поглядел, полистал. Взгляд его остановился вдруг на абзаце, который
показался ему раньше, ночью, оскорбительным для чести его страны. Теперь он
перечитал его снова. А ведь правда это, если честно, то правда. Но это
ненужная правда -- вот в чем дело!
надписью сверху "Трудовая правда. Орган ЦК КПСС".
утвержденный. Он взглянул на часы -- до планерки оставалось десять минут.
не очень крупно написал на конверте: "Сообщить в Комитет госбезопасности,
посоветоваться о принятии мер". Надписанный конверт он взвесил, слегка
подбросив, на руке. Тяжелая ноша, а выход придуман легкий! Если что -- я был
готов проявить инициативу. Правда, дела отрывали --более важные партийные,
государственные дела... А если свои положили папку, пусть она полежит. Он,
Макарцев, доносить не собирается. Выдвинув средний ящик стола, вынул оттуда
старую газету и, положив в ящик тяжелый конверт, сверху газетой прикрыл.
Будто он случайно позабыл сообщить о серой папке в суете.
и, закрыв глаза, стал медленно его выпускать. Он где-то прочитал, что это
лучший способ успокоиться.
Кюстин. Он был, как и прежде, элегантен и распространял запах дорогого
одеколона.
а садясь на стул, поставил ее между колен и облокотился на рукоятку.
посетителя, и весть о нем разнесется по редакции. Кюстин, казалось, читал
его мысли.
извините меня...
себя в редакторском кабинете значительно более уверенно, чем прошлый раз
ночью дома. -- На каком основании вы, маркиз, меня преследуете? Чего вы
хотите?
подбросил вам папку?
персонально я тогда почувствовал, потому что вы стали меня читать, приняв за
современного автора. Это делает мне честь, но, увы, сто двенадцать лет назад
я умер. Остается гордиться тем, что мысли мои живы.
драке.
добавить к тому, что я написал в 1839 году: подробности своего путешествия
за прошедшие с тех пор сто с лишним лет я напрочь забыл. Спорить с таким
компетентным человеком, как вы, я не в состоянии.
Иванович.
как вы прочитали мою книгу, здесь у вас запрещенную, мы с вами, так сказать,
скованы одной цепью, даже если вы и не разделяете мои мысли. Прошлый раз я
хотел сказать вам, что был бы весьма благодарен, если бы вы закинули эту
папку кому-нибудь из правителей государства, вы ведь туда вхожи.
возможности...
Забудьте об этой нелепой идее. Теперь я вижу, вы поступили с этой
таинственной папкой наилучшим образом. Если имеешь дело с полицейскими
ищейками, жизненно необходимо хитрить. Ведь никогда не знаешь, чего от них
ждать. Не хотел бы я стать причиной ваших неприятностей. От души желаю вам
благополучия!
Макарцеву, сделал несколько шагов по направлению к двери и исчез, не
открывая ее.
точку, где исчез непрошеный французский гость.
заполняться редакторами отделов, членами редколлегии, сотрудниками
секретариата. Входили по одному и по двое. Кто не виделся, здоровались,
вполголоса переговаривались, рассаживались на любимые места. Макарцев бегло
просматривал план завтрашнего номера, отмечая на полях опорные пункты, в
которых необходимы коррективы. Настроение его поднялось, растерянности как
не бывало. Просмотрев, он отложил план и весело поглядывал на сотрудников,
ожидая, пока соберутся все.
положив перед Игорем Ивановичем переработанный сводный план газеты для ЦК,
сел неподалеку от главного. Вбежал худой и длинный, с прыщавым лицом,
редактор отдела иллюстраций Икуненко с ворохом фотографий, которые он бросил
возле своего стула на пол. Заглянул, улыбаясь приветливо, завредакцией
Кашин, взвешивая на руке связку ключей. Последним, чуть-чуть опоздав, сопя,
ввалился и.о. редактора комвос Тавров, с развевающимися полами пиджака,
держа руки сложенными сзади. Он уставился в угол с мрачным видом, будто ждал
очередного нагоняя. За ним, убедившись, что все, кто должен быть в кабинете,
уже сидят там и дополнительно звонить никому не надо, тихо вошла с блокнотом
и ручкой Анна Семеновна. Она закрыла плотно обе двери тамбура и села подле
редактора за низенький столик с телефонами. Редакторы отделов ждали, когда
Макарцев, чиркнув зажигалкой, закурит. Это сигнал к разговору. Курить на
планерке разрешалось только главному.
ответсекретаря Езиков. Он откашлялся, поднял красный фломастер, как указку,
и нацелил на первый из четырех макетных листов, красиво заштрихованных и
наколотых на острые гвозди специальной панели на стене.
-- шапка на всю ширину полосы, над плашкой "Трудовая правда", наберем
деревянным шрифтом: "Идеям великого Ленина побеждать в веках!" Далее...
незыблемым. То, что происходило в жизни, могло стихийно меняться. То, о чем
писала газета, менялось только по указаниям. И это давало уверенность в
правильности действий. Отдельные недоработки, упущения, даже ошибки могут
быть, но всегда есть на что опереться. Поэтому Игорь Иванович не боялся
говорить на планерках кое-что сверх положенного, в частности почему надо
(или не надо) то или иное публиковать. Больше того, действительные события
могли, по мнению редактора, помочь газете правильно обойти острые углы.
Макарцев по-своему любил говорить правду. Правду он делил на широкую, узкую
и абсолютную.
больным, неделю не появлялся на работе. Он обдумывал и сортировал правду по
рубрикам. А все обдумав, появился, как всегда оптимистический и авторитетный
в редакции, сдержанный и деловой -- в ЦК.
поездке и встречах в США. Каждый эпизод Макарцев предварял словами: "Америка
-- больное общество. Тяжело больное, товарищи. Оно разъедается
противоречиями. Судите сами...". И приводил мрачные примеры преступности и
нищеты. "Хотя в магазинах есть товары, покупательной способностью обладает
далеко не все население". Статья Макарцева (он уже давно не писал, но если
бы написал) тоже была бы заполнена широкой правдой, но без первой половины
последней цитаты.
редакторы отделов услышали его более конкретный отчет. ("Автомобили, дороги
-- это у них действительно лучшее в мире, и нам до этого далеко". "Наркотики
-- реальная язва капитализма". "Коммунистов, к сожалению, у них мало,
особенно молодых".) Небольшая группа доверенных людей из редакции в частной
беседе услышала добавление к последней фразе: "Говорят, среди коммунистов у
них 51 процент -- работники ФБР. А вообще, говорить они ни о чем не боятся,
абсолютно ни о чем. Ругают своего президента вслух, в метро. Газеты делают
политику, а не политика -- газеты". Узкая правда была у Макарцева
многоликой: для иностранных коммунистов, для коллег-журналистов, для
коллег-партийцев, для инструкторов ЦК, секретариата там же, худощавого
товарища, предпочитающего оставаться в тени, для жены... Кому какую узкую
правду выдать, а какую нет, сколько вслух, а сколько умолчать, Игорь
Иванович никогда не путал. Это стало частью его профессии -- не
договаривать, понимать, когда сказать совсем не то, что знаешь, почти совсем
не то, не совсем то или уже почти совсем то, но все же не до конца. В
качестве награды подчиненному можешь сказать чуть больше, а в качестве
наказания обделить. Узкая правда была валютой.
Белов Вольф
Лукьяненко Сергей
Смит Кордвейнер
Лукин Евгений
Володихин Дмитрий
Роллинс Джеймс