описан мистером Никербокером.}, бравый и широколицый, веселый, толстый
трубач-голландец, знаменитый своими могучими легкими и густыми бакенбардами.
Он, как утверждает история, извлекал из своего инструмента пронзительные
звуки такой мощи, что всем, до чьего слуха они доходили, казалось, будто
десять тысяч волынок зараз гнусавили изо всей силы. Его-то и избрал
знаменитый Кифт, как самого подходящего во всем мире человека, для того,
чтобы быть защитником Нового Амстердама и нести гарнизонную службу на его
укреплениях; он нисколько не сомневался, что музыкальный инструмент
Ван-Корлеара сыграет столь же действенную роль в войне, призывая к
наступлению, как и труба паладина Астольфо {2} или более классический рог
Алекто {3}. Любо было смотреть, как губернатор в восхищении щелкал пальцами
и суетился, когда его смелый трубач расхаживал по крепостному валу,
бесстрашно бросая звуки своей трубы в лицо всему свету, подобно тому, как
доблестный издатель отважно поносит все власти предержащие, - находясь по
другую сторону Атлантического океана.
крепости, он существенно укрепил ее также тем, что воздвиг грозную батарею
деревянных пушек, установил в центре высоченный флагшток, возвышавшийся над
всем городом, и, кроме того, построил огромную ветряную мельницу {4} на
одном из бастионов {* Де Фриз говорит, что эта ветряная мельница стояла на
юго-восточном бастионе; она, так же, как и флагшток, изображена на "Виде
Нового Амстердама" Юстуса Данкера, который я взял на себя смелость
предпослать истории мистера Никербокера. - Издатель.}. Конечно, последняя
была до некоторой степени новинкой в фортификационном искусстве, но, как я
уже упоминал, Кифт славился своими нововведениями и опытами; предания
утверждают, что он очень любил заниматься изобретениями в области механики,
создавал патентованные вертелы, приводимые в движение дымом, и телеги,
шедшие впереди лошадей; больше всего нравилось ему строить ветряные
мельницы, к которым он приобрел особое пристрастие в своем родном городе
Саардаме.
его приспешниками как доказательство его всеобъемлющей гениальности. Однако
не было недостатка и в злобных ворчунах, бранивших Кифта за то, что он
тратит свои умственные способности на всякие пустяки и посвящает вертелам и
ветряным мельницам то время, которое следовало бы использовать для более
важных забот о делах провинции. Больше того, они зашли даже так далеко, что
несколько раз намекали, будто у него вскружилась голова, и он на самом деле
решил управлять страной как своими мельницами - просто с помощью ветра! {5}
Таковы неблагодарность и злословие, всегда выпадающие на долю наших
просвещенных правителей.
такое состояние, чтобы он мог защищаться, жители продолжали пребывать в
большой тревоге и унынии. Но рок, который, по-видимому, всегда успевает в
самый последний момент бросить кость надежде, чтобы поддержать в живых ее
умирающий с голоду дух, в это время увенчал славой оружие Новых Нидерландов
в другом конце страны и таким образом укрепил поколебавшееся мужество
несчастных жителей. Если бы не это, трудно сказать, до чего дошли бы они в
своей безмерной скорби, "ибо печаль, - говорит глубокомысленный автор
жизнеописания семи защитников христианства, - подруга отчаяния, а отчаяние
пособник позорной смерти!"
разбойниками, причинившими за последнее время столько великих бед, следует,
в частности, упомянуть то, которое было основано на восточном берегу
Лонг-Айленда, в месте, названном из-за своих превосходных моллюсков
Устричной бухтой. Это вторжение нанесло удар в самое чувствительное место
провинции и вызвало сильное волнение в Новом Амстердаме.
известный нашим опытным физиологам. Это обстоятельство может быть объяснено
теми же причинами, о которых я уже упоминал в рассуждениях о тучных
олдерменах. Впрочем, оно широко известно, и из него мы видим, что самый
верный способ завоевать сердца миллионов людей - это кормить их как следует,
и что человек всегда бывает расположен льстить, угождать и служить другому,
если тот кормит его за свои счет. Такова одна из причин, почему у наших
богачей, часто устраивающих званые обеды, такое обилие искренних и преданных
друзей. Основываясь на том же положении, ловкие вожаки наших политических
партий обеспечивают себе любовь своих сторонников, щедро вознаграждая их
земными благами, и ловят на выборах голоса грубой черни, угощая ее боем
быков и бифштексами. В этом самом городе я знавал много людей, которые
приобрели значительный вес в обществе и пользовались большой
благосклонностью сограждан, хотя единственное, что могли сказать им в
похвалу, было: "Они давали хорошие обеды и держали прекрасные вина".
несомненностью следует, что все, что затрагивает одно, должно, в силу
симпатической связи, затронуть и другое. В равной мере бесспорно и то
обстоятельство, что из всех приношений желудку с наибольшей благодарностью
принимается черепокожное морское животное, именуемое натуралистами ostea, но
в просторечии известное под названием устрицы. И мои прожорливые сограждане
питали к ним такое большое почтение, что испокон веков посвящали им храмы на
каждой улице и в каждом переулке по всему нашему сытому городу. Поэтому
нельзя было ожидать, чтобы жители Нового Амстердама стерпели захват
Устричной бухты, изобиловавшей их любимым лакомством. Они могли извинить
оскорбление, нанесенное их чести, могли обойти молчанием даже убийство
нескольких граждан, но посягательство на кладовые великого города Нового
Амстердама и угроза желудкам его дородных бургомистров были слишком
серьезны, чтобы остаться неотомщенными. Весь совет единодушно сошелся на
том, что захватчики должны быть немедленно изгнаны силой оружия из Устричной
бухты и соседних с ней мест; с этой целью был отправлен отряд под
командованием некоего Стоффеля Бринкерхофа или Бринкерхоофда (то есть
Стоффеля, разбивающего головы), названного так потому, что он был человеком
великих подвигов, прославившимся по всей провинции Новые Нидерланды своим
искусством в обращении с дубиной, а ростом мог бы потягаться с Колбрандом,
знаменитым датским богатырем, убитым маленьким Гаем из Варвика {6}.
одним из тех бесхитростных офицеров, которые идут прямо вперед и выполняют
приказания, не кичась этим. Он не проявил особой быстроты в своем движении,
но упорно шагал через Ниневию и Вавилон, Иерихон и Патчог и через большой
город Куэг и различные другие некогда знаменитые города, которые с помощью
какого-то непостижимого волшебства, примененного янки, были странным образом
перенесены на Лонг-Айленд, пока, наконец, не прибыл к окрестностям Устричной
бухты.
Рыбой, Хэббакаком Сборщиком орехов, Дай Сдачи, Зираббебелем Казной,
Джонатаном Бездельником и Решительным Петухом! Услышав их имена, храбрый
Стоффель и в самом деле подумал, что весь Тощий парламент {7} был выпущен на
свободу, чтобы разбить его отряд. Обнаружив, однако, что это грозное войско
состояло просто из "лучших людей" поселения, вооруженных всего лишь своими
языками, и что они выступили навстречу ему с единственным намерением
вступить в словесную битву, он без особого труда сумел обратить их в бегство
и совершенно разрушил их поселение. Не тратя времени на то, чтобы тут же на
месте написать победную реляцию и таким образом дать врагу ускользнуть, пока
он будет обеспечивать себе лавры, как поступил бы более опытный генерал,
честный Стоффель думал только о том, чтобы поскорей завершить свое
предприятие и полностью изгнать янки с острова. Это трудное предприятие он
выполнил почти таким же образом, каким он привык гнать своих быков: когда
янки пустились наутек от него, он подтянул свои штаны и упорно зашагал за
ними; он непременно загнал бы их в море, если бы они не запросили пощады и
не согласились платить дань.
Чтобы угодить им еще больше, губернатор решил поразить их одним из тех
величественных зрелищ, широко известных в эпоху классической древности,
полное описание которых было вбито в его голову с помощью розог, когда он
был школьником в Гааге. Итак, он издал указ об устройстве триумфальной
встречи Стоффелю Бринкерхофу, торжественно вступившему в город верхом на
наррагансетском иноходце; перед победителем несли пять тыкв, которые,
подобно римским орлам {8}, служили врагам знаменами. Десять телег, груженных
устрицами, пятьсот бушелей уэтерсфилдского лука, сотня центнеров трески, две
бочки патоки и разные другие богатства были выставлены напоказ в качестве
военных трофеев и полученной от янки дани; а трех известных
фальшивомонетчиков, подделывавших манхаттанские кредитные билеты {* Здесь мы
имеем один из тех весьма обыкновенных анахронизмов, которые тут и там
попадаются на страницах этой, в остальном вполне достоверной истории. Как
можно было подделать манхаттанские кредитные билеты, когда в то время банки
в нашей стране были еще неизвестны и наши наивные прародители даже не
мечтали об этих неисчерпаемых источниках бумажных сокровищ. - Типографский
ученик.}, бросили в тюрьму в честь триумфа нашего героя. Процессию увеселяла
военная музыка, которой оглашала воздух труба Антони Ван-Корлеара, защитника
Нового Амстердама, сопровождаемая отборным оркестром из мальчишек и негров,
игравших на национальных инструментах, то есть стучавших чем-то вроде
кастаньет из кости и ракушек. Граждане с чистосердечной радостью поедали
военную добычу; каждый мужчина оказал честь победителю, от всей души
напившись ромом из Новой Англии, а ученый Вильгельмус Кифт, в мгновенном
порыве восторга и великодушия вспомнив, что у древних существовал обычай
устанавливать в честь победоносных генералов статуи в общественных местах,
издал всемилостивейший указ, по которому каждому владельцу таверны
разрешалось нарисовать на своей вывеске голову бесстрашного Стоффеля!
ГЛАВА IV
времена благоденствия. - Тревожные события на южных границах. - Как Вильям
Акунин Борис
Лукьяненко Сергей
Пехов Алексей
Посняков Андрей
Орлов Алекс
Шилова Юлия