Чтение 31–й страницы книги ~Ченслер~

- Который? - спрашивает боцман.

- Андре! - отвечает Летурнер-отец.

Раздается крик, и Андре падает без сознания.

- Ну, скорее же! - рычит плотник Даулас. В шляпе остались два билетика,
два имени: его и Летурнера.

Даулас сверлит взглядом соперника, словно собираясь ринуться на него и
пожрать. Летурнер спокоен, почти улыбается. Он опускает руку и вынимает из
шляпы предпоследний билет, медленно развертывает его и произносит голосом,
в котором не слышится ни малейшей дрожи, с твердостью, которой я никогда
не ожидал от этого человека: "Даулас!"

Плотник спасен. Из его груди вырывается нечто похожее на рев.

Тогда Летурнер берет последний билет и, не развертывая его, рвет на
мелкие части.

Но один оторванный клочок залетел в угол плота. Никто этого не заметил.
Я ползу в ту сторону, подбираю кусочек бумаги и читаю: Анд...

Летурнер бросается ко мне, он с силою вырывает у меня из рук бумажку,
яростно мнет ее и, пристально глядя на меня, бросает в море.

54. ДВАДЦАТЬ ШЕСТОЕ ЯНВАРЯ. ПРОДОЛЖЕНИЕ

Я угадал. Отец пожертвовал собою ради сына. Он мог отдать ему только
свою жизнь и отдал ее.

Изголодавшиеся люди не хотят больше ждать. Их муки усиливаются при виде
жертвы. Летурнер для них уже не человек. Они не говорят ни слова, но губы
у них вытягиваются, оскаленные зубы, готовые впиться в добычу и рвать ее
со свирепой жадностью, как рвут клыки хищных зверей. Не хватает только,
чтобы они бросились на свою жертву и проглотили ее живьем!

Кто поверит, что в это мгновение раздался призыв к человечности,
проблески которой еще сохранились, быть может, в этих людях? И кто, в
особенности, поверит, что этот призыв будет услышан? Да, одно слово
остановило матросов в ту самую минуту, когда они собирались ринуться на
Летурнера. Боцман, готовый сыграть роль мясника, Даулас с топором в руке
вдруг застыли, словно завороженные.

Мисс Херби подходит к ним, с трудом волоча ноги.

- Друзья мои, - говорит она, - подождите еще один день! Только один
день! Если завтра не покажется земля, если ни одно судно не встретится
нам, наш бедный товарищ станет вашей жертвой...

При этих словах сердце мое дрогнуло. Они показались мне пророческими.
Не свыше ли вдохновлена эта благородная девушка? К сердцу прихлынула
мощная волна надежды. Может быть, берег, судно явились мисс Херби в одном
из тех видений, которые бог посылает некоторым избранным. Да! Надо
подождать еще один день! Разве это много - один день, после всего, что мы
выстрадали.

Роберт Кертис такого же мнения, как и я. Мы присоединяемся к просьбе
мисс Херби. И Фолстен тоже. Мы умоляем наших спутников, боцмана, Дауласа и
других...

Матросы останавливаются, ни один из них не ропщет.

Боцман бросает топор; он говорит глухим голосом:

- Завтра, на рассвете!

Все сказано. Если завтра мы не увидим ни земли, ни судна, свершится
ужасное жертвоприношение.

Все возвращаются на свои места и остатком воли стараются подавить
стоны. Матросы прячутся под парусами. Они даже не смотрят на море. Не все
ли равно! Завтра они насытятся.

Между тем Андре Летурнер пришел в себя и прежде всего взглянул на отца.
Затем я вижу, что он считает тех, кто остался на плоту... Все налицо. На
кого же пал жребий? Когда Андре потерял сознание, не были еще произнесены
две фамилии - плотника и его отца! Но Летурнер и Даулас еще живы!

Мисс Херби подходит к нему и говорит, что жеребьевка не была закончена.

Андре удовлетворен ее ответом. Он берет за руку отца. У Летурнера
спокойное, слегка улыбающееся лицо. Он видит, он понимает только одно: его
сын пощажен. Эти два существа, так тесно связанные друг с другом,
усаживаются на заднем конце плота и разговаривают вполголоса.

А я еще не пришел в себя от первого впечатления, произведенного
вмешательством молодой девушки. Я верю в помощь провидения. Мне трудно
даже выразить, как глубоко эта мысль овладела мной. Я готов утверждать,
что близится конец наших бедствий, и так уверен в этом, словно судно или
земля уже оказались перед нами, в каких-нибудь двух-трех милях. В этой
вере нет ничего удивительного. Мой мозг так опустошен, что химеры
принимаются мною за действительность.

Я говорю о своих предчувствиях с Летурнерами. Андре полон веры, как и
я. Несчастный юноша! Если бы он знал, что завтра...

Отец серьезно слушает и поддерживает во мне надежду. Он тоже верит, что
небо пощадит оставшихся в живых пассажиров и матросов "Ченслера", или по
крайней мере делает вид, что верит; он осыпает своего сына ласками -
последними...

Позже, когда мы остаемся вдвоем с Летурнером, он наклоняется и шепчет
мне на ухо:

- Я поручаю вам моего несчастного сына, - пусть он никогда не узнает,
что...

Он не кончает фразы - и крупные слезы катятся из его глаз.

Я всей душой надеюсь. Осматриваю горизонт, ни на минуту не отрывая от
него глаз, весь его обегаю взглядом. Море пустынно, но это не вызывает во
мне тревоги. Еще до наступления завтрашнего дня мы увидим парус или землю.

Роберт Кертис, как и я, наблюдает море. Мисс Херби, Фолстен, даже
боцман - все глядят на бескрайний водный простор, сосредоточив всю силу
жизни в этом взгляде.

Тем временем спускается ночь, но я уверен, что какое-нибудь судно
приближается к нам в этой глубокой тьме и что на заре оттуда заметят наши
сигналы.

55. ДВАДЦАТЬ СЕДЬМОЕ ЯНВАРЯ

Я не смыкаю глаз. Прислушиваюсь к малейшему шуму, к плеску воды, к
рокоту волн. Вокруг плота теперь нет ни одной акулы. В этом я вижу
счастливое предзнаменование.

Луна взошла в сорок шесть минут первого. Но при смутном свете ее нет
возможности видеть морскую даль. Сколько раз мне казалось, что я различаю
в нескольких кабельтовых контуры вожделенного паруса.

Наступает утро... Солнце встает над пустынным морем!

Страшная минута приближается. И я чувствую, что вчерашние надежды
понемногу угасают во мне. Судно не показывается. И земли тоже нет.
Медленно возвращается ко мне сознание действительности, и я вспоминаю!
Сейчас свершится гнусная казнь!

Я не смею смотреть на жертву. Когда Летурнер останавливает на мне
взгляд, выражающий покорность судьбе, я опускаю глаза.

Сердце у меня сжимается от непреодолимого ужаса, а голова так кружится,
точно я пьян.

Уже шесть часов утра. Нет, я не верю в помощь провидения. Сердце бьется
учащенно, пульс перевалил за сто, и весь я в холодном поту.

Боцман и Роберт Кертис стоят, опершись на мачту, и все еще наблюдают
океан. На боцмана страшно смотреть. Чувствуется, что он ничего не
предпримет раньше назначенного часа, но и опоздания не допустит. Я не могу
угадать мыслей капитана. Его лицо мертвенно бледно, живут только глаза.

Матросы, шатаясь, бродят по плоту и уже пожирают свою добычу горящим
взглядом.

Я не могу оставаться на месте и отправляюсь на передний конец плота.

Боцман все еще стоит, все еще смотрит.

- Пора! - восклицает он.

Я вздрагиваю.

Боцман, Даулас, Флейпол, Берке, Сандон идут на задний конец плота.
Плотник судорожно сжимает топор.

Мисс Херби не может сдержать стона.

Вдруг Андре выпрямляется.

- Мой отец? - вскрикивает он сдавленным голосом.

- Жребий пал на меня... - отвечает Летурнер.

Андре бросается к отцу и обвивает его руками.

- Ни за что! - кричит он, и крик этот похож на рычание. - Уж лучше
убейте меня! Да, убейте меня! Это я бросил в море труп Хоббарта! Это меня,
меня надо зарезать!

Несчастный! Эти слова еще подливают масла в огонь. Даулас, подойдя к
юноше, отрывает его от Летурнера.

- Хватит нежностей! - говорит он.

Андре падает навзничь, и два матроса держат его так, чтобы он не мог
сделать ни одного движения.

В то же время Берке и Флейпол, схватив свою жертву, тащат ее на
передний конец плота.

Эта ужасная сцена происходит быстрее, чем можно описать. Ужас
пригвождает меня к месту! Я хотел бы броситься между Летурнером и его
палачами, но не могу даже пошевельнуться!

Господин Летурнер стоит. Он отталкивает матросов, сорвавших с него
часть одежды. Его плечи обнажены.

- Одну минуту, - говорит он тоном, в котором слышится неукротимая
энергия, - одну минуту! Я не намерен украсть у вас ваш рацион! Но ведь
сегодня вы не проглотите меня целиком, надо думать.

Матросы останавливаются, озадаченные, они смотрят, они слушают.