их разведать о чем-нибудь в Лувр, потом ко всем друзьям графа, ко всем его
знакомым... Госпожа де Пуатье ответила, что не видела его, а господин де
Монморанси - что не понимает, из-за чего, в сущности, его беспокоят.
его наверняка думали, что их тайна осталась в каземате, где заточен
господин, и в могиле, где похоронен его слуга.
немного утихла. Но когда я обрадовалась этому, он с печальной усмешкой
сказал:
страшный рассказ приходит к концу. Теперь тебе известно все, что знали
только бог да трое убийц, а твоя верная и мужественная душа не выдаст этой
кровавой тайны до последнего дня, когда можно будет посвятить в нее того,
кто имеет право ее знать. Ты слышала, какую клятву взял с меня господин де
Монтгомери. Эту же клятву я возьму и с тебя, Алоиза. Пока гнев божий не
поразит трех всемогущих убийц моего господина, ты будешь молчать, Алоиза.
Поклянись же в этом умирающему мужу.
ныне. Ведь эти враги еще живы, они страшны и могущественны, как никогда. Но
вы собираетесь умереть, и если вы осторожно и благоразумно воспользуетесь
полученными сведениями, то они не погубят вас, быть может, а спасут и вашего
отца и вас. Но повторите мне, монсеньер, что я не совершила смертного греха
и что господь бог и мой дорогой Перро простят мне это клятвопреступление.
Габриэль, - ты поступила как настоящий преданный друг. Но заканчивай же!
Заканчивай!
ты запрешь этот дом, отпустишь слуг и переберешься в Монтгомери с нашим
мальчиком и Габриэлем. В Монтгомери ты будешь жить не в самом замке, а
уединишься в нашем домике. Воспитывай наследника графа без роскоши и шума -
словом, так, чтобы друзья знали его, а враги забыли. Лучше будет, пожалуй,
чтоб сам Габриэль до восемнадцати лет не знал своего имени, а знал только,
что он дворянин. Ты сама рассудишь, что лучше.
Душ. Если же обнаружится хоть малейший след моего возвращения сюда, ты
погибла, Алоиза, а вместе с тобою, быть может, и Габриэль. Но у тебя сильная
рука и верное сердце. Едва закроешь мне глаза, соберись с духом, дождись
глубокой ночи и, когда все домашние уснут, отнеси меня в старый подземный
склеп сеньоров де Бриссак, бывших владельцев нашего особняка. В эту
покинутую усыпальницу давно никто не заглядывал, а заржавленный ключ от ее
двери ты найдешь в большом бауле в графской спальне. Так я упокоен буду в
освященной могиле...
отчаянии я колотила себя в грудь, но он знаками давал мне понять, что ему
никто уже не поможет.
отказывался. Теперь я поспешила налить ему стакан воды.
меня распятие, приложился к нему губами, еле слышно шепча: "О боже мой! Боже
мой!" - и лишь тогда взял из моей руки стакан. Сделав один-единственный
глоток, он содрогнулся всем телом и откинулся на подушку. Он был мертв.
завернула его в простыню и, призвав бога на помощь, понесла по лестницам
свою драгоценную ношу. Когда силы мне изменяли, я опускалась на колени перед
усопшим и молилась.
без труда отперла ее, ледяной ветер пахнул на меня и задул лампу. Но,
собравшись с силами, я снова зажгла ее и уложила тело мужа в пустую открытую
гробницу. В последний раз приложившись губами к савану, я опустила на
гробницу тяжелую мраморную плиту, навеки отделившую от меня дорогого
спутника моей жизни. Гулкий стук камня о камень привел меня в такой ужас,
что, не успев запереть дверь склепа, я опрометью бросилась обратно и
остановилась только у себя в комнате. Однако до рассвета еще надо было сжечь
окровавленные простыни и белье, которые могли бы выдать меня. Наконец рано
утром моя горькая работа была закончена. Только тогда я свалилась с ног...
Но нужно было жить, жить ради двух сирот, доверенных мне провидением. И я
выжила, монсеньер.
последнюю волю мужа. Впрочем, все произошло так, как и предвидел Монморанси.
С неделю весь двор волновало необъяснимое исчезновение графа Монтгомери.
Затем шум стал утихать и наконец сменился беспечными разговорами об
ожидаемом проезде через Францию императора Карла Пятого. В мае того же года,
через пять месяцев после смерти вашего отца, монсеньер, родилась Диана де
Кастро.
Пуатье возлюбленной моего отца... Для разрешения этого темного вопроса мало
злоречивых сплетен праздного двора... Но мой отец жив! Отец жив! Отец должен
быть жив! И я разыщу его, Алоиза. Во мне живут теперь два человека: сын и
влюбленный. Они-то сумеют разыскать его!
Монморанси о его преданном друге, коменданте Шатле, за которого он ручался.
несчастный старик, брошенный в один из самых глубоких казематов королевской
тюрьмы, не смевший разжать уста, - тот самый старик, при встрече с которым
он почувствовал ничем не объяснимое волнение.
XXV. ГЕРОИЧЕСКИЙ ВЫКУП
направился в Лувр, чтобы добиться аудиенции у короля. Он долго обсуждал и с
Алоизой, и сам с собой, как следует ему вести себя и что говорить. Прекрасно
понимая, что в открытой борьбе с венценосным противником он разделит участь
отца, Габриэль решил держаться независимо и гордо, но в то же время
почтительно и хладнокровно. Нужно просить, а не требовать. Повысить голос
никогда не поздно, думал он. Лучше посмотреть сначала, не притупилась ли
злоба Генриха II за истекшие восемнадцать лет.
принятого им решения.
настоящим, Габриэль заметил какую-то необычную суматоху, но был так поглощен
своими думами, что почти не обратил внимания на удрученные лица придворных,
попадавшихся ему на пути.
поклониться сходившему с них кардиналу Лотарингскому.
Избавились наконец от своей болезни? Очень рад, очень рад! Еще в последнем
письме мой брат с большим участием справлялся о вашем здоровье.
к его величеству по его приглашению. Поднимемся вместе, я вас введу в покои
короля... Вам, надеюсь, уже известна печальная новость?
здесь некоторое волнение.
коннетабль, командовавший армией, решил прийти на выручку осажденного
Сен-Кантена... Не поднимайтесь так быстро, виконт, у меня ноги не
двадцатилетнего... Да, так я говорю, что сей бесстрашный полководец
предложил неприятелю бой. Было это третьего дня, десятого августа, в день
святого Лаврентия. Войска у него было приблизительно столько же, сколько у
испанцев, да еще была и превосходная конница. И не угодно ли - этот опытный
военачальник так умело распорядился, что потерпел на равнинах Жиберкура и
Лизероля страшнейшее поражение, сам ранен и взят в плен, а с ним и все те
офицеры и генералы, что не полегли на поле брани. От всей пехоты не уцелело
и сотни солдат. Вот чем объясняется, виконт, всеобщее смятение... а также,
очевидно, и мое приглашение к королю.
известием. - Неужели Франции суждено снова пережить дни Пуатье и Азенкура?
[При Пуатье в 1356 году и при Азенкуре в 1415 году французские рыцарские
ополчения потерпели тяжелейшие поражения от англичан] А что же слышно про
Сен-Кантен, монсеньер?
коннетабля, адмирал Гаспар де Колиньи, обороняющий город, поклялся искупить
ошибку своего дяди и скорее дать себя похоронить под развалинами крепости,
чем сдать ее. Но я очень боюсь, что адмирал уже погребен под ними и что
рухнул последний оплот, прикрывавший подступы к Парижу!
Максимов Альберт
Юрьев Сергей
Каменистый Артем
Пехов Алексей
Орлов Алекс
Никитин Юрий