проявлялось все больше и больше, а он только терпел да платил по счетам.
себе дома делают, что им угодно, у него есть Керри! Он мысленно
переносился в ее квартирку на Огден-сквер, где он так чудесно провел
несколько вечеров, и думал о том, как хорошо будет, когда они окончательно
отделаются от Друэ и Керри по вечерам будет поджидать его где-нибудь в
уютном гнездышке. Он тешил себя надеждой, что у Друэ никогда не будет
повода рассказывать Керри о том, что он, Герствуд, женат. Все шло так
гладко, что он не ожидал никаких перемен. В скором времени ему удастся
уговорить Керри, и тогда все разрешится к его полному удовольствию.
писать ей. Каждое утро он отправлял Керри по письму и просил ее ответить.
Герствуд не обладал литературным талантом, но жизненный опыт и любовь,
возраставшая с каждым днем, придавали его посланиям некоторую
выразительность. Он мог спокойно заниматься этим у себя в кабинете.
Герствуд купил коробку красивой надушенной почтовой бумаги с монограммой и
хранил ее в одном из ящиков письменного стола; друзья с удивлением
посматривали на управляющего баром, обязанности которого требовали такой
обширной переписки. Пятеро буфетчиков, работавших за стойкой, стали с
большим уважением относиться к человеку, которого долг службы вынуждал так
часто прибегать к перу.
природы, который управляет всеми действиями человека, содержание его писем
отражалось и на нем самом. Найденные им прекрасные слова вызывали в нем
соответствующие чувства. И они крепли и росли в нем с каждым вновь
найденным выражением. Он оказался во власти тех сокровенных душевных
движений, которые описывал словами. И он считал, что Керри вполне достойна
той любви, о которой он писал ей в своих письмах.
красота в полном своем расцвете дают на это право. Жизненный опыт еще не
лишил ее той душевной свежести, которая так украшает человека. Кроткий
взгляд красивых глаз говорил о том, что она еще незнакома с чувством
разочарования. Она испытала душевную тревогу, тоску и сомнения, но это не
оставило в ней глубокого следа, разве лишь более вдумчивым стал ее взгляд,
более осторожной речь. Губы Керри, говорила она или молчала, складывались
порою так, что, казалось, она вот-вот расплачется, и это не от горя.
Просто когда она произносила некоторые звуки, рот ее принимал
страдальческое выражение, и в этом было что-то трогательное.
властности, тому высокомерию красоты, в котором таится сила многих женщин.
Она жаждала заботы и внимания, но желание это не было настолько сильно,
чтобы сделать ее требовательней. Ей все еще недоставало самоуверенности,
но она уже столкнулась с жизнью и потому была далеко не такой робкой, как
раньше. Керри жаждала удовольствий, положения в обществе и вместе с тем
вряд ли отдавала себе отчет в том, что значит и то и другое.
необычайно отзывчивой. Многое из того, что ей приходилось видеть, вызывало
в ней глубокую грусть и сострадание ко всем слабым и беспомощным. Она
болела душой при виде бледных, оборванных, отупевших от горя людей,
которые с безнадежным видом брели мимо нее по улицам, или бедно одетых
работниц, которые, тяжело дыша, проходили вечером мимо ее окон, спеша
домой с фабрики где-нибудь на Западной стороне. Она закусывала губы,
грустно качала головой и погружалась в раздумье.
бедным, оборванным!" Вид отрепьев гнетуще действовал на нее. "И притом им
приходится так тяжело работать!" - мысленно добавляла она.
тяжелыми кирками, возчики угля, орудовавшие огромными лопатами, - все,
кому приходилось заниматься тяжелым физическим трудом, волновали ее
воображение. Теперь, когда она жила праздно, тяжелый труд казался ей еще
более страшным, чем в то время, когда она сама работала. Ее воображение,
затуманенное призрачными мечтами о возвышенной жизни, рисовало жизнь этих
людей в мрачных красках. Порою чье-то промелькнувшее в окне лицо
напоминало ей о старике отце, вечно с ног до головы осыпанном мукой с
жерновов. Сапожник, колотивший изо всех сил молотком, лудильщики, которых
она видела сквозь узенькое окошко расположенной в подвале мастерской,
слесарь у верстака - без пиджака, с засученными рукавами, - все они будили
в ней воспоминания о старой мельнице. Она редко делилась с кем-либо своими
мыслями, но почти всегда мысли ее были грустными. Она искренне
сочувствовала труженикам, ей легко было понять их, ведь она сама недавно
была среди них.
молодой женщины, которую он полюбил. Он сам не сознавал, что именно это и
влекло его к ней. Он никогда не пытался разобраться в причинах возникшей
любви. С него достаточно было и того, что во взгляде Керри сквозила
нежность, в ее манерах - женственность, в мыслях - доброта и доверие к
жизни. Его влекло к прекрасной лилии, чья чистая восковая красота и аромат
родились в таинственных водных глубинах, которые были недоступны
Герствуду. Его влекло к цветку, потому что тот был красив и свеж, потому
что пробуждал лучшие чувства в его душе и скрашивал его утренние часы
мечтами.
след, то есть она стала столь же приятной глазу, как, скажем, чья-то
совершенная грация. Маленькие туфельки на высоких каблуках красиво сидели
на ноге. Керри уже отлично разбиралась во всяких кружевах и галстучках,
так украшающих женскую внешность. Она немного пополнела, и ее тело
приобрело восхитительную округлость.
встретиться с ним в Джефферсон-парке, на Монро-стрит. Он считал теперь
неудобным приходить к ней, даже когда Друэ бывал дома.
выбрал деревянную скамью под зеленой листвой сирени, окаймлявшей одну из
дорожек. Было то время года, когда еще чувствуется свежесть и обаяние
весны. У маленького пруда неподалеку играли дети, пускавшие лодочки с
белыми парусами. В тени зеленой пагоды стоял застегнутый на все пуговицы
блюститель порядка. Руки его были скрещены на груди, у пояса висела
дубинка. Старый садовник возился у лужайки, подстригая огромными ножницами
какие-то кусты. Высоко над головой сияло голубое небо, а в яркой гуще
листвы прыгали и чирикали суетливые воробьи.
донимало его. Какое-то время он послонялся в баре без дела, так как в этот
день ему незачем было писать. Зато в парк он пришел с той легкостью на
сердце, которая так свойственна людям, умеющим оставлять неприятности
позади. Сидя в прохладной тени сиреневых кустов, он смотрел вокруг глазами
влюбленного. Он слышал, как на соседних улицах громыхали повозки, но этот
гул большого города лишь смутно доносился до него, а дребезжание
случайного колокольчика отдавалось музыкой в его ушах. Герствуд смотрел на
окружающее и предавался грезам, не имевшим никакого отношения к его
нынешней жизни. Он вспомнил свою молодость, когда он еще не был женат и не
имел еще прочного места в жизни. Вспомнил, как, бывало, встречался со
знакомыми девушками, как беззаботно танцевал, провожал их домой, беседовал
с ними через калитку. Ему хотелось вернуть прошлое, - эти мечты вызывала
приятная обстановка, в которой он чувствовал себя вновь свободным.
недавно купила новую шляпу с большими полями и лентой из красивого
голубого шелка в белую крапинку. Ее юбка была из хорошего синего сукна,
блузка - белая, в тончайшую синюю полоску. На ней были изящные коричневые
туфельки. В руках она держала перчатки.
взял ее за руки.
приду?
кармана мягкий надушенный шелковый платок, осторожно прикоснулся к ее
вискам.
глаза. Наконец, когда миновал первый порыв восторга, Герствуд спросил:
дела здесь.
некоторое время он поднял глаза и сказал:
эта просьба была сущим пустяком.
ближайшее дерево.
мысль, что необходимо будет куда-то уехать.
голос звучал не слишком серьезно, да вопрос и не требовал немедленного
ответа.
Буркатовский Сергей
Сертаков Виталий
Круз Андрей
Ильин Андрей
Шилова Юлия
Лондон Джек