- "В стране льда и ночи", потом "Лоции Карского моря" и другие. В общем,
книг было немного, но все до одной интересные. Очень хотелось попросить
что-нибудь почитать, но я, разумеется, прекрасно понимал, что это
неудобно. Поэтому я удивился, когда Катя вдруг сказала:
доверие, а принялся, не теряя времени, отбирать книги. Ужасно хотелось
взять все, но это было невозможно, и я отобрал штук пять. Среди них была,
между прочим, брошюра самого капитана. Она называлась: "Причины гибели
экспедиции Грили".
Николая Антоныча: в это время всегда происходило заседание педагогического
совета. Но, должно быть, заседание отменили, потому что он вернулся домой.
Мы с Катей так заболтались, что не слышали звонка, и вдруг в соседней
комнате раздались шаги и солидный кашель. Катя нахмурилась и захлопнула
дверь.
пороге.
сказал он. - Тебе пора отвыкать от этих привычек...
прищурил глаза и кивнул. Я тоже кивнул.
Антоныч. - И одной из движущих сил этого общества является чувство
уважения друг к другу, Ведь ты же знаешь, Катюша, что я не выношу громкого
хлопанья дверьми. Остается подумать, что ты сделала это нарочно. Но я не
хочу этого думать, да, не хочу...
Но прежде, помнится, он не осмеливался так разговаривать с ней.
Кроме того, все время, пока Николай Антоныч говорил, Катя стояла спиной к
столу, на котором лежали книги. Он ничего не заметил. Но я-то понял, в чем
дело: он не должен знать, что она позволила мне взять эти книги.
что я не ушел в ту же минуту! Я замешкался, прощаясь с Катей, и Николай
Антоныч вернулся.
Ты, без сомнения, отлично знаешь, что я желаю тебе добра и как человек, и
как педагог.
воздух.
Но ты - дочь моего покойного любимого брата. Ты дочь человека, которому я
пожертвовал всем - не только всем своим достоянием, но, можно сказать, и
самой жизнью.
брату все больше и больше. Прежде речь шла только о поддержке, "как
нравственной, так и материальной". Теперь, оказывается, он отдал ему всю
жизнь.
повторять тебе одно и то же, Катюша! Я устал после трудового дня, я имею
право на отдых, а вот, видишь же, говорю, с тобой, стараюсь внушить тебе
то, что ты давно должна была усвоить сама как по возрасту, так и по
развитию.
книг. Поэтому я сел. Я вовсе не думал его обидеть, а просто устал стоять.
Но он обозлился.
одну известную римскую поговорку: "Скажи мне, кто твой друг, и я скажу,
кто ты". Если ты считаешь возможным водить дружбу с человеком, которому не
приходит в голову, что, прежде чем сесть, он должен предложить стул своему
педагогу, тогда...
его обидеть. Но тут не выдержала Катя.
быть, даже за дверью, потому что, как только Катя сказала это, она сейчас
же вошла и захлопотала, захлопотала. Молоко вскипело, не хочет ли Николай
Антоныч кофе? А то она только что с базара пришла и до обеда далеко...
Похоже было, что ей не в первый раз приходится прекращать эти - ссоры!
Катя слушала ее, упрямо опустивголову, Николай Антоныч - вежливо, но
снисходительно...
тяжелым чувством. Мне было жаль их - Марью Васильевну, старушку и Катю,
Перемены в Доме Татариновых ужасно не понравились мне.
заниматься, а не холить на каток или в гости. По некоторым предметам я шел
хорошо, например, по математике и географии. А по некоторым - довольно
плохо, например, по литературе.
школа называла Лихосел. Он всегда ходил в кубанской шапке, и мы рисовали
эту шапку на доске и в ней проекцией - ослиные уши. Лихо меня не любил и
вот по каким причинам. Во-первых, он однажды диктовал что-то и сказал:
"Обстрактно". Я поправил его, мы заспорили, и я предложил запросить
Академию наук. Он обиделся.
статей - прочтет критику и спишет. А а так не любил. Я сперва писал
сочинение, а потом читал критику. Вот это-то и не нравилось Лихо! Он
надписывал: "Претензия на оригинальничанье. Слабо!" Он, разумеется, хотел
сказать - на оригинальность. Кто же станет претендовать на
оригинальничанье? Словом, я боялся, что по литературе у меня в году будет
"плохо".
тем, из которых самой интересной показалась мне "Крестьянство в
послеоктябрьской литературе". Я принялся за нее с жаром, но скоро остыл
возможно, что из-за книг, которые дала мне Катя. После этих книг мое
сочинение начинало казаться мне дьявольски скучным.
Катиного отца, полярного капитана, без вести пропавшего среди снега и
льда, как пропали Франклин, Андрэ и другие.
были пометки, некоторые строчки подчеркнуты, на полях вопросительные и
восклицательные знаки. То капитан был "совершенно согласен", то
"совершенно не согласен". Он спорил с Нансеном - это меня поразило. Он
упрекал его в том, что, не дойдя до полюса каких-нибудь четырехсот
километров, Нансен повернул к земле. На карте, приложенной к книге
Нансена, крайняя северная точка его дрейфя была обведена красным
карандашом. Видимо, эта мысль очень занимала капитана, потому что он
неоднократно возвращался к ней на полях других книг. "Лед сам решит
задачу", - было написано вдоль одной страницы. Я перевернул ее - и вдруг
листок пожелтевшей бумаги выпал из книги. Он был исписан тою же рукой. Вот
он:
ее, несмотря на суровую могилу, которую путешественники по большей части
там находили, сделалось сплошным национальным состязанием. В этом
состязании участвовали почти все цивилизованные страны, и только не было
русских, а между тем горячие порывы у русских людей к открытию Северного
полюса проявлялись еще во времена Ломоносова и не угасли до сих пор.
Амундсен желает, во что бы то ни стало оставить за Норвегией честь
открытия Северного полюса, а мы пойдем в этом году и докажем всему миру,
что и русские способны на этот подвиг".
обороте стояла надпись: "Начальнику Главного гидрографического
управления", и дата: "17 апреля 1911 года".
возможно дальше на север с дрейфующим льдом, а потом добраться до полюса
на собаках. По привычке, я подсчитал, во сколько раз быстрее он долетел бы
до полюса на самолете.
из Петербурга во Владивосток. При чем же здесь Северный полюс?
Кате: