которая мне помогла. Куда она делась?
x x x
милые прохладные местечки в холмах, местечки, чьи названия отдаются в ушах
бомбейцев детским смехом и нежными песнями любви, пробуждая воспоминания о
днях и ночах в зеленой тени лесов, о прогулках и беззаботности! В сухое
время перед сезоном дождей эти священные холмы словно парят в серебристой
волшебной дымке; а после муссонов, когда воздух прозрачен и чист, можно
встать, скажем, на Центральной высоте Матерана или на Холме одинокого дерева
и посреди этой сверхъестественной ясности проникнуть взглядом если не в
вечность, то хотя бы ненамного в будущее, на день или на два.
холмов и медлительность петляющих между них дорог пришлись весьма некстати.
У семьи был забронирован на эти дни номер в гостинице "Лорде сентрал" в
Матеране, и это означало, что они должны были сначала проехать двадцать миль
по ухабистой неухоженной дороге, а затем, оставив "бьюик" на попечение
Ханумана, пересесть на игрушечный поезд, ползущий вверх из Нерала через
"туннель одного поцелуя" и дальше - томительная двухчасовая поездка, во
время которой Аурора, смягчив свою обычную суровость, пичкала детей
сахарно-ореховыми конфетками, чтоб сидели тихо, в то время как мисс Джайя
мочила в кувшине с водой носовые платки, которые Аурора все время меняла на
лбу у ослабевшего Авраама.
добраться, чем до самого рая.
этой гостиницы было эмпирически доказуемо, а что касается небесного рая, то
на его существование в моей семье никогда особенно не закладывались... Поезд
пыхтел, взбираясь по узкоколейке все выше, розовые занавески на окнах вагона
первого класса развевались от ветра, и наконец он остановился, и обезьяны,
свесившись с крыши, попытались украсть через окно сладости у опешивших
девочек Зогойби. Здесь дорога кончалась; и в ту ночь в комнате "Господней
центральной", где вдруг сильно запахло специями и на стенах сидели
внимательные ящерицы, - там, на скрипучей пружинной постели под медленными
взмахами потолочного вентилятора Аурора Зогойби ласкала мужнино тело, пока
жизнь не вернулась в него полностью; и четыре с половиной месяца спустя, в
первый день 1957 года, она родила своего четвертого и последнего ребенка.
роду. И еще одно. Есть еще одно обстоятельство; можно назвать его
исполнением желания. Можно - местью мертвой старухи. Я - тот ребенок, на
отсутствие которого Аурора Зогойби жаловалась на ступенях, ведущих к пещерам
Лонавла. Это мой секрет, и после всех этих лет все, что я могу сделать, -
это открыть его, и плевать мне на то, как это прозвучит.
где-то нажал кнопку FF или, может быть, х2. Читатель, слушай меня
внимательно, не пропускай ни единого слова, ибо то, что я сейчас пишу, -
простая и буквальная истина. Я, Мораиш Зогойби, прозванный Мавром, в
наказание за грехи мои, за неисчислимые грехи мои, по вине моей, по
прискорбной вине моей живу с двойной скоростью.
расспрашивать администратора гостиницы, услышала в ответ, что, насколько он
знает, в районе пещер Лонавла грибы никогда не росли и не продавались.
Старуху -птичий потрох, пошел в ад - больше так и не видели.
буквально перевести как "бомбейская заря".
своими древними пещерными храмами; elephant на ряде европейских языков
означает "слон".
произошло его название.
индуистской мифологии, отец Ганеши.
Ганди в 1930 году в знак протеста против монополии англичан на соль.
кинозвезда.
Радха - главная из множества его возлюбленных.
словами: "Ини, Мини, Майни, My, поймай обезьянку за палец ноги". "My" по
звучанию близко к Moor [mue] (англ)- мавр.
10
иного пространственно-временного конуса, рос и развивался вдвое быстрее, чем
наша древняя Земля и все живущие на ней растения и существа. Четыре с
половиной месяца от зачатия до рождения - можно ли удивляться, что из-за
этой сверхскоростной эволюции беременность моей матери была неимоверно
тяжкой? Рисуя себе в воображении, как стремительно раздается ее матка, я не
могу сравнить это ни с чем, кроме как с кинематографическим спецэффектом, -
словно из-за какой-то дважды нажатой генетической кнопки вся ее биохимия
сошла с катушек и принялась накачивать ее протестующее тело с такой яростью,
что признаки моего ускоренного созревания были видны невооруженному глазу.
Зачатый на одном холме и рожденный на другом, я достиг размеров горы, когда
мне полагалось быть еще камешком... итак, я хочу сказать, что хотя вне
всяких сомнений я был зачат именно в матеранской гостинице "Лорде сентрал",
столь же неоспоримо то, что, когда малыш Гаргантюа Зогойби сделал свой
первый удивленный вдох в родильном отделении высшего класса при монастыре
сестер Девы Марии Благодатной на Алтамонт-роуд в Бомбее, степень его
физического развития была столь высока -достаточно сказать, что его
продвижению по родовым путям немало препятствовала щедрая эрекция, - что ни
у кого в здравом уме язык не повернулся бы назвать его полуфабрикатом.
мокроте и слизи - это было для меня чересчур долго. С самого начала -
верней, еще до всякого начала - я понимал, что мне нельзя терять времени.
Торопясь взамен схлынувших вод обрести наконец желанный воздух, но
задержавшись близ устья Ауроры из-за довольно-таки милитаристского поведения
моего мужского отростка, надумавшего в этот торжественный момент встать по
стойке "смирно", я решил дать людям знать о настоятельности моих нужд и
испустил мощный бычий рев. Аурора, до которой мои первые звуки донеслись
изнутри ее собственного тела и которая чувствовала неимоверный размер того,
что собиралось народиться на свет, испытывала одновременно страх и
благоговение; но дара речи, разумеется, не лишилась.
католической акушерке, которая выглядела так, словно услышала глас из
преисподней, - мне кажется, сестрица, у нас появится My.
повести.
миновавшего, - отрезка жизни, исторической эпохи, идеи цивилизации, зигзага
во вращательном движении бесстрастной Вселенной. "Тысячелетья, как единый
миг, - поют в соборе святого Фомы, обращаясь к Богу, которого, без сомнения,
нет, - перед Твоими протекли очами"; так что мне, о всеблагой читатель,
остается только сказать, что я тоже миновал слишком быстро. Существование с
удвоенной скоростью позволяет прожить лишь полжизни. "И отошли, как ночи
темный лик пред жаркими рассветными лучами".
непорядок в ДНК - и все дела. Сбой в основной программе, приведший к
образованию слишком большого числа короткоживущих клеток. В Бомбее, в моем
родном городе лачуг и небоскребов мы можем считать, что находимся на вершине
цивилизации, но это верно лишь наверху, среди стекла и бетона наших
рассудков. Там, внизу, в трущобах наших тел мы подвержены самым уродливым
уродствам, самым заразным заразам, самым бедственным бедам. Сколько бы
домашних кошечек мы ни завели в наших блещущих чистотой, вознесенных в
небеса апартаментах, они ничего не смогут поделать с крысами, кишащими в
кровеносных клоаках.
двух нестабильных элементов, то полужизнь - вероятно, лучшее, на что можно
рассчитывать. От родильной палаты в Бомбее до архитектурного каприза в
Бененхели мое путешествие по жизни продлилось всего тридцать шесть
календарных лет. И во что превратился за это время младенец-гигант? В
зеркалах Бененхели отражается изможденный тип с волосами столь же белыми,
истончившимися, извилистыми и путаными, как давно истлевшие пряди его
прабабушки Эпифании. Лицо - вытянутое и исхудалое, долговязое тело не
сохранило ничего от прежнего неторопливого изящества движений. Профиль из
орлиного превратился в мерзко-клювастый, по-женски полные губы стали такими
же худосочными, как поредевшая растительность на голове. Полы старого
коричневого кожаного пальто, под которым заляпанная краской ковбойка и
бесформенные вельветовые брюки, болтаются сзади, как сломанные крылья.
Правда, этот сухой костлявый старикан с цыплячьей шеей и грудью ухитрился
сохранить примечательную прямизну осанки (я всегда с легкостью мог идти,
поставив на голову кувшин с молоком); но если бы вам показали его и
попросили угадать возраст, вы бы ответили, что ему в самый раз будут
кресло-качалка, мягкая пища и закатанные брюки, что его пора отпустить
Суворов Виктор
Афанасьев Роман
Херберт Фрэнк
Перумов Ник
Каменистый Артем
Сертаков Виталий