доводилось надевать.
приехать к самому отходу поезда. Они уселись в купе пульмановского вагона,
и Лестера охватило чувство величайшего удовлетворения. Жизнь предстала
перед ним в самом розовом свете. Дженни рядом. Он добился того, чего
хотел. Хорошо, если бы всегда все так удавалось.
потянулись бесконечные поля, мокрые и побуревшие под холодным дождем; по
осеннему голые леса; среди плоских равнин мелькали фермы - домики с
невысокими крышами словно старались плотнее прижаться к земле. Поезд
проносился мимо крохотных деревушек, - это были просто кучки белых,
желтых, бурых лачуг, их кровли почернели от дождя и непогоды. Один домик
напомнил Дженни старый дом Герхардтов в Колумбусе; она закрыла глаза
платком и тихо заплакала.
которое он читал. - Полно, полно, - продолжал он, видя, что она вся
дрожит. - Так не годится. Будь умницей. Что толку в слезах?
немому горю.
Не тревожься ни о чем.
хуже. Я понимаю, тебе тяжело уезжать из дому, но слезами тут не поможешь.
И ведь ты не навсегда уезжаешь. Ты же скоро вернешься. И ты меня любишь,
правда, детка? Я что-нибудь для тебя значу?
не по себе от сознания, что у нее есть такая тайна от человека, который
уже стал ей дорог. Она знала, что должна рассказать Лестеру о ребенке, но
одна мысль об этом заставляла ее содрогаться. Быть может, когда-нибудь она
найдет в себе достаточно мужества, чтобы ему признаться. "Я должна ему
сказать, - с волнением думала она; на нее вдруг нахлынуло сознание всей
серьезности этого долга. - Если я сразу не признаюсь и мы станем жить
вместе, а потом он все узнает, он мне никогда не простит. Он может меня
выгнать - а куда я пойду? У меня нет больше дома. Что мне тогда делать с
Вестой?"
предчувствием, но перед нею был всего лишь солидный, холеный мужчина,
погруженный в чтение писем, - ни в его свежевыбритом розовом лице, ни во
всей фигуре, которая так и дышала довольством, не было ничего грозного,
напоминающего разгневанную Немезиду. Едва Дженни успела отвести глаза,
Лестер, в свою очередь, посмотрел на нее.
сейчас сказать ему правду - и вот ничего не выходит. "Нельзя откладывать
надолго", - подумала она, утешая себя мыслью, что, может быть, скоро
соберется с духом и все ему расскажет.
вопрос: где остановиться? Нью-Йорк - большой город, маловероятно, чтобы он
встретил здесь знакомых, но Лестер предпочитал не рисковать. Поэтому он
велел кучеру отвезти их в один из самых изысканных отелей и снял номер из
нескольких комнат, где им предстояло провести недели две-три.
ослепительна, что ей казалось, будто она перенеслась в какой-то иной мир.
Кейн не любил дешевой, кричащей роскоши. Он всегда окружал себя простыми и
изящными вещами. Он сразу понял, что нужно Дженни, и все выбирал для нее
заботливо и со вкусом. И Дженни, истая женщина, от души радовалась
красивым нарядам и прелестным безделушкам, которыми он ее осыпал. Неужели
это Дженни Герхардт, дочь прачки, спрашивала она себя, видя в зеркале
стройную фигуру в синем бархатном платье с золотистым французским кружевом
у ворота и на рукавах. Неужели это ее ноги обуты в легкие изящные
туфельки, стоящие десять долларов, ее руки в сверкающих драгоценных
камнях? Просто чудо, что на нее свалилось такое богатство! И Лестер
обещал, что и на долю ее матери тоже кое-что достанется. Слезы выступали
на глазах Дженни, когда она думала об этом. Милая, дорогая мама!
по-настоящему достойна его. Он пустил в ход все свои способности - и
результат превзошел его самые смелые ожидания. В коридорах, в ресторанах,
на улице люди оборачивались и провожали его спутницу взглядом.
вскружило ей голову и она не утратила здравого смысла. У нее было такое
чувство, словно жизнь осыпала ее своими дарами лишь на время, а потом
опять все отнимет. Ей не свойственно было мелкое тщеславие. Лестер
убеждался в этом, наблюдая за нею.
сих пор жизнь не слишком баловала тебя.
они что-нибудь прослышат. Он уже подумывал снять дом в Чикаго или в
Сент-Луисе, но удастся ли сохранить все в тайне? Да и хочется ли ему
делать из этого тайну? Он был почти убежден, что по-настоящему, искренне
любит Дженни.
дальнейший план действий.
будет проще. Я зайду к вам. И потом, когда ты ему скажешь, что мы хотим
пожениться, это его не удивит.
удастся уговорить отца молчать.
чтобы она могла вернуться в нем домой.
пор, пока мы не устроимся по-настоящему.
вкладывала в эти письма коротенькие записочки, которые предназначались
только для матери. Однажды она сообщила, что Лестер хочет побывать у них,
и просила миссис Герхардт подготовить к этому отца; рассказать ему, что
она встретила человека, который ее полюбил. Она писала о трудностях,
связанных с Вестой, и мать сразу стала строить планы, как заставить
Герхардта держать язык за зубами. Надо, чтоб на этот раз все шло гладко.
Надо дать Дженни возможность устроить свою судьбу. Наконец Дженни
приехала, и все обрадовались ей. Разумеется, она не могла вернуться к
прежней работе, но миссис Герхардт объяснила мужу, что миссис Брейсбридж
заплатила Дженни за две недели вперед, чтобы она могла подыскать себе
место получше, с более высоким жалованьем.
24
Кейн вернулся в Цинциннати, к своим обязанностям. Он искренне
интересовался жизнью громадной фабрики, занимавшей целых два квартала на
окраине города, и все успехи и перспективы фирмы были для него таким же
кровным делом, как для его отца и брата. Ему нравилось чувствовать себя
необходимой частью огромного и все растущего предприятия. Когда он
встречал на железной дороге товарные вагоны с надписью "Компания Кейн,
Цинциннати" или видел за окнами больших магазинов в разных городах
всевозможные экипажи производства своей фирмы, он испытывал горячее и
радостное удовлетворение. Ведь не шутка - быть представителем такого
надежного, почтенного, добропорядочного предприятия! Все это было
прекрасно, но теперь в личной жизни Лестера началась новая эпоха - короче
говоря, теперь появилась Дженни. Возвращаясь в родной город, он сознавал,
что эта связь сможет повлечь за собой неприятные последствия. Он
побаивался того, как отнесется к этому отец; а главное приходилось думать
о брате.
безупречный и в общественной и в личной жизни. Никогда он не преступал
строго установленных границ узаконенной добропорядочности, не отличался ни
отзывчивостью, ни великодушием и в сущности способен был на любое
мошенничество, которое мог бы для себя оправдать каким-нибудь благовидным
предлогом или хотя бы необходимостью. Как он при этом рассуждал, Лестеру
было неясно, - он не мог проследить всех ухищрений логики, примирявшей
жесткие приемы дельца со строжайшими правилами морали, - но Роберт как-то
умудрялся сочетать одно с другим. "Он проповедует, как
шотландец-пресвитерианин, и чует поживу, как азиат", - однажды сказал
кому-то Лестер про брата, и это было совершенно точное определение. И,
однако, он не мог ни сбить Роберта с его позиций, ни вступить с ним в
спор, ибо на стороне брата было мнение большинства. Роберт поступал, а
пожалуй, и рассуждал именно так, как принято.
чужды друг другу. Роберт в общем относился к Лестеру неплохо, но не
доверял его способности разбираться в финансовых вопросах. К тому же
братья были слишком разными людьми, чтобы одинаково смотреть на жизнь.
Сапковский Анджей
Посняков Андрей
Якубенко Николай
Посняков Андрей
Прозоров Александр
Володихин Дмитрий