официально выдали в домоуправлении. Мы проверили дядьку. Мэрия решила проложить вблизи дома Баратянского шоссе, и там работали геодезисты. Один из них делал съемку с чердака дома, в футляре лежал специальный прибор.

- А зачем он сказал, что там удочка? - ошарашенно поинтересовалась я.

Вовка хмыкнул:

- Пошутил.

Я осталась с разинутым ртом.

Прошел почти год, я обязательно сообщу вам чуть ниже, куда делись крокодилы и как мы живем, но сейчас просто должна рассказать о случайной встрече, которая перевернула все в моей душе. Но сначала о судьбе Лены. Она покончила с собой через несколько дней после ареста, оставив записку, отчего-то написанную печатными буквами: "Совесть замучила, не могу больше, надеюсь, Баратянские меня на том свете простят". В связи с кончиной главной подозреваемой дело было закрыто и сдано в архив.

Итак, спустя примерно год после описываемых событий я отправилась в магазин "Детский мир", к слову сказать, он находится не очень далеко от нашего дома. Ближайшая подруга Юлечки родила мальчика, и мы решили подарить молодой маме прогулочный конверт, подбитый натуральным мехом. Великолепная вещь при нашем неустойчивом климате.

Подъехав к магазину, я хотела было втиснуться на свободное место, но меня опередила красная "Ауди", ловко, прямо перед моим носом, вписавшаяся туда, куда собиралась въехать я. Честно говоря, я страшно разозлилась. Ведь водитель видел, что пытаюсь припарковаться, и нагло помешал мне.

Из "Ауди" вылезла хорошенькая девушка, одетая в норковую шубейку. Она распахнула заднюю дверь машины и вытащила малыша, наряженного в комбинезон. Я вздохнула и стала искать другое место для парковки. Девица отчего-то показалась мне знакомой. Когда Я наконец-то вошла в "Кенгуру", наглая владелица "Ауди" громко распоряжалась на весь магазин:

- Это давайте, еще вон те ботиночки, потом курточку, ну что вы несете дрянь всякую!

Разве не понятно, что у моей Машеньки все должно быть только самое лучшее!

Машенька спокойно сидела на прилавке, продавщицы сдергивали с вешалок вещи, мамаша без устали подгоняла их:

- Нет-нет, никакой синтетики. Все только самое дорогое, натуральное!

Я подошла и молча встала у прилавка. Девочка глянула на меня глазами цвета ореховой скорлупы. Я улыбнулась ей. Внезапно глазки ребенка стали быстро темнеть и превратились в карие.

- Это что, - спросила мамаша, - дартс?

Ну-ка!

В ту же секунду она схватила стрелочки и стала ловко кидать их в цель.

- Вот это да! - восхитилась продавщица. - Все ровнехонько в середину, я такого еще не видела!

- Я стреляю, как Робин Гуд, - усмехнулась покупательница, - в глаз белке попаду, во мне пропал олимпийский чемпион по стрельбе.

- И где же научились? - проявила любопытство продавщица.

- Кавалер у меня был, - продолжала усмехаться женщина, - биатлонист, вот он и показал, что к чему. Удивлялся потом и восхищался: мне бы такой глазомер, я бы все медали огреб, но не судьба ему.

Ее голос показался мне знакомым. И тут малышка заплакала. Мать быстро повернулась, и я ахнула. На хорошеньком личике покупательницы ярко блестели очи цвета ореха, потом они начали темнеть, темнеть, темнеть. Мать и малышка имели совершенно одинаковые глаза, быстро, в зависимости от их настроения, менявшие окрас радужной оболочки. И я знала, от кого они их получили: мать от отца, девочка от деда... Передо мной стояла Жанна.

- Это вы! - невольно воскликнула я, оглядывая норковую шубу библиотекарши, роскошную кожаную сумку и брелок с ключами от "Ауди".

Жанна глянула на меня потемневшими глазами.

- Я.

- ..Э... - замялась я, - какая у вас очаровательная девочка, поздравляю.

- Спасибо, - кивнула дочь Лены.

- Похоже, у вас все хорошо?

- Просто отлично, - подтвердила она.

Меня слегка покоробили ее бойкие ответы.

А как же мама, как же Лена, погибшая в тюрьме?

- Вы, наверное, вышли замуж, - улыбнулась я.

- Нет!

- Но откуда тогда все это? - вырвалось у меня.

Губы Жанны сжались в нитку, но она весьма любезно ответила:

- Да просто мне повезло. После смерти мамы я стала разбирать бумаги и наткнулась на свое свидетельство о рождении: оказывается, Евгений официально признал меня дочерью!

Вот я и подала на наследство, других претендентов не оказалось, все мне и досталось. Моя Машенька, мое золотце, ни в чем не будет нуждаться.

Внезапно мне стало жарко, я сначала посмотрела на дартс, потом в уме всплыла только что сказанная Жанной фраза: "Я стреляю, как Робин Гуд".

- Разве вы не знали о своей метрике, - прошептала я, - ведь у вас в паспорте стоит: Евгения Евгеньевна Баратянская.

- А, - отмахнулась Жанна, - мать говорила, что просто заплатила в загсе и меня так записали. А после ее смерти нашелся официальный документ. Что, следовало отдать деньги нашему государству? Ну уж нет, у меня доченька растет, Машуля, все ей, только ей!

Жанна с нежностью обняла девочку и прижала к себе, на секунду их совершенно одинаковые глаза, ставшие снова цвета ореховой скорлупы, слились у меня в одно пятно.

Мне стало душно. Свитер мгновенно прилип к вспотевшей спине, в магазине словно пропал воздух. Я глянула на дартс. Центр круглой мишени был густо утыкан стрелками.

- Это вы убили их, - прошептала я, - Семена Кузьмича и Ирочку, через окно... Вы великолепно стреляете, и это не Лена, а вы купили винтовку с оптическим прицелом, а скорее взяли ее на время у своего друга-биатлониста.

Вам повезло, что в комнате в момент убийства профессора случайно оказался Веня, закрывший окно, и следствие вначале пошло по ложному пути. Вы задумали преступление, когда поняли, что у вас родится дочь. Вы решили обеспечить ее, великолепно зная, что Евгений официально признал вас своей дочерью, понимали, кому достанется наследство. Это вы убили Баратянского, своего отца.

Продавщиц как ветром сдуло, они все исчезли в подсобке.

- Вот почему вы дали мне адрес Евгения, услыхав мой рассказ, - словно зомби бубнила я, - хотели, чтобы я нашла "самоубийцу". Вот по какой причине велели приехать лишь на следующий день к вечеру, вам требовалось время, чтобы пристрелить отца. Господи, у вас его глаза, следовательно, и его подлая душонка!

Бедная Лена! Она-то сразу поняла, кто автор затеи, и изо всех сил пыталась выгородить вас, говорила, что Евгений никогда не признавал дочь... Это Люсеньку он и впрямь не признал дочерью, а вам-то дал свою фамилию. Вот почему Лена покончила с собой буквально сразу после ареста, призналась и повесилась. Она боялась, вдруг во время следствия выяснится что-нибудь не то.

- Осел, - выплюнула Жанна, - из-за чего он меня признал, знаете?

- Да, хотел получить послабление на суде.

- Скунс, сучий скунс, - прошипела она, прижимая к себе девочку.

- Лена взяла на себя ваше преступление, - сказала я, - спасла вас, сделала богатой. Вот почему ее предсмертное письмо было написано печатными буквами. Она боялась, вдруг его сравнят с запиской Жени и поймут, что ее не она писала... И кто же бросил в комнате у трупа перчатку Лены? И еще, вы знали адрес Евгения, следовательно, общались с ним. Наверное, он ближе к старости стал чадолюбивым. Начал давать вам деньги, а вы скрывали это от мамы. Ведь так?

Глаза Жанны стали черными - сплошной зрачок.

- Вы сумасшедшая, - звенящим от напряжения голосом заявила она, - трехнутая идиотка. Да, мне достались средства Баратянских, но по закону. Дело закрыто, убийца мертва.

Ничего вы не докажете! Ничего! Абсолютно!

И потом, вы хотите лишить Машеньку матери?

Внезапно Жанна приблизила ко мне свое хорошенькое личико. Взгляд огромных блестящих глаз вонзился в меня, как нож в масло.

- Имей в виду, - прошипела она, - я отлично стреляю. Тебе лучше сидеть тихо!

Я отшатнулась.

- Не бойся, - хмыкнула Жанна, - не трону. У меня Машенька растет. Ей нужна нормальная мама, а не зэчка. И потом, все, рассказанное тобой, ложь. Евгения убила моя мать!

Так-то, живи себе спокойно! Но помни, начнешь на всех углах глупости говорить...

Она подхватила малышку и, оставив на прилавке груду некупленных вещей, ушла.

Никакой конверт я не приобрела, еле живая приплелась домой и рухнула в кровать, заявив домашним:

- Голова болит.

У меня и впрямь началась мигрень. Я натянула на себя одеяло и сначала затряслась в ознобе, потом мне стало жарко.

- Ты спишь? - раздался шепот.

Я всмотрелась в темноту, у окна стояла Лена, одетая в старомодный костюм. У меня парализовало голосовые связки.

- Послушай, Лампа, - тихо, устало проговорила библиотекарша, - я своей жизнью заплатила за счастье дочери. Не лезь!

- Но она убийца!

- Ты этого не докажешь.

- Но она же тебя подставила, бросила у трупа твою перчатку! Зачем?! Ведь хотела представить дело как самоубийство!

- Она ее просто потеряла, - прошептала Лена.

- Но перчатка-то твоя!

- Это я так сказала, - прозвучал ответ, - я сказала, я сказала.., что перчатка моя, моя, моя...

Голос начал удаляться, фигура Лены стала таять.

- Оставь их, умоляю, - долетело из тьмы, - за наследство заплачено моей жизнью!

- Стой, - заорала я, - стой!

- Эй, Лампудель, - раздалось над головой, - тебе плохо?

Я раскрыла глаза и села. У дивана стоял Сережка.

- Тебе плохо? - повторил он.

- Это был сон, - пролепетала я, - сон, Лена мертва, она не могла прийти.

- С ума сбеситься! - рявкнул Сережка и ушел.

Я осталась сидеть в подушках. Как поступить? Рассказать Вовке? Дело закрыто. Могут его возобновить? И что тогда? Жанну посадят, девочка попадет в детдом. Сделать Машу сиротой? Оставить все как есть? Наследство, вот чего хотела Жанна, и она его получила. Неужели ее никогда не терзает совесть? Впрочем, совесть и Жанна - две вещи несовместимые.

Жанна настоящий Квазимодо. Квазимодо на шпильках. Хотя это я зря. Горбун-то был добрый человек, страшный снаружи, а Жанна, подлинная красавица, имеет горб на душе.

Промучившись до утра, я приняла решение: никуда не пойду, пусть все остается так, как есть. Только, думается, лет этак через пятнадцать Жанночку настигнет возмездие в лице... ее дочери. Знаете, почему мне это кажется? А глаза орехового цвета, мгновенно трансформирующиеся из светлых в темные, очи, доставшиеся крохотной Машеньке от мамы-убийцы и дедушки-негодяя.

Ох, не зря ученые утверждают: от кого из родителей ребенок унаследовал цвет глаз, от того и характер. Впрочем, не буду прогнозировать плохого, может. Маша вырастет хорошим человеком, во всяком случае, очень надеюсь на это. Ведь, в конце концов, я не стану рассказывать правду только из-за нее, а еще из-за несчастной Лены, заплатившей за благополучие дочери ценой собственной жизни и доброго имени.

Эпилог

Веню, естественно, освободили. Уж не знаю, сильно ли он горевал о смерти Ирины. Выйдя из тюрьмы, парень приехал ко мне с тортом и в ходе нашей беседы неожиданно обронил фразу:

- Да, успей я жениться на Ирке, все мое бы было.

Я дернулась, словно наступила на мышь, и постаралась побыстрей избавиться от гостя.