которого Воевода не поскупится вознаградить, а уж он, Стрижак, не
проторгуется и не продешевит.
слова... - гремел он. - А ты, младенец задерганный, хотел удрать весь в
грехах.
отчаяние из-за того, что снова попал в неволю из-за бессмысленного
приключения со странной тележкой незнакомого человека.
Так поступает ловец, когда ввергнет уду в реку и поймает рыбу быструю и
сильную и чует, как трепещет и рвется рыба, то не в спешке тащит, чтобы не
изорвать уду, а дает рыбе поиграть и утомиться, а когда поймет, что
обессилела она, тогда и начнет тащить ее постепенно. Так и мы
долготерпением своим разрешили тебе израсходовать силу свою в бегах, но и
не допустили, чтобы грех завел тебя слишком далеко от Воеводы. Понял ли
ты?
душевные исцеляются, сокрытие же грехов - радость сатане!
воеводских сенях за наукой, только тогда рядом с ним была Светляна, и
потому слова Стрижака звучали торжественно, иногда загадочно, иногда
празднично, иногда поучающе. Теперь же падали они на хлопца, будто камни,
холодные, тяжелые, враждебные.
начал Стрижак, но не закончил, крикнул удивленно: - Зрю огонь и сожжение
древесное! Не ловцы ли это рыбы, или злодеи, или разбойники? И как нам
поступить: проехать мимо или же примкнуть к ним для ночлега?
будто размышляет и колеблется, выбрать ли уютный ночлег у чужого костра
или торопиться, выполняя долг, в Мостище.
потому что до сих пор не определил своего отношения к Маркерию. Огонь он
заметил уже давно, обладая более зорким, чем у Стрижака, зрением; кроме
того, человек, не занятый собственными и чужими разглагольствованиями,
всегда имеет больше времени и возможностей для изучения окружающего мира.
Но сворачивать ли к теплу или ехать дальше темными плавнями - Немому было
все равно. Возможно, в душе он чуточку жалел парня, но жалость эта
гнездилась еще так далеко, что ее трудно было заметить.
всматривался в тот далекий, но такой манящий красный костер, потому что он
обещал хотя бы какую-нибудь перемену, а человек в положении Маркерия
ничего так не жаждет, как перемен, не заботясь даже о том, какими они
будут - к лучшему или даже к худшему. А еще этот внезапный костер напомнил
Маркерию такие вот ночи в плавнях, где они пасли коней и грелись у огня,
отгоняя головешками волков, даже кони сходились к огню, становились
полукругом, смотрели из темноты на пламя, спокойно и словно бы задумчиво.
вместе со Светляной вокруг костров в ночь на Ивана Купала. Светляна тогда
еще не разговаривала. Маркерий надеялся, что заговорит она у огня,
напуганная и восторженная, он прыгал через пламя вместе со всеми,
подталкивал и девочку прыгнуть хотя бы через краешек костра, и она
бесстрашно прыгала, но делала это молча, - быть может, именно поэтому и
запомнилась навсегда, потому что все умеют кричать и визжать, молчать же
умела только Светляна.
о мыслях Маркерия, буркнул в заключение Стрижак и повернул коня в ту
сторону, откуда простирал к ним свои красные руки костер.
непохожих друг на друга монаха: один уже старый, грузный, широколицый,
видимо грубый не только внешне, но и душевно, а другой квелый, с
желтоватым лицом, какой-то хлипкий и жалкий, хотя лоб у него был высокий,
а в глазах, направленных навстречу пришельцам, светился разум. Неподалеку
суетились еще двое монахов. Они подтягивали хворост к костру, оба были
молоды, с невыразительными лицами; видимо, это были послушники и
прислужники двух первых, люди без значения, - следовательно, не
представлявшие никакого интереса.
плавнях кого угодно, да только не святых отцов, с которыми предпочитал бы
не иметь никакого дела. Потому что он хотя и оставил в Мостище большую
часть своих безмерно пышных одеяний, но еще достаточно имел на себе этого
добра, так что и не поймешь сразу, кто он такой: и не поп, и не монах, и
не обычный человек. Наверное, это и беспокоило малость Стрижака, хотя и не
принадлежал он к тем, кто слишком переживает по тому или иному поводу. И
раз уж судьба послала ему отцов монахов, он должен был повести себя
надлежащим образом, в соответствии со своими привычками, а в его привычках
самым главным было - нахальство.
приближаясь к костру и сразу же заявляя о себе, дабы избежать лишних
расспросов. - Растреклятого грешника имеем, посягнувшего на честь жены
хлебодавца своего Воеводы, славного во всех землях Мостовика, о котором и
вы небось слыхали, ежели вы из Киева.
жирная рыбья уха. Стрижак жадно втянул воздух ноздрями, спрыгнул с коня и,
не дожидаясь приглашения, расположился поскорее, подтолкнув поближе к
костру и Маркерия, чтобы тот сел на светлом месте и не вздумал удирать.
Немой тем временем стреноживал коней, для Стрижака Немой теперь не
существовал, а для монахов загадочность безмолвного человека должна бы
служить острасткой: ведь на том, кто боится, можно дальше уехать.
что их было четверо против троих, из которых один - связанный - в расчет
не принимался, или надеялись они на неприкосновенность, которую давал им
сан. Стрижака, конечно, заметили, но, судя по всему, расценили если и не
чуточку лучше, чем приблудного пса, то все же без надлежащего уважения,
без приветливости, со спокойствием просто-таки возмутительным для
Стрижака.
голосом сообщил непрошеным гостям, что он, игумен смоленского Печерского,
ибо и в Смоленске, как и в Киеве, был за Днепром Печерский монастырь, с
братом Кириком (то есть вон с тем хлипким и никчемным монахом) и двумя
послушниками возвращаются домой из святой Киево-Печерской обители, с
великого мироварения, везя с собой запечатанные священные сосуды с миром.
свежая кора стреляла горьким дымом прямо в глаза Стрижаку, так что он
только хлопал глазами да морщился.
который быстро постреливал глазами во все стороны, как будто еще надеялся
на спасение то ли от святых отцов, то ли от других молодых помощников,
почти таких же юных, как и Маркерий, только, наверное, приученных уже к
послушанию.
Стрижак без приглашения, поудобнее расположившись у костра и с видимым
нетерпением присматриваясь к кипящему котелку, поведал в подробностях,
выдуманных уже им самим, о том, что произошло, то есть должно было
произойти, по его мнению, между Маркерием и Воеводихой, для обрисовки
честности и благородства которой у Стрижака тоже нашлось достаточно
красноречия.
хлипкий Кирик скрипящим и нудным голосом, ни к кому, собственно, и не
обращаясь, начал говорить что-то, казалось, совсем несущественное, и никто
его словно бы и не слушал, но никто и не прерывал; игумен сонно покачивал
головой, наверное привыкший к рассказам Кирика; Стрижак чуточку удивленно
разинул рот, обнаружив неожиданно для себя человека куда более
осведомленного в Священном писании, а Маркерий в какой-то миг чуть было не
вскочил на ноги и не закричал: <Да ведь это же обо мне! Так и со мною
было!>
количество событий, охваченных в ней. Начиналось все от палестинских
пастухов-патриархов, от самого Авраама, его сына Исаака и от соперничества
сыновей Исаака - Исава волосатого и Якова, далее все сосредоточивается на
самом Якове и его многочисленных сыновьях, среди которых красотой и
хитростью отличался Иосиф, он донимал братьев своей хвастливостью и
предупредительностью перед отцом, за что братья возненавидели Иосифа,
бросили его в колодец, а потом, пожалев губить его душу, продали
странствующим купцам-израильтянам, которые и привезли Иосифа в Египет, где
его купил богатый вельможа Потифар, и, собственно, тут только и начинается
самая история, на которую натолкнуло Кирика отрывистое повествование
Стрижака про Маркерия и Воеводиху.
Потифар все, что имел, в руки Иосифа и не знал ничего в своем имуществе,
кроме хлеба, который ел. А поскольку Иосиф был весьма хорош собой, то
случилось так, что Иосиф приглянулся жене Потифара, и она сказала: <Ляг со
мною>. Он же не захотел изменить своему хозяину, который все ему доверил,
кроме жены своей. И случилось однажды, что вошел Иосиф в дом по делам, и
никого в то время там не было, и тогда схватила его за одежду жена
Потифара, говоря при этом: <Ложись со мною!> И оставил одежду свою Иосиф в
руках ее и спасся бегством...
сам бежал прочь, позвала слуг и закричала, что хотел насмеяться над ней...
Шилова Юлия
Круз Андрей
Лукин Евгений
Контровский Владимир
Афанасьев Роман
Орловский Гай Юлий