Чтение 31–й страницы книги ~Трактир "Ямайка"~

все сильнее. Карета еле ползла и вдруг встала, покачиваясь на высоких
колесах, не в силах преодолеть напор встречного ветра. По окнам яростно
барабанил ливень. Вокруг лежала голая незащищенная равнина. Облака
стремительно неслись над землей, разбиваясь о вершины холмов. Ветер доносил
соленый запах моря, лежавшего в пятнадцати милях от этих мест.

Фрэнсис Дейви наклонился вперед.

- Мы приближаемся к развилке Пяти Дорог, здесь поворот на Олтернан, -
- сказал он. - Кучер едет в Бодмин и довезет вас до "Ямайки". Я сойду у
развилки и доберусь до деревни пешком. Так что же, я единственный человек,
которого вы удостоили своим доверием, или разделяю эту честь с братом
трактирщика?

И снова Мэри послышалась в его голосе то ли ирония, то ли насмешка.

- Джем Мерлин знает, - нехотя призналась она. - Мы говорили об этом
сегодня утром. Он был немногословен, но я знаю, что с дядей он не в ладах.
Но теперь это уже не имеет значения, ведь Джема повезли в тюрьму за другое
преступление.

- А что, если бы он попробовал спасти свою шкуру, выдав брата? А, Мэри
Йеллан? Вот о чем вам следует поразмыслить.

От его слов Мэри затрепетала. Да, то был новый шанс. На мгновение она
готова была ухватиться за эту соломинку. Но викарий, должно быть, прочел ее
мысли. Взглянув на него с надеждой, она увидела, что он улыбается: его
тонкие холодные губы вдруг растянулись, и лицо стало похоже на маску - на
маску, которая дала трещину. Испытывая неловкость, словно она нечаянно
подсмотрела нечто, не предназначенное для посторонних глаз, Мэри поспешно
отвернулась.

- Вам было бы легче, да и ему тоже, если бы ваш друг не был замешан в
этих делах, - продолжал священник. - Но ведь у вас все же есть сомнения? И
ни вы, ни я не знаем всей правды. Виновный человек обычно не затягивает
веревку на собственной шее.

Мэри беспомощно развела руками. Видимо, он заметил отчаяние,
проступившее на ее лице, ибо голос его зазвучал мягче, и он положил руку ей
на колено.

- "Угас наш день. Лишь сумрак впереди"\footnote{Неточная цитата из
трагедии В. Шекспира "Антоний и Клеопатра". \textit{(Примеч. пер.)}}, -
произнес он задумчиво. - Если бы было дозволено использовать строки
Шекспира, странная проповедь прозвучала бы завтра в Корнуолле, Мэри Йеллан.
Однако ваш дядя и его сообщники не принадлежат к числу моих прихожан. Да и
будь они ими, все равно не поняли бы меня. Вы качаете головой; я говорю
загадками. "Этот человек не способен дать утешения, - говорите вы себе -
Он чудовище, выродок... эти белесые волосы и глаза". Не отворачивайтесь, я
знаю, что вы думаете. Скажу вам, чтобы успокоить вас, и можете сделать из
этого вывод для себя. Через неделю наступит Новый год. Обманные сигнальные
огни на море свое отсветили, кораблекрушений больше не будет. Конец. Свечам
больше не гореть.

- Я вас не понимаю, - сказала Мэри. - Откуда вам это известно и
какое это отношение имеет к Новому году?

Он убрал свою руку и принялся застегивать пальто, готовясь выйти.
Дернув за шнур и открыв окно, он приказал кучеру придержать лошадей. В
карету ворвался холодный ветер, хлестнул колючий дождь.

- Я возвращаюсь с совещания в Лонстоне, - ответил он, - уже далеко
не первого за последние несколько лет, и там было объявлено, что
правительство Его Величества наконец решило в следующем году принять меры по
охране побережья Королевства. Теперь на тропах, ныне известных лишь людям,
подобным вашему дяде и его сообщникам, станут нести охрану стражи закона.
Вся Англия, Мэри, будет охвачена плотной сетью, которую прорвать окажется
нелегко. Теперь вы понимаете?

Фрэнсис Дейви открыл дверцу кареты и ступил на дорогу. Он обнажил перед
ней голову, и дождь падал на его густые белые волосы. Он улыбнулся и,
поклонившись, взял ее руку и на мгновение задержал в своей.

- Вашим тревогам пришел конец, - произнес он. - Колесам повозок
отныне суждено ржаветь, а закрытая комната с заколоченным окном станет
гостиной. Ваша тетушка сможет снова спокойно спать, а дядя либо допьется до
смерти и избавит вас от себя, либо обратится в веслианского
праведника\footnote{\textit{Джон Весли} - проповедник методистской церкви в
XVII века. \textit{(Примеч. пер.)}} и пустится в странствия, читая проповеди
на дорогах. Что до вас, то вы уедете на юг и там найдете себе возлюбленного.
Спите эту ночь спокойно. Завтра Рождество, и в Олтернане будут звонить
колокола, призывая к миру и согласию. Я буду думать о вас.

Он махнул рукой, и карета тронулась.

Мэри высунулась в окно, желая окликнуть его, но он уже свернул куда-то
у развилки и исчез из виду.

Карета загрохотала по Бодминской дороге. Надо было проехать еще мили
три до того, как на горизонте замаячат высокие трубы "Ямайки". Но эти мили
вдоль пустоши навстречу бушевавшему ледяному ветру оказались самыми долгими
из всех двадцати с лишком миль, проделанных за сегодняшний день.

Теперь Мэри пожалела, что не сошла вместе с Фрэнсисом Дейви. В
Олтернане ветер не выл бы так остервенело, а густые кроны деревьев защитили
бы от дождя. Завтра она могла бы преклонить колени в церкви и помолиться
впервые с тех пор, как уехала из Хелфорда. Если то, что сказал викарий, было
правдой, то есть чему радоваться и за что благодарить Господа.

Дни кровожадного грабителя кораблей сочтены, он будет раздавлен новым
законом и его сообщники вместе с ним. Их сметут с лица земли и уничтожат,
как лет двадцать - тридцать назад поступили с пиратами. И не останется от
них следа, их имена вычеркнут из памяти, они не будут больше расстреливать
души. Народится новое поколение, которое ничего не будет знать о них.
Корабли будут плыть в Англию, не опасаясь, что станут добычей разбойников. В
прибрежных пещерах, слышавших хруст гальки под их ногами и эхо их голосов,
вновь воцарятся тишина и спокойствие, нарушаемые лишь криком чаек. Морские
глубины сокроют останки безымянных жертв, остовы старых кораблей и
потускневшие золотые монеты. Ужас, испытанный погибшими мореплавателями,
останется навеки погребен вместе с ними. Все покроется забвением. Грядет
заря нового века. Отныне люди смогут путешествовать безбоязненно, они будут
хозяевами своей земли. Здесь, на этих просторах, фермы станут возделывать
свои участки и сушить торф, как и прежде. Но исчезнет висевшая над ними тень
страха, а на том месте, где стоит трактир "Ямайка", снова зазеленеет трава и
зацветет вереск.

Сидя в углу кареты, Мэри погрузилась в мечты о новом мире, как вдруг
ночную тишину разорвал звук выстрела. Через открытое окно она услышала
отдаленный крик, мужские голоса и топот ног. Девушка высунулась из кареты, в
лицо ей хлестнул дождь. Карета взбиралась вверх по крутому склону холма, а
на горизонте виднелись трубы "Ямайки", очертаниями напоминающие виселицу.
Кучер испуганно вскрикнул, лошадь дернула в сторону и споткнулась. Навстречу
карете по дороге быстро бежала группа людей во главе с человеком,
размахивавшим фонарем. Он высоко, как заяц, подпрыгивал на бегу. Снова
раздался выстрел, кучер внезапно скорчился на сиденье и рухнул наземь.
Лошадь опять споткнулась и, словно ослепнув, метнулась в канаву. Карету
швырнуло в сторону, она закачалась на высоких колесах и остановилась. Кто-то
непристойно выругался; раздался хохот, свист, крик.

В окно кареты просунулась голова с всклоченными волосами, из-под челки
глянули налитые кровью глаза, в дикой улыбке сверкнули белые зубы. В окно
посветили фонарем. Мэри увидела длинную руку с тонкими изящными пальцами и
забитыми грязью овальными ногтями. Другая сжимала пистолет, ствол его
дымился.

Джосс Мэрлин улыбнулся своей безумной пьяной улыбкой. Его рука с
пистолетом потянулась к Мэри, дуло уперлось ей в горло. Затем, засмеявшись,
он швырнул пистолет через плечо и распахнул дверцу. Схватив девушку за руку,
он выволок ее на дорогу и поднял повыше фонарь, чтобы все могли ее
рассмотреть. С ним было человек десять или двенадцать. Они стояли посреди
дороги, нечесаные, грязные, небритые. Половина из них были пьяны, как их
предводитель. Они дико таращили на девушку глаза. Одни держали пистолеты,
другие вооружились горлышками бутылок с острыми отбитыми краями, у третьих в
руках были ножи и камни. Возле лошади стоял разносчик Гарри, а в канаве
лицом вниз, подломив под себя руку, неподвижно лежал кучер.

Не отпуская девушку, Джосс Мерлин посветил ей в лицо, и, когда они ее
узнали, раздался взрыв смеха, а разносчик, засунув в рот пальцы, громко
засвистел.

Трактирщик повернулся к племяннице и с пьяной серьезностью отвесил ей
поклон. После чего, ухватив ее за распущенные волосы и накрутив их на руку,
он по-собачьи обнюхал ее.

- А, так это ты? - сказал он. - Решила вернуться, поджав хвост и
скуля, как сучка?

Мэри не отвечала. Стоя в толпе мужчин, она переводила глаза с одного на
другого. Окружив ее кольцом, они глазели на нее, насмехаясь и глумясь,
показывая на ее промокшую одежду и дергая за корсаж и юбку.

- Ты что это, онемела? - закричал дядя и ударил ее по лицу тыльной
стороной ладони.

Она вскрикнула и заслонилась, но он, схватив ее за запястье, вывернул
руку за спину. От боли Мэри застонала, а он снова засмеялся.

- Не станешь меня слушать - убью, - пригрозил он. - Ишь, как зло
глядит, плутовская рожа! И что, позвольте узнать, ты делаешь ночью в наемной
карете на королевской дороге полуголая, с распущенными волосами? Выходит, ты
просто обыкновенная шлюха.

Он сжал Мэри запястье и так дернул, что она упала.

- Оставьте меня в покое, - воскликнула она, - вы не имеете права ни
прикасаться ко мне, ни говорить со мной в таком тоне! Вы - злодей, убийца и
грабитель! Судебным властям об этом известно. Да, весь Корнуолл знает об
этом. Вашему царствованию пришел конец, дядя Джосс. Я ездила сегодня в
Лонстон, чтобы все рассказать о вас.

Поднялся гвалт. Вся шайка двинулась на Мэри, крича и требуя
разъяснений. Но трактирщик рыкнул на них так, что они отступили.